Народ, кажется, проникся, и возрастное деление немного помогло: теперь в каждом отделении были ровесники и приятели-соперники, осрамиться перед которыми никому не хотелось.

Ну, а что касается самой боевой подготовки, то сначала было все относительно просто: блоки, уходы и прочие приемы индивидуальной защиты. Это я умел. А потом пришлось на ходу изобретать всякие копейные приемы да перестроения (это я про фалангу вспомнил)... Главное было что? Научить их преодолевать страх перед оружием и беспрекословно исполнять приказы. Может быть, со временем кто-то из них даже научиться их отдавать.

А зачем всё это, остается спросить? Только от скуки? Ну, не совсем. Во-первых, была у моих орлов и разведподготовка, с нанесением ближайшей местности на примитивную карту. Обшаривали орлы все близлежащие холмы, искали Пещеру Перехода. Так было куда результативнее, чем делать то же самое вдвоем с Юлькой, но успехом это мероприятие не увенчалось. Ну, а во вторых — мало ли что... может быть, нам было суждено стать основателями если не новой мировой империи (это как же вся мировая история перекроилась бы!), то хотя бы небольшого местного царства? Все лучше, чем у моря погоды ждать.

Чем там занималась Юлька, я особо в голову не брал: ну, цацки и фенечки, милое дело. Получалось у нее вроде неплохо, хотя я в этом добре не особо разбираюсь. Но можно сказать, закладывала она основы нашей будущей экономической экспансии, не всё же зависит от военных успехов. И с девчонками местными сдружилась, тоже дело. Училась понемногу и финикийскому языку, который тут понимали все, а многие на нем сносно говорили: открылись у нее, не без моей помощи, лингвистические способности. Через месяц вполне могла объясниться на простые бытовые темы.

Я, впрочем, тоже потихоньку овладевал местным клинописным алфавитом. Мог бы я, конечно, научить их нормальному ивритскому письму, но зачем? До того вида, в котором оно существует в нашем времени, тут еще оставались века и века, и опережать события, вводя какую-то новую письменность, мне не хотелось. Письмо — это не приемы рукопашной и не цацки, оно уже на историю мира влияет серьезно. Вернемся в наше время, а там у всех другой алфавит — каково?

Через месяц настала-таки жатва пшеницы, и воинские упражнения прекратились: народ был в поле практически поголовно. Я тоже принял участие в уборке урожая — ну не дома же было сидеть! Работа казалась сперва не такой уж и трудной: хватаешь несколько стеблей пшеницы, срезаешь их деревянным серпом с кусочками острой кости вместо лезвия (мне, впрочем, дали почетный переходящий серп с железными пластинками), потом перевязываешь сноп, кидаешь на землю, и все это аккуратно, чтобы не просыпалось зерно...

В общем, местные жители быстро поняли, что на горе Цафон булки растут на деревьях, и такой простейшей вещи, как жатве, небожители не обучены. И во избежание дурных предзнаменований отправили неумелого жнеца куда подальше, в деревню. А сами занялись обмолотом: гоняли по рассыпанной на току пшенице ослика с привязанной к нему доской, на нижней стороне которой были острые камни, а на верхней стоял для тяжести мальчишка. А потом на вечернем ветре провеивали вилами получившуюся массу, чтобы легкая мякина улетела прочь, а тяжелое зерно упало на землю. Наконец, просеивали зерна через сито, чтобы отделить камешки, и засыпали их в глиняные зернохранилища примерно в человеческий рост.

Я, было, хотел использовать свободное время для кузнечных упражнений, может быть, с проволокой поэкспериментировать, но потом рассудил, что результат по первости будет настолько же неприглядным, как и первый сноп, так что негоже мне так низко ронять свой цафонский авторитет.

Но жатва длилась всего несколько дней, и в последний день за праздничным ужином в честь окончания жатвы, как раз после жертвоприношения неназываемой богине земли (от которого я предпочел уклониться как от явного язычества) Ибирану сказал мне, что теперь настала пора идти воевать с соседним селением. С ним у него были давние счеты, а главное, у них было железо. Много железа!

Вот оно, подумал я с грустью: борьба за ресурсы, извечная причина войн. А потом нам понадобятся тонкие ткани, и хорошие вина, и выносливые верблюды, и смуглые рабыни, а потом... Но, с другой стороны, разве не сам я начал обучать его войско? Я стал отговариваться тем, что войско еще не готово к походу, а главное, что неугодно будет Богу (я говорил в единственном числе, и Ибирану этим ничуть не смущался, мало ли, которого из божеств именно я имел в виду), если мы нападем на соседей без веской на то причины. В общем, я отказался.

Вот никогда не верил я во всю эту конспирологию: дескать, это Рузвельт подстроил Перл-Харбор, или ФСБ организовало взрывы домов в Москве. Не поверил и тут. Но только этой же ночью, когда народ, изнуренный празднеством, отдыхал, на деревню было совершенно нападение. Дежурная пара часовых из младшего взвода, как оказалось, назюзюкалась вином и отдыхала где-то в придорожных кустах, а неизвестные по тихому сделали пролом в стене селения, разломали пару зернохранилищ и украли довольно-таки ощутимую часть свежеобмолоченного урожая.

— Соседи, сказал наутро Ибирану, — нас победили соседские шакалы, и кто бы это мог быть еще? Значит, в этом году они первые убрали урожай.

— А если бы вы убрали первыми? — спросил я.

— Тогда наши герои пошли бы сами, чтобы победить их. И теперь мы должны проучить их за этот набег!

И мне пришлось согласиться. Нет, не то, чтобы я действительно жаждал мирового господства, но бессмысленную вражду между двумя соседними деревнями совершенно точно требовалось прекратить, а сделать это можно было только с позиции силы. В этом я был абсолютно точно уверен как всякий, кто служил в Цахале.

Тот день пришлось потратить на инвентаризацию украденного и приведение в чувство славно повеселившихся накануне бойцов. Кстати, гражданская власть в лице Ибирану приговорила двух нерадивых часовых к телесному наказанию, и тут я не счел нужным вмешиваться. Наказание проходило (и довольно громко) в тот же полдень за городскими воротами, и на следующий день они едва ли были бы готовы к полноценному участию в боевых действиях. Заодно и всему их отделению поручили нести караульную службу в селении.

Следующим утром два других отделения младшего взвода отправились на разведку и рекогносцировку к соседнему селению, и к вечеру оттуда вернулся гонец: в селении все как обычно, празднество только что прошло, народ отдыхает, приготовлений к обороне не заметно.

А дальше? Ну что дальше... Тем вечером мы привели в порядок вооружение, ночью постарались выспаться и едва зарозовел краешек неба, старший и средний взвод в полном составе выступили в поход. Честно сказать, стремно было выступать на войну с ротой новобранцев, а куда было теперь деваться? Только и надежды было, что вида нашего испугаются. Собственно, оно почти что так и вышло...

16.

"Так случилось — мужчины ушли..." вот привязалась ко мне эта строчка, что и не отделаться. Хотя наши (опа, с каких это пор для меня доисторические угаритяне "нашими" сделались?) никакие посевы до срока не бросали, а вовсе наоборот, отправились на битву за урожай, причем в буквальном смысле слова...

Вот только этого мне не хватало — проводить мужика в поход и остаться в компании местных стариков и женщин. Хорошо хоть, я с ними хоть как-то изъясняться уже могла, но все равно — было мне без Веньки очень тревожно и неуютно. А если, не дай Бог, убьют дурака, что я тут одна делать буду? Если честно, разозлилась я на него за такие штуки ужасно — вот о чем мужик думает, спрашивается? Вечно этим мальчишкам войнушка нужна, всё тут. А то, что мне без него тут просто кирдык, это ему, разумеется, и в голову не пришло!

В общем, повезло Веньке, что нас в тот момент разделяло уже изрядное расстояние, не то получил бы он заряд моих эмоций в полном объеме. А что? Думать надо головой, и помнить, за кого отвечаешь! А что Венька отвечает за меня (правда, совершенно непонятно, перед кем) это мне в тот момент казалось само собой разумеющимся.

Вот в таком раздерганном состоянии я сидела в той комнате, которую нам любезно выделили в доме старейшины, пыталась лепить очередного боевого верблюда, а сама с трудом удерживалась от того, чтобы не шмякнуть получающегося кривобокого уродца с размаху о стену. И шмякнула бы, только за дверью внезапно протопали босые ножки, и одна из младших дочек (или внучек?) почтенного Ибирану с порога протарахтела, что все уже собрались и ждут только меня.

Кто собрался, куда и зачем — этого я так и не поняла, но девчонка так умоляюще смотрела и так забавно манила меня жестами, что я против воли встала, накрыла недолепленного зверя мокрой тряпкой, чтобы не сох, и шагнула на улицу, прямо в самую середину небольшого смерчика из сухой соломы и мелкого мусора. Прочихавшись и проморгав запорошенные глаза, я огляделась. Присутствующие были одеты с некоторой претензией на нарядность, а возглавлялвший процессию высохший почти до состояния мумии местный шаман... держал на плечах крошечного белого козленка без единого черного пятнышка. Ну ладно, народ явно собрался на какое-то мероприятие. А я-то им зачем?

Ответ на последний вопрос явился очень быстро. Меня почтительными подпихиваниями водворили в первый рад процессии, после чего вся колонна с довольно мелодичными завываниями, подкрепляемыми бряканием и грохотом чего-то, принятого мной за крышки от кастрюль, подвешенные к длинным шестам, двинулась узкой извилистой тропинкой вверх, в горы.

Странное дело, соклько мы с Венькой лазили по окресностям в поисках хоть чего-то, напоминающего пещеру перехода, а сюда так никогда и не забредали. Нам все больше низины и впадины казались подходящими для этой почетной роли, а лысая вытоптанная макушка холма — ну что там может быть интересного?

Тропинка поднялась вверх, затем, петляя, спустилась ниже, туда, где несколько развесистых елок (или как тут они у них называются?) росли почти вплотную друг к другу. Мумиевидный вожак отчаянно ломанулся в самую чащу, мне волей-неволей пришлось следовать за ним — сзади медленно, но верно напирала толпа явно впадающих в транс женщин.

Елки, как ни странно, оказались вовсе не такими колючими, так что удалось обойтись без царапин и прочих повреждений. А вот за ними нас ждало нечто любопытное. На грубо обтесанном камне громоздилось глиняное чудище. Что это было за божество — понятия не имею, я в ближневосточных мифах не мастак. Но вот качество исполнения потрясло меня до глубины души. Впечатление было такое, что лепить скульптуру доверили младшей группе детского сада для художественно бездарных детей. Каждый младенец отвечал за свою деталь организма, а сборкой занимался тоже некто, плохо представляющий себе как человеческую анатомию, так и законы симметрии. Но главным шедевром композиции был нечеловеческих размеров детородный орган, взметнувшийся к небу наподобие ракеты. У меня зародилось нехорошее подозрение, что попали мы с Венечкой (точнее, я одна, ибо Венька на дальней сторонушке играл в солдатики) в лапы некой секты фаллопоклонников. Это подозрение усугубилось тогда, когда я разглядела многочисленные бантики, ленточки и колечки, по всей длине украшавшие причинное место здешнего божества. Они что, подобным образом пытаются добиться от него благосклонности?

Но не успела я додумать эту мысль, как почтенный вожак вытащил откуда-то из-под елок здоровую колоду наподобие тех, на которых в моем детстве мясники рубили на куски то, что именовалось "говядина второй категории с косточкой". Несчастного козленка, от ужаса блеявшего и безостановочно сыпавшего мелкие теплые горошки, водрузили на колоду. Дамы расположились полукругом и, медленно раскачиваясь из стороны в сторону, заунывно запели. Вожак воздел руки вверх и гортанно прокричал несколько фраз, из которых я поняла только одно — это мы таким образом пытаемся вымолить победу нашему воинству.

Я не заметила, кто и когда зажег в небольшой кадильнице ароматные травы, только почувствовала, как начинает потихоньку кружиться голова, а голоса, выпевающие заклинания, больше не кажутся противно-гнусавыми. Наоборот, захотелось встать в общий круг и, раскачивась, как остальные, подхватить тревожный мотив.

Я даже сделала шажок в сторону женщин, но шаман резко остановил меня. Глаза его горели мрачным черным огнем, а в правой руке оказался зажат неведомо откуда взявшийся кривой нож из темного камня, даже на взгляд неимоверно острый.

Старик бросил отрывистую фразу и сунул мне в руку нож. Я отшатнулась, попытавшись не принять ножа, но неожиданно сильные пальцы старика сомкнулись поверх моего кулака, так, что рукоятка больно впилась в ладонь.

— Режь! — повелительно бросил шаман и указал на окончательно обезумевшего козленка, отчаянно бившегося в путах на верхушке колоды.

— Нет... я не могу... не умею — ни за что на свете я не могла бы убить ни одно живое существо. А тут еще козленок смотрел в упор бархатными шоколадными глазами. Убить такое чудо? Да ни за что...

— Режь, богиня! — голос шамана взлетел совсем высоко. — И да будет милостив к нам Силач Балу!

Аромат благовоний стал гуще, женские голоса сплетались в странную и тревожную мелодию, и я чувствовала, что меня словно окутывает странная пелена, тонкая и прозрачная, но прочная настолько, что не вырваться. Как во сне я медленно подняла руку, пытаясь понять, куда и как нужно ударить.

— Во славу великого Облачного Всадника да свершится эта жертва. Режь!

Повинуясь властному приказу, я резко опустила руку и зажмурилась, не в силах видеть того, как белоснежная шкурка козленка мгновенно станет алой. Но в этот момент раздался странный шум, грохот, а затем последовал всеобщий вопль, полный ужаса и отчаяния.

Я осторожно приоткрыла глаза, пытаясь понять, что произошло. Вместо окровавленного трупика на колоде лежали странные глиняные обломки с ленточками и колечками. Вся толпа моих спутников, стоя на коленях, раздирала на себе одежды, рвала волосы и издавала полные горя и отчаяния вопли. А далеко за елками слышался отчаянный топот маленьких копыт и мелькал смешной белый хвостик.

И тут до меня дошло, что же произошло. Очевидно, козлик в последнюю секунду дернулся, а я колола куда попало, не глядя. В итоге полоснула я не животинку, а стягивавшие ее веревки. Не будь дурак, козлик обретенной свободой воспользовался моментально и с колоды сиганул, отбив в прыжке истукану его главное достоинство. И вот по этому-то поводу вся деревня и пребывает теперь в глубоком горе.

На этой мысли на меня напал чудовищный приступ хохота. Меня сгибало пополам, колотило, так что в итоге я оказалась не в силах устоять на ногах. Слезы текли по щекам, я пыталась их вытирать, но все было без толку. Постепенно все присутствующие, привлеченные моим странным поведением, прекратили убиваться и собрались в кружок, пытаясь понять, что со мной стряслось.

— Вввы что? Это вы так убиваетесь из-за того, что козел вашему истукану пи... ну, это самое отбил? — поинтересовалась я, когда наконец хоть чуточку обрела способность говорить.