Последний приют для девственниц

Слишком стара. Замужем, если верить кольцу и возрасту. Говорит по телефону о своих детях. Движется так, что не может быть девственницей, достаточно только посмотреть на бедра. Не менее часа она потратила на то, чтобы найти свою соперницу, свою преемницу. Она замерзла, устала, голова ее кружилась и тогда она заметила худую темноволосую девушку, сидящую в пустом коридоре на светло-зеленом диване.

Тем утром на стенах появились клетки. Некоторые из них были пусты, в других растерянно прыгали, изредка чирикая, издавая истеричные вопли маленькие, переливающиеся птички с изумрудными и синими клювами.

В этом коротком коридоре все клетки были пусты.

Девушка сидела, поджав к груди ноги в синих тренировочных брюках, неморгающим взором рассматривая клетку на стене противоположной стене.

Остановившись, прислонившись к стене, наклонив голову, Ирина долго рассматривала ее. Она вполне могла быть девственницей. Ей едва ли было больше двадцати лет, она казалась слишком неуверенной в себе, во взгляде ее серых глаз таилась потаенная, тщательно скрываемая посредственность, желавшая представлять себя таинственной хрупкостью. Она казалась далекой от мыслей, слишком погруженной в себя и поверхностной одновременно и все это вполне соответствовало тем представлениям о невинности, каковые имелись у Ирины.

Опустившись на диван напротив незнакомки, она сидела, сложив на коленях руки, выпрямив спину и пристально глядя на нее.

Коридор был тих и безлюден, только ветер свистел в щелях рассохшегося окна и холодное его дуновение приходило к ним, касаясь их щек и волос погребальным поцелуем.

— Синцитий уже приходил к тебе? — Ирина наклонилась вперед, волосы, разделенные прямым пробором, качнулись и рассыпались, почти закрывая лицо.

— Что? — девушка вздрогнула, отвлекла взор от пустой клетки, медленно перевела его на сидевшую напротив.

— Ты уже встречалась с нашим принцем?

Наклонив голову, она внимательно всматривалась в Ирину с легким пренебрежительным недоверием, подозревая в ней безумие и пустоту.

— Я не понимаю о чем ты.

— Ты девственница? — она напряглась, глядя на незнакомку, представляя ее под своим принцем,

Девушка смутилась и отвела взгляд. Мгновение она сидела, опустив голову, почти касаясь лбом коленей, потом повернулась к окну и направила вдаль взгляд сосредоточенный и недовольный, напряженный и воинственный, как будто высматривала за мутным стеклом своего самого давнего, самого любимого врага.

— Почему тебе это интересно?

Отвратительная, свойственная когда-то и ей привычка избегать ответа на вопрос о невинности, столь свойственная девушкам до определенного возраста, после которого любая более или менее привлекательная женщина уже не должна оставаться без мужчины, теперь вызывала у нее тошнотворную злость.

— Это единственное, что может быть интересно.

Некоторое время они молчали, глядя друг на друга. Ирина вспоминала своего принца, полагая, что ему никогда не было холодно, а незнакомка смотрела в окно сощуренными глазами.

— Как ты оказалась здесь? — Ирина откинулась на спинку дивана, пряча ладони под собой и чувствуя, что если девушка не ответит и на этот вопрос, то будет без промедления сочтена угрозой.

— Я наглоталась таблеток.

— Ты хотела покончить с собой? — она подалась вперед, впервые встретив самоубийцу, внимательно вглядываясь в нее, пытаясь найти в ней некие отличительные признаки, обнаружить нечто, отсутствующее в других людях, никогда и не помышлявших о том, чтобы добровольно унизить все иллюзии свои.

Она кивнула, пытливо посмотрела на Ирину, но та молчала, вспоминая, что ни разу за всю ее жизнь мысль о том, чтобы совершить самоубийство не коснулась ее.

— Мой...-девушка вздохнула, — Жених заинтересовался моей подругой.

— Он переспал с ней? — от мысли о таком прекрасном и удивительном, никогда еще не пережитом ею и потому кажущимся чудесным, способным открыть неведомое явлении, у нее перехватило дыхание.

— Он написал ей письмо.

— И все? — тоскливое разочарование исказило губы Ирины.

Она кивнула.

Ирина рассмеялась. Она чувствовала себя едва ли не счастливой. То, что у этой девушки был жених, которому она придавала такое значение делало невозможным ее невинность. И, конечно же, ей было просто смешно от чужой наивной и раболепной глупости.

— Как тебя зовут? — она расслабилась, ей стало намного теплее.

— Елена.

Это имя показалось ей мерзким, слишком простым и осмысленным для того, чтобы быть именем.

— Ты кого-то ждешь здесь?

Она кивнула, она делала это с такой готовностью, с такой привычной резкостью, что казалось, будто это было приятно ей, было любимым ее действием, навязчивым жестом.

Медленно поднявшись, Елена подошла к Ирине и села рядом с ней.

— Я жду хирурга, — прошептала она, оглядевшись и убедившись, что никто не может их подслушать.

Ирина бросила быстрый взгляд на запястья девушки, вспомнив, что некоторые самоубийцы используют одновременно несколько методов, опасаясь, что одного может быть недостаточно. На ее запястьях не было шрамов или повязок.

— Тебе будут делать операцию? — она смущенно отвела глаза, опасаясь некоего невидимого смертельного заболевания или скрытой травмы.

Елена кивнула.

— Какую?

— Я снова стану девственницей, — она гордилась этим также, как другие девушки — увеличенной посредством силикона грудью.

Ирина резко вздохнула, выпрямившись, пальцы ее вонзились в сиденье дивана.

Сочтя это признаком восторга, Елена схватила ее за руку.

— Тебя тоже могут вернуть. Этот доктор...он готов сделать это со всеми нами.

Дверь кабинета в стене перед ними открылась и пожилой, полноватый мужчина в белом халате выглянул в коридор, бесчувственно улыбаясь и поправляя маленькие, в стальной оправе очки.

— Елена! — он махнул рукой, подзывая ее.

Вскочив, она радостно подбежала к нему, приподнялась на носочках, поцеловала его в щеку.

— Вы тоже ко мне? — обнимая ее за талию, он смотрел на Ирину, сощурив глаза и она чувствовала, что ее грудь привлекает его больше всего.

— Нет. — она покачала головой, поднялась и, отвернувшись, быстро направилась прочь от них по коридору. Ей показалось, что она услышала за спиной девичий смех и мужскую усмешку и от этого кулаки ее сжались. Только мысль о том, что у нее все еще оставалось восемь пуль успокоила ее.

Преисполненная униженной злости, она вернулась в холл, где села напротив заполнявшей бумаги медсестры и, вжавшись в мягкое кресло, наклонив голову так, чтобы спрятаться в тени собственных волос, отдалась печальным мыслям. Любая из женщин, которую она видела, каждая, находившаяся здесь, могла быть следующей, кого познает принц. Независимо от возраста, замужества, наличия детей, они могли снова стать девственницами и ощутить в себе его плоть. Она понимала, что те, кто выбирает для него женщин едва ли руководствуются красотой или молодостью, когда выносят решение и это раздражало ее, казалось ей величайшей несправедливостью. Мимо нее, переваливаясь, прошла женщина лет сорока с крашеными рыжими волосами, одетая в синий выцветший халат и Ирину сотрясла холодная дрожь при одной мысли, что ее принц может возлечь на это дряблое старое тело. Быть может, он уже делал это, но она удержалась от порыва подойти к женщине и спросить. Было не так уж и важно, сколько женщин он знал в прошлом. Необходимо было не допустить, чтобы у него появилась еще одна.

В раздумьях о том, как остановить его, полагая, что нет другого пути, кроме как снова стать девственницей и сомневаясь, что даже в этом случае ей позволят во второй раз оказаться рядом с ее принцем, она вернулась в свою комнату и встала у окна, глядя на лениво плывущий в глянцевой темноте вечера снег.

— Нашла себе новую девочку? — услышав собственный голос, она обернулась и увидела Веронику, стоявшую, прислонившись к стене, — Как она тебе? По-моему, грудь слишком маленькая, но ты ведь не особенно разборчивая, правда?

— О чем ты? — сжимая холодный подоконник, Ирина чувствовала себя совершенно беззащитной и то, что вид ее двойника, облаченной в натянувшийся на груди комбинезон из черного латекса возбуждал ее, было лишь еще одной причиной для усталой слабости.

Вероника подошла к ней, улыбаясь черными губами, покачивая бедрами, пританцовывая и соблазняя.

Неожиданное предположение, рвущее мысли прозрение остановило глаза Ирины.

— Ты...-она впилась подозревающим, ненавидящим взором в своего близнеца, — Ты тоже была с ним?

— Нет. — она презрительно фыркнула, как будто мысль об этом казалась ей старой и неуместной, раздражающей шуткой, — Такие, как я не в его вкусе. Да и он не в моем.

— Почему ты так говоришь? Он очень привлекателен...-она смутилась, слова эти вырвались у нее прежде, чем она успела осознать их и теперь казались ей лишними, пугающе откровенными и опасными. Никогда еще она не говорила такого о мужчине и это обрадовало ее, укрепило в мысли о том, что только теперь женское проявилось в ней, превзойдя те бесполые идеалы, которыми она гордилась раньше.

Вероника рассмеялась.

— Посмотри на себя, — она приблизилась к Ирине, взяла ее подбородок в свои холодные пальцы и подняла его, — Ты стала такой пошлой. Все, что тебя интересует — еще раз переспать с ним.

— Нет...-она слабо качнула головой, — Ты не понимаешь...

— Чего? — руки Вероники легли на ее талию, -Того, что тебе хочется снова оказаться перед ним голой? -ладони скользнули под джемпер, -Почувствовать его прикосновения-пальцы ее коснулись грудей Ирины, сжали их, стиснули соски, -снова ощутить его тело, как его член вонзается в тебя?

Она крутила соски подушечками пальцев, а Ирина молчала, чувствуя, как пылающие иглы поднимаются от промежности, как кружится в животе темная жгучая сила, еще более сладостная от тех пошлых и мерзких слов, которые говорила Вероника, от ее звенящего, дрожащего злобной похотью голоса.

— Я дала тебе оружие, а ты не пользуешься им. Мне обидно, что мой подарок лежит без дела... — правая рука отвлеклась от груди и скользнула к промежности, — да и почему ты решила, что восемь пуль это восемь смертей? Ты считаешь себя настолько меткой? Ты даже никогда не стреляла! — ее пальцы впились в твердую ткань джинсов, вдавливая ее во влагалище, от чего Ирина застонала, прикусывая губу и боясь того, что кто-нибудь может войти и застать ее в такой непристойный и двусмысленный момент.

Черные губы Вероники склонились к ней, приблизились так, что одного дуновения лунного ветра было бы достаточно для поцелуя.

— Потрать все восемь на него. Убей его, — шевелились ее пальцы, сжимающие сосок, двигались те, что прижимались к промежности и головокружительный аромат пылающего забвения уже кружился вокруг нее, обещая жесточайшее наслаждение из возможных, — Если ты выпустишь в него все пули, то одна точно попадет.

— Я не могу...не могу сделать этого... — Ирина закрыла глаза, дрожа от удовольствия, голос ее дрожал и срывался, слова казались ей инородными и грубыми наростами, едва ли предназначенными для того, чтобы нести смысл, — Я не могу убить человека.

— Когда-то ты хотела убить меня.

— Ты — другое дело...

— Конечно же! — Вероника резко отдернула руки, отступила на шаг.

— Ты всегда пренебрежительно относилась ко мне. Не ожидай и от меня другого!

С этими словами она вышла из палаты, оставив Ирину в мгновении от оргазма, но недоумение и злость ее были столь велики, что она все же не смогла дождаться его, опустившись вместо этого на кровать, сжимая колени дрожащих ног.

Она долго сидела, успокаивая себя, убеждая себя, что во всем происходящем нет опасности для нее. Убийство принца, каким бы ужасным не казалось ей, все же выглядело возможным, ведь было лучше для него умереть, чем узнать еще одну женщину. Протянув руку под подушку, она нащупала холодную гладкую сталь и улыбнулась, как делают то при встрече с теми, кому никогда не доверяли самые соблазнительные секреты. Закрыв глаза, она представила, как наводит на него оружие, нажимает на спусковой крючок, выпуская пулю за пулей в его впалую грудь и это было бы так легко, ведь убив его она причинит смерть не человеку, но существу неизмеримо высшему.

Возможно, именно так ей и надлежало сделать, но все мысли ее противились тому, считая этот вариант последним и наименее желанным. Прежде всего она должна была вновь увидеть своего принца, поговорить с ним, доказать ему, что нет никого, более, чем она, достойного быть рядом с ним и для этого был единственный, пусть и не самый приятный путь, убеждавший ее в том, что для него есть девушки более привлекательные, чем она. Недовольная тем принуждением, которое чувствовала в своих действиях, она сразу же после обеда и приема лекарств направилась к тому кабинету, возле которого встретила задумчивую самоубийцу, вспоминая ее и сожалея, что попытка та не удалась.

Ей понадобилось немало времени, чтобы найти то место. Она заблудилась, ведомая головокружением, вынужденная останавливаться, садиться и отдыхать. Мерзкие вопли заключенных в клетках черных птиц, злобный треск, издаваемый гигантскими золотистыми богомолами мешали ей сосредоточиться и она подолгу сидела, опустив голову и сжимая ее руками, чувствуя в себе безмерную полость, зловещую пустоту, порожденную тем, что она стала женщиной. Больше всего ей хотелось бы убедить принца в том, что женщина лучше девственницы, больше пригодна к удовольствиям, более склонна и пригодна к ним. Мысль о том, чтобы снова стать девственницей была подобна возвращению в памятные страданием места, попыткой провести приятный день в обществе неинтересных врагов.

Несколько минут она стояла перед дверью, впиваясь ногтями в собственные пальцы, глядя на крошечные царапины, украшавшие неровное дерево, стараясь вдыхать воздух как можно реже, словно содержал он порочный яд или могло дыхание выдать ее.

Крик одного из пациентов, растерянный и испуганный, полный яростной тоски, вырвал ее из забвения и придал ей сил, которые она и потратила на то, чтобы постучать в дверь.

В этом кабинете был низкий потолок, намного ниже, чем в ее палате, но это не удивило ее, а показалось скорее отличительным признаком, свидетельствующим о высоком положении доктора в некоей неизвестной и непонятной ей иерархии. Изящная лепнина, глубокие трещины и грязное стекло маленького окна были тем, что она могла бы рассматривать в течение многих часов, но доктор отвлек ее, улыбнувшись так, как то мог бы сделать ее принц, с такой же безмерной слабостью и отстраненной нежностью в движении бесцветных губ. Подозрение о кровном родстве, возникшее у нее, ничем не могло помочь ей и потому она только отметила его и улыбнулась ему, пожалев, что не оделась лучше и не накрасилась, не смогла появиться в лучшем виде перед тем, кто мог быть так близок к ее принцу.

— Что вы хотите, моя милая? — доктор поправил на переносице очки и, уперевшись локтями в стол, соединил кончики пальцев.

— Я хочу...-она опустила взор, увидела грязь под своими ногтями, — Я хочу, чтобы вы вернули мне девственность.