Волчица и вопрос веры

— Огонь-девка, — хозяин мотеля украдкой подмигнул стажеру. — Но смотри, огонь в руках удержать сложно.

И ушел внутрь. А часом позже охотничий “Унимог” выкатился с гравийной стоянки “Арарата”, увозя стажерову задницу к новым приключениям. Не то, чтобы стажер их вовсе не хотел: круто будет привезти шкуру каменного варана, девушке на сапожки, отменный подарок. Только бы определиться, какой из девушек? Знакомых много!

Стажер не понял, что сработало раньше. То ли боковое зрение, то ли вбитые тренировками рефлексы. Пулемет он развернул быстро, едва не втопил кнопку спуска — все же удержался. Взял ночной бинокль, висевший на груди, присмотрелся. Нет, пожалуй, это антилопы. Ночью, конечно, и антилопы спать предпочитают, но в саванне хватает любителей ухватить за бочок. Гиена подгребла на шорох, к примеру. А может, и не гиена — почудилось зверям что, вот и шумят... Да, антилопы: характерные прыжки, в ночнике как белый платок машет.

Стажер вернул пулемет в исходное, продолжая идти по секторам обзора.

А в точке, на которую он только что смотрел, в промоине, мужчина постарше врезал здоровенного леща мужчине помладше:

— Ты что, мудень, раньше не видел егерей? Или ты думаешь, очло тупое, охотник тебя не почует? Я тебе что велел? Не высовываться! Утром дрон подымем, следить будем. Как у тебя, козло*ба, ума хватило прямым взглядом пялиться? Нишкни, тупорылое угребище, обратно сюда глядит!

Дождавшись, пока вахтенный отвернется в другую сторону, старший продолжил воспитательную работу:

— Хасан мудрый, но мы наш интерес не должны забывать. Убить много ума не надо. Живыми возьмем, людей я знаю, кому продать, наколки есть. Мальчику... — тут боевик расплылся в ухмылке, — тоже применение найдем.

— Тут не Ханкала, — шепотом возразил молодой, отплевавшись от глины и переждав очередной взгляд вахтенного. — Приказано убить, давай, я его сейчас из бесшумки сниму, пока не смотрит!

— А достанешь? Близко я тебя не пущу. Стреляй с восьмиста! Иначе охотники нас увидят. Сразу конец.

— Э! Я лучший стрелок у Хасана. Ты не достанешь. Я достану.

— Письку свою достань, подергай и обратно поставь. Я старший, я перед Хасаном отвечу. Брать их по свету надо. Живыми, обязательно. Мальчика спросить надо. Кто его послал, зачем. Что знают они, что не знают. Сведения Хасану больше нужны, чем тело. А нам деньги... Нишкни!

Вахтенный еще раз прошелся монокуляром по промоине — но расстояние все же было велико, на лежащих были теплоизолирующие накидки, а земля не остыла даже сейчас, перед рассветом. Даже при взгляде в очень хороший монокуляр, с расстояния в полкилометра лежка боевиков ничем совершенно не отличалась от лежки антилоп. Охотники, правда, возили тепловизор, который распознал бы снайпера с дистанции в милю. Но пользовались настолько чутким и капризным прибором только при ночной охоте на крупного зверя, и то стараясь лишний раз не распаковывать.

Так что вахтенный спокойно дождался рассвета. На подозрительное русло Сазонов поглядывал чаще обычного. Там не происходило никакого движения. А утром, по свету, Максимиллиан туда не пошел. На прошлой ночевке так сунулся проверять — нашел только клочки шерсти, кровь да обглоданные кости. “Гиена ночевала,” — пояснил младший Ван Ритмеер. — “Кушала. Вот бы ты пришел, еще бы кушала. Второй завтрак, ja.” Остолбеневший стажер только и нашелся ответить: “Я бы уже не влез, она же сытая была.” Охотник улыбнулся: “Так она друзей может позвать. Слышал, наверное?”

Еще бы не слышал, на каждой ночевке воют. И почти рядом, и поодаль, и совсем далеко, на пределе слышимости. Как линия ретрансляторов, связь безо всякой рации...

* * *

Рация брызнула деталями и желтыми едкими шариками кислоты из аккумулятора. Дальше тяжелая пуля выломила кусок из тоненькой перегородки между закутком радиста и местом штурмана, с искрами прошла вдоль потолочной балки, на остатках энергии ткнулась в сэндвич-панель наружной стены фургона — и там, наконец, успокоилась.

При стрельбе на большом расстоянии у хорошего, быстрого стрелка есть временная фора. Пара секунд после первого выстрела, пока звуковая волна еще не достигла противника, и время на его реакцию, которое зависит от выучки и нервов. Поэтому два гарантированных поражения у хорошего снайпера есть почти всегда.

Но и старший Ван Ритмеер, крутивший баранку, знал это прекрасно. Вдавив полный газ, он пригнулся, насколько мог — и следующая пуля, осыпав его кусками лобового стекла, пронеслась мимо седого виска.

— Дым!

Стажер уже выпихивал из люка шашки с выдернутыми кольцами. Шашки гремели по крыше фургона, падали у самых колес. По-хорошему, их бы кидать подальше в направлении снайпера, но Максимиллиан боялся показываться в люке: башенка прикрывала только пулеметчика, и то не слишком плотно.

Их противник использовал свое первое гарантированное попадание не в Клааса за пулеметом, не в Ханса за рулем. Выбили рацию.

— Это из наших бывших клиентов, — сказал Ханс, быстро натягивая бронежилет и толкая к стажеру такой же. Стажер подтянул жилет, влез в него и принялся застегивать боковые липучки, отчаянно матерясь шепотом. Надо было высадить в подозрительное место хоть пару очередей! Чувствовал же! Ночью его не просто так дернуло, было что-то в промоине. Лучше бы и правда гиена!

— ... Ездил с нами, знает, где рация стоит.

Следующий выстрел был в мотор, под кабину — но яркие искры рикошета от бронепластины и ухмылка Ханса показали, что тут злодеям не повезло. Тем временем Клаас, похоже, увидел цель в прикрученную к “Браунингу” оптику и дал пару коротких очередей.

Тут с противоположной стороны, из небольшой ямки шагах в двадцати от фургона, поднялся человек в камуфляже — стажер увидел его в окно, и, раньше, чем сообразил, что делает, влепил ему прямо в корпус, на половину рожка. Бандит сложился пополам и ушел вниз, точно как опускная мишень.

— Засада, — констатировал Ханс. — Nicht gut.

Максимиллиан прислонился к углу койки — боль под ребром чуть отрезвила парня. Нет, он же демидовский егерь! Его же готовили! На охоте россомахи сто раз убить могли, злопамятные они, приставучие... И не впервой так просыпаться от выстрелов.

А все-таки в людей стрелять противно.

Ханс похлопал стажера между лопаток:

— Gut, Максимиллиан, Gut. Если бы не ты, этот sheissedreck убил бы Клааса точно в спину. Толково. Мы ищем, где снайпер, мы повернулись на восток — а этот shweinehund на выбор стреляет нам в спину.

— Меня учили... — выдохнул стажер, — типовая ситуация для засады. Я туда сразу начал смотреть. Только зачем он поднимался?

— Слишком близко. Лежа он Клааса не видел, не доставал.

— Он был один?

— Сам видишь, больше с этой стороны выстрелов нет, — Ханс протянул маленькую фляжку:

— Глотни. Возьми уже себя в руки. Один подвиг для егеря мало.

Стажер посмотрел на сумку. В сумке пластиковый чемоданчик, в чемоданчике радиомаяк, выданный разведуправлением как раз на такой случай. Может, пора?

Еще один выстрел звякнул о щитки пулеметной башенки. Клаас выругался. Наверху опять ударил “Браунинг” — сочно, гулко, как в барабан. Ханс прижал к уху гарнитуру, послушал с минуту. Стажер все так же стриг взглядом западную сторону. Наконец, старший Ван Ритмеер объяснил:

— Клаас их видит. Но далеко. Машина... Кажется, “Хаммер”. Два или три человека. Снайпер у них не прятался, с упора стрелял. Клаас попал ему в сошки — чисто случайно. Почти миля, трудно попасть... Все, дым пошел. Мы в дыму. Теперь они проиграли. Дым заметит патруль. Скоро прилетят.

Стажер вернул не пригодившуюся фляжку:

— Спасибо. Потом.

И опять покосился на радиомаяк в сумке.

Ханс прошел в кабину и отвел грузовик метров на пятьдесят назад от пристрелянного места, по собственной колее. Во-первых, туда сносило дым северным ветром; а во-вторых, если бандиты точно угадали, где посадить стрелка, то могли сообразить и заминировать проезд, как впереди, так и по бокам.

— Ханс?

— Да?

— Я ночью в промоине что-то... Не видел, не слышал... Так, померещилось.

— Почувствовал, ja?

— Да. Но подумал: гиена. И не стал будить никого, и стрелять не стал.

— Максимиллиан, зачем ты им живой? Смотри, они первым выстрелом не убили ни водителя, ни пулеметчика. Главное для них было — выбить связь. Настолько важно, что теперь они проиграют.

— У меня в сумке аварийный радиомаяк. Вот здесь, — Максимиллиан для наглядности потряс пластиковый чемоданчик. — Если что, берите.

— Gut.

Стажер продолжил:

— Не знаю. Мне выйти обыскать этого... В засаде который был?

— Rauberitter, ja. Потом. Сначала... — и Ханс опять приник ухом к гарнитуре. Клаас ругался в башенке над головами, так удивленно и громко, что стажер все слышал безо всякой радиосвязи:

— ... Почему они не уезжают? Чего ждут? Sheise, их кто-то догнал! О, вот это kowboy! О, нет, это уже kazak! Сабля! Брат, он их настоящей саблей рубит! Как в кино!

Ханс опрометью кинулся за руль и погнал тяжелый грузовик прямо к месту боя — настолько прямо, насколько это позволяли саванна и хваленый опыт Ван Ритмееров. К моменту прибытия все было кончено. Внезапно нарисовавшийся за спинами наездник застрелил снайпера в затылок, срубил его напарника — тот пробовал защититься автоматом; непонятно, почему не стрелял? Конник обошел автомат привычным движением и располосовал бандиту шею. Водитель “Хаммера”, видимо, пал жертвой раздумий. Пока он соображал, застрелить нападающего или задавить двухтонной машиной, всадник закинул в открытый люк “Хаммера” гранату, на чем все и закончилось.

Пока охотники ворочали тела нападавших — один европеец, второй горячий латинский парень, в машине за рулем вообще негр; полный интернационал, как на советских плакатах — Максимиллиан думал. Это ведь и правда за ним. И уже второй раз именно его спасает внезапная кавалерия из-за холмов. Ну, с рогачом помог справиться джип и крепыш в нем, владелец слонобойки невообразимого калибра. Не суть.

— Там, за мной, еще их машины, — сказал наездник на понятном английском. Акцент, конечно, был жуткий — но в Новой Земле это как раз неудивительно.

Мужчина в седле выглядел колоритно — и неотсюдно. Стажер видел много техасских ковбоев, конную полицию, да и просто наездников. Резкие черты лица, густой загар, крепкие руки, непонятного цвета глаза, умелая посадка... Не то, не в этом чуждость. Рубашка-брюки-сапоги кавалерийские, с острым носком под стремя. Шпоры простенькие, ни колесика, ни звездочки. Клетчатый платок от пыли? Но дыхание берегут все наездники, платок не великая особенность. Вот сабля — это, пожалуй, да. Стажер о мастерах клинка до сих пор даже не слышал, не то, чтобы вживую увидеть. И даже в Разведуправлении о сабельных бойцах никаких сведений не было.

С другой стороны, мало ли сюда перебралось фанатов родной и неродной истории? В испанском городе Виго не только строят корабли, но и восстановили корриду во всем ее кровавом блеске. А для корриды нужен пикадор, то бишь, всадник, хорошо владеющий холодным оружием. Вполне может оказаться из тех парней, что десять лет назад пришли сюда реконструкторским клубом — и выжили где-то в глуши, победив собственную наивность.

Конь под спасителем гнедой, рослый. Насколько разбирался стажер, уставшим зверь не выглядит. Седло, при нем объемные сумки толстой кожи... И две кобуры под большие револьверы, каждый со стволом чуть не в локоть. Вспоминай, был же курс истории, у такого, учено говоря, “оружейного комплекса”, есть название...

Пока стажер ворошил память, буры ворошили карманы бандитов и покидали все находки в прорезиненый мешок. После чего Клаас опять взлетел в башенку, к пулемету, а Ханс забросил мешок на полку фургона, подошел к спасителю и коротко поклонился, словно бы козырнул:

— Господин... Мы обязаны вам жизнью. Вам нужна помощь? Могу я предложить вам патроны, воду, пищу, одежду или что-то еще?

— Сначала вы должны знать, что за вами еще две такие же машины, — всадник постучал “Хаммер” каблуком по крыше. — Не знаю, чем вы им не угодили. Но, по-моему, помогать надо тем, кто попал в засаду — а не тем, кто ее ставил.

Ханс коротко и внимательно поглядел на стажера, но промолчал. Максимиллиан ответил ему кивком: понимаю, мол. Но поговорим наедине. Тут уже кивнул Ханс.

— ... Мне случалось и попадать в засады и устраивать их, — закончил фразу наездник. Старший Ван Ритмеер положил руки на пояс:

— Мы благодарим вас за помощь. Вам причитается награда, вы знаете об этом? За каждую голову дорожного бандита по тысяче золотых... Тебе, Максимиллиан, кстати, тоже. И еще Клаас должен тебе шнапс. Я прослежу, чтобы младший не зажал.

Всадник улыбнулся; конь переступил крепкими лохматыми ногами. Наездник откинулся на седле, вытащил из сумки горсть здоровенных блестящих патронов, которые принялся деловито запихивать в гнезда патронташа.

— Награда — это хорошо, кто спорит. Но... — и махнул свободной рукой, — Езжайте. Пройти через меня им дорого встанет. У них эти ваши... Трещотки, — пыльный кавалерийский сапог указал на “калашников” стажера. — У меня против них дальность почти вдвое. Конечно, форт штурмовать или там в лесу, нос к носу, может, оно и хорошо. Но тут...

— Почему вы нам помогаете? — не мог стажер этого не спросить. В конце-то концов, человек подставляет голову — ради чего?

— Долг на мне, — без улыбки ответил всадник. — Большой долг. Лучше не спрашивайте. И не беспокойтесь, мне не нужна долгая жизнь.

Откуда взялся этот наездник? Спросить у него документы? Спорим на оставшися два рожка, что у него документов нет! Именно нет, как не было у тех, мутных, на яхте “Аглая” в порту Билокси. Выяснять, расспрашивать? Но это задержка, погоня все ближе. Двинуться по следу? Но след пока только возможность, не превратившаяся ни во что реальное. А человек... Живой. И непонятный. Второй раз кто-то помогает. Или это та самая поддержка от Разведуправления, которая положена новичку? Да нет, бред. Разведуправление бы самолет прислало с отделением егерей из первого батальона.

Как обосновать? Чем обосновать?

Кровью воняет, солнце жарит, как нанятое, ветер пыль несет — где-то же нашел, царевич Елисей, мать его... За что уцепиться? Что придумать? Что спросить?

И потом, дела прокурорские — одно. А есть же тактическая ситуация. Если прямо сейчас не подсуетиться, она разовьется в полную задницу. Вон, даже Ханс чешет дубленый затылок:

— Нас только четверо. А там две машины, это восемь стволов, не меньше. И мы не армия — играть с ними в жмурки по всей саванне.

— Но и ехать спокойно такой хвост не даст, — стажер тоже поскреб шею. — Ханс, далеко нам еще?

— Не очень, — сказал Ван Ритмеер. — Через два часа будет сложный брод, потом где-то полдня езды. Ты хочешь сказать, что у нас не выйдет оторваться, и надо их...?

— Брод... — стажер улыбнулся. Посмотрел на всадника снизу вверх — против южного светлого неба тот смотрелся черной вырезной фигуркой, плоским силуэтом — и ощутил, как собственными руками отсекает нить... К чему?