Честь и Польза - 2

Когда же в Россию прибывали главы из ближайшего географического окружения республики, степень хлопот удваивались и утраивались. Особенно, когда гости были европейскими соседями.

Со времен Ивана Грозного, главным фактором внешней политики России был европейский. Сначала заигрывали с австрийцами, потом с англичанами, шведами, голландцами, французами, затем вновь с австрийцами, пруссаками, американцами. Заключительный аккорд внешней политики был союз с французами и англичанами, завершившийся большим разделом наследия Тройственного союза. По его итогам Россия потеряла Польшу, но удержала Финляндию и получила Проливы с турецкой Арменией.

По мнению Парижа и Лондона, русскому медведю досталось слишком много, хотя согласия на все эти территориальные приращения, правители Франции и Англии неоднократно клятвенного гарантировали императору Николаю II, премьеру Керенскому и Верховному правителю России Корнилову.

Москва искренне считала, что за русскую кровь, пролитую ради спасения Франции и Британии, следовало бы ещё доплатить. Если не казначейскими билетами банков Лондона и Парижа, то хотя бы увеличением доли трофейного немецкого золота или процентом контрибуций.

Одним словом дележ добычи полностью рассорил бывших союзников между собой. Британия, следуя принципам своей островной политики, стала усиленно интриговать против Франции, ставшей, по мнению англичан, сильнейшей державой на европейском континенте. Не забывая при этом навредить русским интересам, где только было возможно.

Париж в свою очередь поддержал предложение Соединенных Штатов о сокращении военно-морского флота, главной ударной силы Англии, чем поразил своего старого недруга в самое сердце. Одновременно с эти, галльский петух не забыл про русского медведя. Вдоль его западных границ был создан кордон из антироссийских сателлитов. В него вошли Польша, Румыния, Венгрия и с недавних пор Болгария.

Если с первыми тремя странами было все ясно, поляки бредили возрождением великой Польши от моря до моря, венгры страдали фантомными болями двуединой империи, а румыны считали Яссы незаконно аннексированной территорией, то с "братушками" дело обстояло иначе.

Сразу после окончания войны, главой правительства Болгарии стал генерал — фельдмаршал Радко-Дмитриев. Ярый сторонник России, все время пребывания у власти он твердо шел в ногу с политикой Москвы. Генерал был очень популярен в народе, но люди очень быстро забывают сделанные для них хорошие дела. Когда в стране наступил в результате неудачных экономических действий правительства, наступил небольшой кризис, на Радко-Дмитриева обрушился шквал недовольства. Этим воспользовались враги фельдмаршала, и на французские деньги против него был составлен заговор.

За день, до того как президент должен был подписать с договор со специальным посланником из Москвы о предоставлении Болгарии финансового займа на два миллиона долларов, Радко-Дмитриев был убит террористом Бойко Бичевым.

Пользуясь тем, что президент имел чисто символическую охрану, он смог бросить в него гранату, когда Радко-Дмитриев садился в автомобиль. В завязавшейся с конвоем перестрелке террорист был убит, что было на руку заговорщика.

Уже через два часа после гибели фельдмаршала, председатель парламента Александр Цанкова объявил, что временно берет на себя функции президента, до проведения выборов. Это был тонкий, хорошо продуманный ход, основанный на том, что у Радко-Дмитриева не было официального приемника. Действия Цанкова подержал министр внутренних дел Васил Борисов и начальник тайной полиции Стефан Николов. Оба были убежденными прозападниками и тайными сторонниками возрождения царской власти в Болгарии.

Многие военные не были согласны с действиями Александра Цанкова, но разобщенность и быстрые действия заговорщиков сделали свое дело. Военные яростно дискуссировали в своих кабинетах, но выступать против исполняющего обязанности президента не решились.

Ставший во главе Болгарии Цанков, репутацию откровенного реваншиста и считал Российскую Республику главным виновником утраты Болгарией выхода к Эгейскому морю. В течение недели все болгаро-российские соглашения были либо отменены, либо заморожены, а на границе с Греции в районе Салоник забряцало оружие.

Некогда великая Эллада переживала не легкий период своей истории. После поражения от турок и массового изгнания греческого населения из Ионии страна вошла в затяжной кризис. На фоне резкого ухудшения экономики в стране разразились массовые выступления трудящихся, в результате которого сначала один король сменил другого, а затем монархия и вовсе было ликвидирована. К власти пришел Александр Папанастасиу ставшим первым премьером Второй греческой республики.

Изгнание короля Георга привело к ухудшению отношений с Францией, которая активно его поддерживала. Париж выразил резкое осуждение свержение монарха и пригрозил Афинам интервенцией в случае гибели его и членов королевского семейства.

Не была в восторге от изменений в Греции и "владычица морей". С первых дней пребывания на посту премьера сделал несколько политических заявлений относительно Родоса и Кипра, после чего сразу попал в "черные списки" Форин-офис.

Негативная реакция Лондона и Парижа, военные приготовления Софии заставили Папанастасиу искать поддержку у России. Именно туда, после непродолжительной консультации направил свои стопы греческий премьер. Экономика страны трещала по швам, и спасти её мог только крупный заем, что позволил бы греческой драхме удержаться наплаву.

Деньги всегда давались заемщику подо что-то конкретное или за что-то важное. Разоренная войной Греция ничего не могла дать Москве кроме маслин, цитрусовых и морской рыбы, которой у неё самой имелось в избытке в Черном и Мраморном море. Единственное, что представляло для Москвы серьезную ценность в разоренной Элладе — это согласие Афин стать балканским союзником России. Подобный ход мог в определенной мере компенсировать утрату русского влияния в Румынии, Болгарии, Албании, а также удержать королевскую Югославию от сползания в объятия Запада.

На первоначальных переговорах греческий посол Заруфакис пытался разжалобить российского президента рассказами о бедственном положении братской православной страны, но Сталин был глух к его словам. Измена Болгарии, антирусская позиция Румынии и двоякая позиция Белграда, ставшего важным игроком на Балканах только благодаря помощи России, лишила Сталина каких-либо иллюзий относительно славянского братства.

— Им хоть золото в уши налей, все равно мало будет и в любой момент продадут англичанам или французам — с обидой бросил Сталин Молотову при обсуждении балканских дел на заседании Государственного совета. Вячеслав Михайлович был активным сторонником идеи панславянизма и полгал, что отход болгар от союза с Россией — временное явление.

По этой причине российский президент занял исключительно прагматическую позицию. Москва была готова предоставить Афинам крупный денежный заем, но только если греки проявят лояльность к интересам России в балканском регионе. Объявляя свои условия Заруфакису, Сталин старался соблюсти рамки дипломатического приличия. Не желая без надобности унижать греческого просителя, он вспомнил басню про лису, дававшую просителю в долг деньги в обмен за услугу.

— И какую лояльность хочет получить российская республика от бедных греков!? — с удивлением воскликнул Заруфакис. — Согласие на низложение Константинопольского патриарха на поместном соборе?

В этот момент отношения между Москвой и сидельцем на Фанаре переживали не самый лучший период. Остро нуждающийся в деньгах, в угоду Англии и Франции вселенский патриарх своим указом переподчинил себе все приходы в Польше подчиняющиеся Московскому патриархату. Эти действия нашли горячий отклик со стороны польского правительства, которое начало пачками высылать из страны православных священников не согласных с решением патриарха Никифора.

Вопрос церковного раскола был важной картой в колоде Заруфакиса, но Сталин не пошел на подобный размен. Любезно напоминая гостю, что в его стране церковь была отделена от государства, он назидательно произнес: — Мы, конечно, серьезно обеспокоены разногласиями, возникшими в православном мире. Согласие духовных вождей есть огромное благо для паствы, однако мы твердо придерживаемся положения, что Богу — богово, а кесарю — кесарево.

— Тогда наверно Россия хочет иметь постоянную поддержку со стороны Греции в Лиге наций? — закинул новую наживку Заруфакис, но и она осталась без внимания со стороны властителя Кремля.

— О какой постоянной поддержке в нашей стремительно меняющейся жизни может идти речь? Никто не знает, как долго пробудет у власти господин Папанастасиу, и согласиться ли, поддерживать Россию в Лиге наций его приемник? Вы полностью уверены в этом? Лично я не совсем — Сталин внимательно посмотрел на собеседника ожидая услышать его убедительные контраргументы, но тот так и не сумел их найти. Изобразив на лице бурное раздумье, он попытался подойти к решению проблемы с другой стороны.

— Может, будет правильнее, прежде чем что-то требовать у маленькой и разоренной страны, ей сначала следует чем-то помочь? Тогда потом с неё будет легче и проще спрашивать — в словах посла был свой резон, но у Сталина был свой взгляд.

— Россия и так много сделала и делает для Греции, господин Заруфакис. Только благодаря нашей доброй воле ваша страна получила Адрианополь, на который по своему исконному праву претендовали болгары. Только благодаря русским войскам жители Смирны были спасены от поголовного уничтожения турецкими солдатами, а Греция от сотен тысяч беженцев. Именно благодаря усилиям России, Смирна и прилегающие к ней территории объявлены подмандатной территорией находящейся под управлением Лиги наций. Именно наша страна первой оказала гуманитарную помощь беженцам грекам укрывшихся в нашей зоне ответственности и сделала все, чтобы этому примеру последовали другие члены Лиги наций. Мы взяли под защиту греческих беженцев в районе Дарданелл и дали им временный приют в Галлиполи. Спасли десятки тысяч ваших соплеменников от голода, холода и физического уничтожения со стороны турок — перечислял Сталин, демонстративно загибая пальцы на левой руке.

— Разве всего этого мало? Нет, конечно. А что сделала ваша страна в ответ на эти многочисленные благодеяния? Пошла на союз с Англией и Францией, поверив их обещаниям вернуть под свою власть Родос с прилегающими островами, Кипр, а теперь, когда выяснилось, что её обманули, вспомнила о России?

— Признательность моего народа к России безмерна, господин президент! — воскликнул Заруфакис, пропустив мимо ушей язвительный укор слов своего собеседника. — Трудно выразить словами то, что моя страна испытывает в адрес северного православного собрата, так много бескорыстно сделавшего для неё, с момента провозглашения независимости от турецкого султана. Что касается союза с Англией и Францией, то это было личным решением короля Георга, которого греческий народ заставил отречься от престола. Поэтому, мы просим вас не судить строго всю страну за действия одного человека.

— Хорошо, народ за короля не ответчик, — согласился Сталин. — Мы готовы начать отношения с Греческой Республикой, что называется с чистого листа, однако это, к сожалению, не отменяете государственные интересы. Какие бы высокие чувства не испытывают жители наших стран друг к другу, этот фактор постоянно будет превалировать над ними.

— Вы абсолютно правы, господин президент и я вынужден признать, что по большому счету нам нечего вам предложить — со вздохом констатировал Заруфакис. Посол ожидал, что Сталин примется разубеждать его, но тот, однако не стал этого делать. Словно позабыв о разговоре, от которого во многом зависела дальнейшая судьба Эллады, он достал трубку и стал сосредоточенно набивать её табаком из специального ящичка.

Проклиная все на свете, грек с замиранием сердца смотрел, как взяв щепотку табака, Сталин медленно и неторопливо уминал его в чашке трубки. Когда же этот процесс был закончен, он зажег спичку и сквозь пламя огня с прищуром глянул на притихшего в кресле Заруфакиса.

Во взгляде русского президента не было ничего адского и ужасного, но смотрел он так пристально, с такой пронзительностью, что просителю из Эллады стало очень неуютно. Заруфакису показалось, что собеседник видит насквозь все его попытки получить деньги под одни только обещания и в глубине души смеется над ним.

Скорее всего, это был хитрый прием призванный сломить волю переговорщика, сковать его инициативу и навязать ему свои требования. Подобная тактика основоположный камень в отношениях дипломатов, но в разных интерпретациях и очень часто достигал цели. Заруфакис не был исключением, тем более что послом он стал не благодаря успехам в дипломатии, а банальной протекции.

— Так моя страна может рассчитывать на финансовую помощь со стороны России? Каков будет ваш ответ господин президент? — учтиво спросил грек, терпеливо дождавшись, когда хозяин кабинета раскурит трубку. При этом он из всех сил старался не подпустить в голосе предательскую дрожь. В письменной инструкции, полученной накануне от премьера Папанастасиу, были требования любой ценой добиться от Сталина согласия на выделение для Афин денег.

"Можете обещать ему все, что он захочет. Хоть Луну с неба, только бы согласился дать нам заем в два миллиона долларов. Пусть не все сразу, пусть частями, но чтобы об этом было официально объявлено и первичный транш, составлял 250 тысяч долларов" — писал Папанастасиу и Заруфакис был готов их исполнить, но президент России не собирался оказывать помощь взамен на ничем не подкрепленные обязательства.

За время общения с Заруфакисом он быстро понял, что греческая сторона не готова к заключению полномасштабного союзнического договора с Россией. Слишком сильно было влияние Запада и в первую очередь англичан в этой стране. Даже после свержения монарха, находясь в бедственном экономическом положении, греческая политическая элита не была готова признать Москву своим старшим братом.

Полностью переломить ситуацию могло только появление в Элладе под тем или иным предлогом русских войск или возникновение пролетарской революции, жестокой и беспощадной. Сам Сталин с легкостью был готов принять любой из этих вариантов, но судьба не торопилась предоставить ему полный карт-бланш.

На данный момент в его руках был рычаг экономического воздействия. Не столь мощный и могучий, чтобы с его помощью можно было диктовать грекам любые условия, но довольно весомый, чтобы можно было получить ощутимую выгоду от этих переговоров.

Зная от Дзержинского содержание письма Папанастасиу послу, Сталин решил действовать наверняка, имея два заготовленных варианта. Согласно первому, Греция заключала с Россией на пять лет военно-политический союз с правом пролонгации ещё на три года. По второму варианту, греки соглашались на размещение российских военно-морских баз на своей территории сроком на двадцать пять лет с последующим продлением ещё на такой же срок.