Дети солнца

Встал вопрос— каким-то образом надо добираться до своих.

Любое повреждение нежных энго— кристаллов или вывод из строя фотонников— это верная смерть, так как звездолет уже не будет в состоянии преодолеть на ракетных двигателях расстояние в десятки световых лет, а именно столько порой от Пограничья до заселенных звезд Империи. Но "Забияке" повезло — хронотактовое оборудование не пострадало. Капитан артопа приняла решение: так как артоп находится вдали от гравитационных возмущений— планет, звезд и проч. — поднять частоту хронотакта на максимальную и двигаться к Империи. Субсветовая помноженная на ускорение времени сократила им путь до двадцати восьми стандартных секунд. Для членов экипажа артопа путь домой длился три биомесяца...

Известно, что запасов еды на борту "Забияки" было очень мало— артоп возвращался на базу после патрулирования, как раз для пополнения этих запасов. И что конкретно происходило на борту поврежденного истребителя три долгих месяца— стало известно только по домыслам и слухам. Тогда как официальный рапорт до сих пор находиться под грифом "секретно". Известно, что когда артоп добрался до своих -он тут же запросил о помощи. Причем, когда на него проникли спасатели они обнаружили, что одна часть команды артопа наглухо забаррикадировалась от другой. И те, кто добровольно изолировался от остальных, были настолько истощенны , что у некоторых начинались первые приступы анорексии. Вторая часть команды была не в таком худшем состоянии. И после досконального осмотра артопа спасатели недосчитались нескольких членов "Забияки".

Через месяц после возвращения "Забияки" на ремонтную базу, состоялся закрытый судебный процесс над несколькими старшими офицерами. Их всех приговорили к высшей мере наказания. К сожалению, сама капитан артопа до процесса не дожила— говорят, умерла в тюремной камере от сердечной недостаточности.

Тем членам экипажа, которые смогли пройти многократные психиатрические проверки и доказать, что они не представляют угрозу для общества и являются ее полноправными членами, спустя какое-то время дали разрешение на несение службы на некоторых кораблях военного флота. Естественно с подпиской о не разглашении.

От этой истории у Рено остались глубокие шрамы на шее и запястьях (говорят, были еще на груди), абсолютное вегетарианство и странные привычки. Одна из них— в любом порту набирать сверх положенного для артопа паёк. Вторая — если он шел спать, то закрывался в своей каюте на все замки.

Видимо, была третья— распихивать свои запасы по всему артопу, на случай прямого попадания в хранилище.

Это была третья и последняя тайна нашего повара. Позавчера Рено скончался от полученных травм.

Пора уходить.

Я встал во весь рост и обойдя остов своего орудия подошел к рванному краю пробоины , края которой уходили за палубные перекрытия. Только острый лоскут толстого металла в левом углу напоминал о размерах моего орудийного отсека. Зацепившись рукой за выступ я выглянул наружу.

Пока помогал Валентине, я постепенно привык к тому, что сюрреалистическая картина "Застывшее время" порожденная измерением энго постоянно висит за бортом дешевой декорацией. Поэтому ничего нового я не заметил. Разве что некоторые обломки "Горномора" отсюда выглядели более неузнаваемо, чем с тех дырок, откуда смотрел до этого. Единственное , что впечатлило— многослойный кусок внешней обшивки, который прикрывал меня до последнего, а теперь, вырванный со всеми потрохами и обреченный болтаться около "Горномора" бесформенной грудой.

Вот тебе и энго.

Мир, который , еще до открытия самого энго, был назван романтиками Гипер-пространством.

Мир, который продолжал оставаться для нас неразгаданным, несмотря на четыре века исследований.

Ни одна поисковая группа, которая исследовала энго— измерение, не обнаружила здесь ничего, кроме пустоты. То есть абсолютный вакуум. Ни атомов вещества, ни атомов анти-вещества. Ни гравитационных возмущений, ни реликтовых излучений

Со слов забытых ныне исследователей выходило, что энго— это параллельная Вселенная, где законы физики Родного измерения тут протекают по— другому. И то, к чему мы привыкли в нашем мире, здесь может быть лежать в совсем другой плоскости восприятия.

Например,— время. Корабли , пройдя через энго, финишировали раньше старта на несколько часов. Но расстояние в несколько световых лет делало этот эффект практически бесполезным для развития такого направления в науке, как путешествие во времени. К огромному сожалению романтиков и фантастов. Но этого было достаточно, чтобы задуматься об устройстве Вселенной, Вселенных, в общем.

Так же в энго можно было войти сразу нескольким кораблям — ведущий открывал вход и после того как уходил в него, ведомые могли "впрыгнуть" за ним следом, сэкономив часть кристаллов. В этом случае все звено могло оказаться в поле зрения друг друга. Не известно, на каком расстоянии точно, потому что при сопоставлении наблюдений выходило, что когда один корабль от второго был на расстоянии в один километр (приблизительно), то в это же время второй корабль наблюдал своего соседа на расстоянии во много большем, чем указанно соседом.

В конце концов, после некоторой систематизации полученных данных от проведенных опытов стало ясно, что расстояние между точкой входа и выхода было в зависимости от времени, проведенное в энго. То есть время само несло корабль по энго, как плот по реке. Хомо оставалось только вовремя сойти на берег. Сам момент входа в энго-измерение , а равно как и выход из него нисколько не зависел ни от массы корабля, ни от его конструкции, ни от количества биомассы (бодрствующей или находящейся в анабиозе). Была прямая зависимость от субсветовой скорости в момент перехода и наличия энгонового леброкса на борту, который собственно и совершает пробой между мирами. И конечно же, для того, чтобы находится какое-то время ТАМ, необходимо модуляционное поле. Оно помогало кораблю удерживаться в энго, сохраняя его целостность и "плавучесть". Иначе существовала угроза отторжения, за которым следовало "выдавливание" в измерение -Р.

Для меня этот мир олицетворял покой. Здесь царил тот порядок, который не омрачен ни звездами, ни планетами, ни разумными существами. А раз нет последних— нет ни ссор, ни войн, ни смерти. Нет огненных смерчей через тысячи километров, нет ненависти к виртуальному врагу, которого даже не видишь в лицо. Нет отчаяния, когда запертый в скафандре уносишься прочь от останков поверженного корабля. Нет отчаяния, когда умирают друзья, а ты понимаешь, что успеть отомстить за гибель своих друзей ты уже не успеешь.

И нет страха. Страха за свою жизнь, за жизнь своих товарищей по оружию, страха за свою трусость. Нет страха за тех, кто управляет артопом во время боя, надеясь только на тебя и твою реакцию.

Здесь нет ничего, что заставляет нас сражаться с хо-дракцами не щадя себя.

Потому что -самое главное— здесь нет хо-дракц. Ибо если бы это был бы их мир, их Вселенная, то мы обязательно нашли бы способ и добрались бы до них. Чтобы уничтожить. Потому что если оставить врага в покое— он сомнет нашу Империю и станет единственным господином в нашей Галактике.

Броня артопа была освещена призрачным фиолетовым светом , который я в начале воспринял как идущий от габаритных огней самого "Горномора". Из края дыры я смог разглядел "окрестности" — орудийная башня немного выпирала над уходящим к корме телом артопа.

Ниже меня виднелись неровные края еще одной пробоины— броня в этом месте скомкалась как тряпка и собралась волнами вокруг какого-то темного тела. Само тело было ограждено тремя рипперами со светящимися красным набалдашниками— метка, оставленная андроидами— саперами. Андрей говорил, что в последний момент , прежде чем вспыхнуть медленным взрывом, одна из блох швырнула в нас торпеду, но та прошла по касательной , не причинив вреда. Правее, там же, внизу, возвышался обломок миносбрасывателя — оплавленные края линии среза слабо светились радиоактивным сиянием. С него ребята скинули всего шестнадцать мин, а потом блоха накрыла его. Надо мной , откуда я "выглядывал" чернели остатки внешних радаров седьмой пушки— я их не видел, но их исковерканные тени падали на плоские бока вывода инертного гасителя. Судя по ним— целым остался только лафет. Все остальное было смято, расплющено, оторвано и разбито.

Я собрался уже вернуться в тень, в недра "Горномора", когда обратил наконец внимание на свет. Странно...откуда может быть свет?

В начале я думал, что это одна из особенностей энго, но потом понял, по отбрасываемым теням, что источник находиться прямо по курсу артопа— Щит заслонял его. И что этот источник за то время пока я любопытствовал, немного сместился. Так как тень от лафета моей семерки уже наполовину сползла с гасителя. Это произошло не заметно и без рывком— не думаю, что андроиды вдруг захотели перенести прожекторы. И сделать это именно сейчас и именно вот так— медленно и почти незаметно.

Яркость света увеличивалась. Он делал все более ясным видимый мною "послевоенный ландшафт". Я уже видел глубину некоторых бороздок, царапины, вмятины и выбоины на корпусе, которые не заметил до этого. Тень от Щита удлинилась и накрыла все вокруг— неизвестное светило сместилось на другую сторону или подошло слишком близко.

Стало темно.

Предупреждая последствия своего страха, я почти на ощупь, начал отходить назад, пока не уперся в кресло.

В этот момент из-за рванного, неровного края "горизонта" выплыла звезда.

Маленькая, размером с консервную банку, которую я продолжал сжимать в руке, больше всего похожая на Солнце. Только бледно— фиолетового цвета. С маленькими протуберанцами, с неярким гало, с россыпью мелких темных пятнышек. Ощущение, как будто я смотрю в телескоп. Я даже не знаю как далеко оно от меня и "Горномора". Но его свет проник во внутрь и на короткое время залил весь отсек.

Через темный светофильтр она уже не была так ослепительна и я разглядел еще несколько длинных вихрей идущие от нее во все стороны. Они были в постоянном движении— рождались на ее поверхности, раскручиваясь в тугие веретенообразные тела, устремлялись прочь от нее и теряя силу растворялись в пустоте. Чтобы уступить место другим, которые эта звезда порождала вновь.

Несколько таких вихрей скользнули по обломкам артопа. Теперь стало понятно, что она намного дальше чем осколок маршевого двигателя и ближе, чем металлические стружки (уж не знаю от чего). Спустя минуту пришлось пересмотреть свои выводы. Эти вихри осветили облачко газов — остатки окислителя, так как будто звезда была намного ближе ко мне, чем я предполагал.

И то, что теперь оно находиться рядом с "Горномором". Не удаляясь и не вращаясь вокруг него, как это было до того, как я его заметил.

Ну не живое же оно?!

Я не успел додумать это, как Неизвестная звезда резко дернулась— и скрылась с поля зрения. Именно дернулась!!! Не успевшие родиться на ней вихри были мгновенно брошены на произвол судьбы и на том месте, где только что полыхало сияние, через миг остались маленькие искорки-светлячки и тающие фиолетовые всполохи гало.

Спустя несколько секунд я остался в полной темноте. С запозданием осознав, что все еще с опущенным фильтром, я безуспешно старался понять уведенное.

Наваждение. Или все-таки что-то было? Или я все-таки хватанул микрорентгены. И начались правдоподобные галлюцинации.

— Уснул что ли?— раздалось у меня под ухом.

Я едва не подскочил на месте и чуть не упал— Вовремя схватился за подлокотник кресла.

Около меня стояла Катерина. В противорадиационном скафандре, больше похожая на андроида, чем на человека.

— Ты что— испугался? А я думаю, кто ходит по галерее? А это ты...ну конечно, кто еще сунется в седьмую кроме тебя?

Я показал ей консервную банку и она осеклась.

-А. Схрон Рено нашел,— Катя грустно улыбнулась.

-Ты ничего сейчас не видела?— осторожно поинтересовался я.

-А должна была? Я не желаю быть свидетелем твоей извращенной любви к орудию.

Но мне было не до шуток.

— Свет. Яркий свет.

-Откуда, Лева?— Катя взяла меня под локоть и повернула лицом к дыре,— оттуда что ли?

За бортом была абсолютная темнота энго-измерения.

-Пошли.

Теперь я дернул Катю за руку. Вернее попытался— моя рука соскользнула с раструба краги, а Катя даже не заметила этого. Я понял, что лучше молчать про увиденное. Потом как-нибудь. Когда вылечусь, когда все уляжется, расспрошу у Валеры.

Перед выходом из отсека я еще раз обвел глазами помещение, и мысленно прощаясь с Семеркой, еще раз посмотрел в темень энго, как будто ждал(а внутренне — боялся), что от туда опять мигнет фиолетовая звезда.

-А ты что здесь делаешь?— я догнал Катю в коридоре.

-Не поверишь— свою восьмерку навестила.

Я усмехнулся.

-Как она?

— Лучше чем ваши,— Катя на секунду остановилась у какой-то дыры и пошла дальше,— я даже не знаю, радоваться мне или нет. А то как будто злорадство...

-Брось. Я бы радовался.

-Да выкинь ты эти ...— она отобрала банку и прочитала,— пракидакоры. Их уже есть невозможно.

Мы подошли к исковерканным трапам, вместо которых теперь были натянуты фосфоресцирующие нити, предупреждающие радиационной опасности и какое-то подобие пандуса.

-Ты— наверх? -спросил я.

-Да,— дернув шлемом ответила Катя,— Алия без меня не ужинает.

-Что так?

— У нее не принято одной принимать пищу. Традиция какая-то. Религиозная.

-Старовер?— я удивился.

Катя хотела объяснить и уже взмахнула руками как вдруг палуба под нами мягко закачалась как на морских волнах. Мы с Катей замерли в ожидании хронотакта.

Сейчас ...

Катерина схватила меня за руку и сжала с такой силой, что это почувствовалось даже через перчатку. Я накрыл ее руку своей и мягко высвободился, не отпуская ее. Сквозь забрало на меня смотрели округлившиеся от страха глаза.

-Неужели -тревога?— не веря самой себе, а поэтому шепотом спросила Катя.

-В энго?— я всё ждал толчка "второго сердца".

Еще одно покачивание палубы и артоп начал плавно "заваливаться" на бок. Зараза. Опять гравитационный вектор меняется, что ли? Мы как по команде уперлись в стенку коленями , и когда обугленная переборка поменялась местами с полом, поползли на четвереньках ближайшему углу. Идиотский вид, я понимаю. Но вдруг новый переход нормали будет не таким плавным как предыдущий? Я уперся в стенку головой и грузно развернувшись, сел. Пыхтя, на карачках, ко мне подползла Катя. Села около меня, прислонившись к стенке-полу.

-Хронтакта нет.

-Тревоги тоже.

Я дотянулся до коробки интеркома и попытался включить его. Несколько раз щелкнув замком я наконец вытащил аварийный штекер и подсоединил к себе. Но вместо ожидаемых разговоров— обычно по внутренней связи обязательно кто-то болтает из ремонтников— меня ждала тишина. Либо он не работал поврежденный во время боя, либо он перестал работать только что. Но скафандр-то работает...

Свет от светящихся нитей начал мерцать. Я не успел обратить на это Катькино внимание, как они разом погасли, оставив нас в полной темноте. Машинально хлопнув себя по левому предплечью, включил освещение скафандра. То же самое сделала моя спутница.