Сынище вытянулся, был худой, но весь такой жилистый, неустанно тренировался под руководством папы, помогал ему во всем, и все так же впитывал все папины привычки и действия, они даже ходили одинаково .

Прынцесса тоже подросла, собиралась осенью в школу, Аверы беспокоились за поведение, а мамка посмеивалась:

-Аль, ну ведь ты тоже не ангел была, один в один вы с Настюшкой.

Открывшееся кафе поначалу не приносило большого дохода, но Алька с Зоей Петровной старались не завышать цены и потихоньку смогли выплатить долг Редькину, на хлеб с маслом хватало, учитывая нестабильность по всей стране, они удерживались на плаву.

-Саш, знакомые девчонки собрались ехать в Польшу, набрали всяких вещей, там будут их распродавать и покупать на продажу их товар.

-Алюнь, нам этот вариант не подходит! — вот и весь ответ Авера.

На цемзаводе стали задерживать зарплату, Петька ходил смурной, семья-то не должна старадать-голодать!

Опять выручили москвичи: Ванька предложил поискать покупателей на компьютеры, желающие нашлись и поехали Петька с Гешкой в Москву, там выясняли и записывали все, а поскольку были не совсем тупые, начали усиленно разбираться что и как в компах устроено. Мотались теперь туда часто, попутно приставая к Серому, который уже неплохо разбирался в схемах и платах, чтобы он и их научил. Дома бывали мало, но отказываться от поездок не собирались.

Васька работал водителем в леспромхозе, какие-никакие деньги пока платили, тоже старался найти подработку где можно и где нельзя.

Алька с Зоей Петровной, пока делали упор на пирожки, ватрушки, расстегаи, здраво рассудив, что массовое производство тортов — вопрос будущего. Они принимали заказы на торты-пирожные, несмотря на тяжелую ситуацию, свадьбы, дни рождения люди отмечали. Выпекали каждодневно небольшими партиями пирожные, несколько штук тортов, но так, чтобы они не залеживались.

Дедов подарок как нельзя кстати пришелся, Алька отучилась, получила права и моталась за мороженым, всякими 'Марсами -Сникерсами', радуясь, что на случай поломки, дома имеются свои механики-папа с сыном.

Анастасия Александровна в школе попритихла, училась хорошо, но не хватало усидчивости. К концу девяносто третьего Петька с Гешкой в маленьком пристрое организовали мастерскую по ремонту и продаже компов. Пока из всей их компашки никто не стал гнуть пальцы и хвастаться, кто чего достиг, наоборот, ребята старались где-то реально помогать друг другу, иногда деньгами, иногда и продуктами.

Алька говорила Аверу:

-Я так боюсь, что кто-то из моих обожаемых изменится! Сколько людей враз перестали быть нормальными, смотри, сколько народу спивается, и тяжкое испытание, оказывается, деньги.

А в девяносто четвертом случилась у Аверов нечаянная радость — со всеми заботами проблемами, круговертью, как-то Алька не сразу и поняла, что беременна.

Мужики Аверы сказали однозначно:

-Рожаем!!

Мамка тоже поддержала их:

-Родишь, я буду сидеть с дитем, производство твое месяц без тебя проживет.

Дед, уже начавший ходить с палочкой, тоже 'пообешчал помогать як сможеть'. УЗИ показало — мальчик!Больше всех ждала мальчика их егоза, твердо решившая, что будет самой лучшей в мире нянькой.

На семейном совете, а теперь, когда дети подросли, такое бывало частенько — решили, что малыша назовут или Данилой, или Филиппом — если родится похожим на Серегу с дедом. В июне появился на свет ещё один мужчина Авер. Роды были более сложные, Алюня часа четыре мучилась, пока наконец не запищал малыш.

Акушерка показала ей завертнутого в пеленку малыша, Алька внимательно вгляделась в него: -Ну, здравствуй, маленькое чудо, долгожданный Филипп Александрович!

— Какое имя необычное Вы выбрали?

-Это деду нашему подарок.

Написала своим записку, что малыш похож на Цветиков, и на утро принесли свидетельство о рождении Аверченко Филиппа Александровича.

Деду же сказали, как назвали сыночка, только на выписке, заранее усадив его на стул. Он крякал, мотал головой, отворачивался от всех, скрывая слезы, и теперь уже Настька приговаривала ему как маленькому:

-Не плачь, куплю калач!

-Эх, егоза, шчастье, як ты гаворишь, зашкаливаеть!

И приговаривал, сидя у его кроватки:

-Ах ты жеж, Цветик малец. Ах ты жеж Хвилиппушка, Хвилечка, Хвилюшка! — тот в ответ шустро дрыгал ножками, мотал ручками.

Минька души не чаял в малышке, да пожалуй, для всех он стал очень желанным, папа в тридцать семь лет умилялся:

-Алюнь, я всех своих деток люблю, но к этому какое-то совсем другое чувство, это наверное от того, что стареем мы с тобой?

-Ага, почему говорят, внуков ещё больше любят, потому что уже ветра в одном месте нет. Филюнька, в отличие от сестрички, рос очень спокойным ребенком, Алька в два месяца уже вышла на работу, надо было.

Сашина зарплата оставляла желать лучшего, он рвался уволиться, но Алька с дедом стояли насмерть, -Уволишься как и положено, не бедствуем, а тебе надо уйти на пенсию когда полагается.

Авер стал более замкнутым, в армию идти не хотели многие, несколько раз к нему подкатывали с заманчивыми предложениями, он отвечал одинаково:

-Город маленький, все друг друга знают, всё как на ладони... Здесь растут мои дети, зачем им краснеть за отца? Была бы Москва, может я бы и подумал, а так — нет.

-Подсолнушек, как вовремя мы сыночка родили, нахлебаешься по ноздри общения, тошнит иной раз, а дома агукает такой светлый человечек и понимаешь, что вот ради таких агуканий все сможешь пережить!

Саша, как говорила тёща, заматерел, теперь уже не худой, а весь такой сбитый, крепкий мужчина, притягивал женские взгляды. Алька, замечая их, напрягалась, но он по-прежнему видел только своего подсолнушка.

-Ты меня тогда ещё приворожила, отворожить точно не получится. Да и старый я стал, и ленивый, как вон кот наш, все что мне нужно у меня имеется. Надо быть совсем отморозком, чтобы это все потерять или поменять. Нет, милая, мы звезд с неба не хватаем, фабрички и заводы — оно конечно хорошо, но вы мне все богатства давно затмили, я богатый вами.

Детки Чертовы после первого класса дружно выревели поездку на все лето к дедушке и бабушке Плешковым в Медведку. Вот где они отрывались, особенно, когда приехала Настя Аверов — это трио постоянно что-то придумывало, куда-то залазило, все трое ходили с зелеными коленками и локтями. Баба Варя махнула рукой на их постоянно драные штаны и шорты — зашивать было бесполезно. Чертовы частенько зависали на заборах, лазили как обезьянки, на черемуху, дружно давали отпор местным ребятам, были три хулиганистых пацана, что порой пытались их задеть. Одно спасение было от их шкод, когда дед Коля забирал всех на рыбалку.

-Наташ, ты была оторва, но эти двое, ужас, понимают только когда ремень в руки беру или грожу, что папе Ване пойду звонить. Это у вас с Ванькой термоядерные детки растут! — жаловалась бабуля Натахе.

Но и дед и бабка истово любили своих хулиганистых внуков, те тоже обожали их, тем более здесь им была воля — лес, речка, карьеры, баня и местные друзья.

Настюшка с рождением братика стала посерьезнее, подолгу гуляла с ним, шустро пеленала, теперь уже сестричка пела песни укачивая малышка. У Алюни резко пропало молоко, и Филюшик рос на смесях и кашках, малышок был похож на Серегу один в один, и баба Рита, частенько путаясь, называла его Сережкой.

В августе Ванька позвонил Аверу с печальной вестью:

В Гаграх, год назад погиб их большой друг Георгий Адлейбо. Пока один сосед умудрился вывести от озверевших вояк собачьим лазом Манану, другой сосед помогал взламывать дверь дома. Георгий до последнего защищал свое жилище от мародеров... Почерневший от горя Зураб мотался по Краснодарскому краю, ища следы матери — безрезультатно. И только спустя год, Манана вот неделю назад объявилась у Чертовых. Жизнерадостная, шустрая, неунывающая женщина превратилась в старуху с потухшим взглядом. Её вместе с другими женщинами и детьми успели вывезти в Россию, где она тяжело заболела, добрая кубанская семья приютила её в станице. Она с трудом выкарабкалась и решила податься в Москву, надеясь, что может там хоть что-то известно о её муже и сыне. И наверное, Господь сжалился над ней — Зураб день назад как приехал к Чертовым.

Ванька, рассказывая все это Аверу, матерился:

-Я, толстокожий и бесчувственный, я, Саш, прослезился... она как слепая ощупывала его, ничего не говоря. А сынок, как маленький, плакал и стоял перед ней на коленях. Пока поживет у нас, а там, может, немного успокоится всё в Гаграх, поедет домой. Зураб сказал, что дом порушен и разграблен, но Манана твердо сказала, будет рядом с мужем.

К зиме Манана немного отошла, её постоянно тормошили Дашка и Димка, переиначив имя на "бабу Маню", она говорила Ольге Евсеевне, что "они ей тэпэр дваюрадные внуки'. Ругалась на Зураба, заставляя его 'бистрее жиниться, пака я живая'. Сейчас ей было все равно, на ком он женится, до этого была твердая установка — жениться только на своей, абхазке.

И Зураб удивил: в один из декабрьских дней он приехал с невысокой светленькой голубоглазой девушкой и годовалым сыном:

-Прасила, вот тебе внук, Гиоргий, как дед, нимного ни пахож, но тэпэр прадалжател рода Адлейбо. Я все равно би с ней и жил, даже бэз росписи, они моя семмя.

Зураб хорошо говорил по-русски, но сейчас, заметно волнуясь, начал говорить с акцентом. И впервые с тех страшных дней его потухшая мамка заплакала и долго-долго обнимала сноху Леночку, а маленького, похожего на сына, только голубоглазого внука не спускала с рук.

А декабрь принес ещё и войну в Чечне. Эх, Россия, будет ли когда-нибудь жизнь твоя мирной? Только нет ответа на этот вопрос и поныне, как говорится: "То избы горят, то кони скачут..."

Серега умудрился купить в Москве однокомнатную квартиру, мамка с дедом взгрустнули:

-Теперь точно не приедет назад жить, кто ж из Москвы к нам в захолустье надумает? А и жениться бы пора, тридцать уже стукнуло.-

Натаха Чертова закончила вечерний экономический факультет института, и тепрь все трое работали вместе.

Саша же незаметно для себя тоже оказался втянут в кооперативное движение. Все началось с ремонта соседских машин. Отремонтировал по вечерам парочку, и потянулись к нему люди с просьбой о ремонте, так вот незаметно и началось. Помогал Мишук, хорошо разбиравшийся в моторах, затем присоединился Васька, Саша занимался по вечерам ремонтом, а днем на хозяйстве были Васька с дедом. Мужики за ремонт брали по-Божески, и как-то незаметно дело пошло. И Авер, и Васька очень радовались, что у них появился стабильный приработок. А первые деньги за ремонт стал брать с хозяев машин, как ни странно, дед. Теперь же, надев на кончик носа очки, он важно восседал у входа и зорко 'слядил за усем'. Саша и Алька радовались, что их уже такой старенький дед ещё бодрится, и не препятствовали его увлечению.

Рэкетиры у них в городе как-то не прижились, очень хорошо следили за порядком афганцы, к ним прибивались ребята уже отслужившие в армии, и криминала было немного, "больше бытовухи, чем крутых разборок", — говорил бывший участковый, теперь начальник райотдела, дважды тезка Авера — Адамович.

Алька очень дергалась и переживала за Валюху, в Югославии, теперь тоже развалившейся, обстановка была напряженная, письма туда и оттуда шли подолгу, были эти годы, прозванные впоследствии 'лихие девяностые', ох какими непростыми.

Девяносто восьмой для Аверов случился горестным, умер их самый лучший на свете дед Панас, не доживший до ста лет три года. Аверы все, несмотря на то что у деда были весьма преклонные года и последний год он плоховато ходил, очень тяжело переживали такую потерю.

-Дед, дед, ты нас всех собрал за поминальным столом, и как сейчас не хватает твоего любопытного 'Чаго? Каго? — горевала Алька.

Мишук, всегда выдержанный и спокойный, плакал навзрыд, уткнувшись в батино плечо, Серега обнимал зареванную Настюшку... Ванька, Витек, Алькины одноклашки, горожане, пол-Медведки — все провожали деда, и только Хвилипп не понимал, что деда нет, постоянно спрашивая всех:

-Када деда пидёт?

Минька, больше всех переживая уход деда, признавался Альке: -Мам, я без него как на открытом ветру стою, все жду, вот откроется дверь и с порога зашумит: "Чаго вы мяне не устречаетя?"

-Минь, он горявать ня любил, он сейчас там за тебя волнуется, экзамены же у тебя, соберись, сына.

И так и осталась у всех привычка — 'гаворить як дед по-бряньски, у своем кругу'.

Сдали благополучно экзамены, получил Минька, Михаил Александрович серебряную медаль, сочинение получилось на четверку, долго думали, выбирали ему институт, мужики выбрали Питер, механический институт, факультет радиоэлектронных систем управления.

Алька была против, уж очень далеко, да и климат там, особенно зимой, оставляет желать лучшего.

-Мам, ну я как бы не маленький, что ты так волнуешься? Если поступлю, на каникулы буду приезжать, вы когда приедете, сама же говоришь, что Питер — всем городам город.

-Ох, Минь, сердце рвется!

-Мамуль, вырос я. Вон, батю на три сантиметра и два размера обуви перерос, ты ж не одна остаешься. Настюха невеститься начинает, да и малышок наш совсем самостоятельный становится, повторюшка маленькая.

Филюшик копировал все жесты, мимику и привычки братика "бошого", изначально все трое деток тянулись и во всем повторяли отца, что радовало Сашу и заставляло ревновать временами Альку.

Дед когда ещё сказал ей:

-Аль, этта ж редкое вязение, як дети любють батьку, усягда жеж матка ближее, ты ня будь дурой, у тябе як выигрыш случився! Они усех нас як этта... а, обожають, а Сашку есть за чаго любить, ня рявнуй, а радовайся!

Вот и отпускала Алька сыночка, скрепя сердце, в Питер.

-Мишук, а не поступишь?

-В армию пойду!

А у Авера и Миньки состоялся такой разговор в их мастерской.

-Бать, ты меня всегда учил правду вам с мамулей говорить... — начал сын

-Да, сын! Что случилось? — спросил Авер, уж больно необычно начал говорить Минька.

-Бать... я... кароче, я знаю, что ты мне как бы не родной! — бухнул Минька, внимательно смотря на отца.

-Что значит не родной? — удивился Авер. — Очень даже родной, мой старший сын, наша с мамой гордость!

Минька выдохнул и проговорил:

-Бать, ты не обижайся, просто у нас с дедом, — он сглотнул, как всегда при упоминании деда, — был разговор... незадолго... Он мне сказал, что вы такого не скажете, а я должон на усякий поганай случай знать усё, мало ли чаго, трагедь штоба ня було для усех.

-Странно, с чего бы дед так себя повел? — протянул расстроенный Саша.

-Бать, ты чего? Думаешь, меня это задело? Да ни фига! Я и деду сказал, и ваще всем могу повторить -ты для меня все на свете — самый лучший и любимый отец,а на деда не обижайся. Может, он и впрямь прав, предупрежден — значит вооружен. Дед сказал, что он мяне оберегая, а я и не взволновался, Настька вон постоянно ноет, что ты меня больше всех любишь. Просто бать, не сказать тебе не могу, а мамка пусть и не знает.