Страна Арманьяк. Бастард

Беру и отдаю свой барбют Туку.

Следом в ход пошла глефа* с изящными хищной формы лезвием. По словам Люмьера — итальянской работы и тоже какого-то жутко знаменитого мастера.

Ее я сразу отложил в сторону. Вот не представляю себя с палкой, у которой наконечник напоминает лезвие от косы. Какой-то неблагородный вид получается, да и работать ей могу разве что как битой.

Вдруг пришла мыслишка в голову, как еще маленько развести незадачливых кабальеро.

— Всего золотой, — попытался уговорить меня Люмьер. — Такой удобно действовать и в пешем строю и конным.

— Я не торгуюсь, шевалье, — сделал скорбное лицо. — Я вижу, что вещь стоящая.

— Так в чем дело?

— Давайте сначала рассмотрим предметы действительно ценные, которые позволят закрыть основную часть долга, а потом уже доберем остатки, — закинул я удочку.

Скоро мне уже грузить имущество будет некуда, а они предлагают всякую малоценную хрень. Огласите весь список пжалста...

— Это законно, — качнул головой уже основательно подпивший де Граммон и заорал на пажа. — Робер, тащи мою шкатулку с драгоценностями.

— О-о-о... — воскликнул де Люмьер и хватанул вина из кубка. — У... у Жюля есть хорошие камни...

— Так давайте выпьем до дна, за... за честь кабальеро... — поднял я кубок.

Приметив, что де Люмьер и де Граммон уже хорошенько подшофе, решил накачать их окончательно. Сговорчивей будут, да и при нашем отъезде меньше проблем будет. Мало ли что у них на уме... у кабальеро-то средневековых. Благородство, согласно доступным мне историческим источникам, очень частенько перемежалось откровенной подлостью... в первую очередь у благородных кабальеро.

Выпили, закусили...

Опять выпили и закусили...

В промежутке я сторговал за смешную цену ту самую лошадку, на которой привезли имущество де Граммона вместе с упряжью. Пригодится. Не буду же я осквернять своего Родена неблагородной поклажей.

Допили вино и когда де Граммон уже не совсем ясно понимал где он находится и порывался скакать рубить драконов, а де Люмьер хотя и соображал, но постоянно норовил свалится набок приступили к драгоценностям.

Я сам хорошо подпил, но пока держался, видимо бастард неплохо тренировался по части алкоголя.

Почти весь остаток долга, по ценам Люмьера конечно, покрыли массивное узорчатое ожерелье с шикарным топазом на подвеске и два перстня. Один с изумрудом, а второй с неизвестным мне камнем розового цвета. Очень красивым и просто громадным по размеру.

Глефу тоже забрал походя. Туку будет. У него уже есть алебарда, теперь будет и глефа. Или я сам, как-нибудь обучусь ей орудовать.

Да, еще забрал серебряный таз для умывания и рулон батиста. На портянки сойдет если что.

По итогу сторговались. Конечно, как потом сказал мне Тук, ободрали они меня не меньше чем на сто золотых. Скопидомы... Торгаши, а не рыцари. Не ожидал. Похоже, эти совсем не рыцарственные качества средневековых рыцарей писатели просто пропускали в своих книгах.

Помимо массы полезных вещей я получил нечто гораздо более ценное для меня. Де Граммон попутно спьяну выболтал мне всю диспозицию в Арманьяке.

Лейтенант направлялся с отрядом своих лучников в Флеранс на усиление. Город оказывается уже был под управлением сенешаля руа франков и планировалась легкая акция устрашения горожан, дабы неповадно было поддерживать моего папеньку.

Знаем мы эти легкие акции. Всех ограбят, изнасилуют и так далее...

Лектур действительно вырезали почти полностью. Ушло очень мало жителей, а сейчас войска ждали, пока утихнут пожары и собирались даже срыть стены замка и самого города.

Отца... Отца растерзали. Исаак не соврал. Причем убили его именно те, о ком он рассказывал. Жюль, так звали де Граммона, не одобрял это и, не стесняясь, костерил Гийома де Монфокона совершившего поступок не гожий для кабальеро. Грозился при случае вызвать его на поединок, что только добавило моих симпатий к лейтенанту. Впрочем, он так же, не стесняясь, костерил и моего покойного папашу... Ну, это ладно. Папик, как выяснялось, гадиной был еще той.

И еще я узнал, возможно, самую важную вещь. Мачеху мою отправили не в Родез, а в замок Бюзе Сен-Такр. Это гораздо ближе, чем Родез. И отправили ее только сегодня утром, целой и невредимой, вместе с ее свитой. Но... кортежем с ней поехало столько солдат и кабальеро, что отбить ее по дороге не получится в любом случае. Проще самого себя сразу дагой проткнуть. Вот так...

Узнал я еще, что все владения семьи Арманьяк заняты королевскими войсками и везде уже назначены управители и наместники. Долбанный Всемирный Паук раздает их налево и направо. В том числе и мои виконтства Лавардан и Рокебрен... Твою же мать... Даже сеньорию Сегюр...

И еще один момент. Меня ищут, опрашивают всех и трупы опознают. Правда пока не знают, что я сбежал, думают, что сгорел при пожаре или разорван при бесчинствах. При прорыве мои люди замаскировали все под вылазку и все полегли как один, так что выдать побег некому.

Расставались вполне дружески. Виконт и шевалье так и не заподозрили, что человек, за поимку которого их могли возвысить все это время пил с ними вино и выдуривал разные ценности. Обе стороны остались довольны собой.

Я остался не раскрыт, узнал много полезного и даже немного разбогател, а эти скряги вполне были уверенны, что развели меня на деньги. Впрочем, в чем-то они и правы. Таки развели... перегибать палку в моем положении было крайне неразумно.

Попрощались и мы двинулись в путь. Кабальеро любезно подсказали, что примерно в лиге*, по направлению к Лектуру, будет приют для паломников, который содержат монахи доминиканцы и там можно остаться на ночлег и пополнить припасы. Туда мы и направились. Напряжение последних дней сказывалось и хотелось наконец-то поспать в кровати, хотя я очень сомневаюсь, что в приюте есть таковые.

Ну что... Еще один день прожил. Жив, главное, остался... А мог и сгинуть, возможностей выпало предостаточно.

На деньги и имущество поднялся, кучу благородных дел и подвигов совершил. Настоящий кабальеро, ебтыть... И знаете, не смотря на кучу банальных бытовых неудобств, мне нравится все, что со мной происходит. Как народился благородным рыцарем... может так и есть, и я попал в свое место и время? Не знаю, точно пока ответить не могу, но тихо балдею от самого себя в нынешней роли.

Глава 6.

— Тук, собака, ты зачем позоришь мою честь кабальеро? — поинтересовался я у шотландца, когда мы отъехали на порядочное расстояние от места схватки.

— Не в коем разе ваша милость, — Тук ехал позади, на ходу упражняясь с глефой. Подаренный шлем, он тоже сразу напялил на голову, так и ехал в нем.

— Даю тебе последний шанс признаться, — вяло попробовал воззвать к его совести.

На большее не было сил. Схватка, вино и жирный окорок не располагают к активности. Да и не злился я честно говоря. Так... Просто поболтать захотелось.

— Не знаю о чем вы, ваша милость... — голос Тука стал подозрительно умильным.

— Кто спер окорок в мешке? Тот, который не успели нарезать на стол... И не вздумай, собака, отказываться.

— Ну, разве это называется "украл"? Все равно они все нам должны. Пускай скажут спасибо, что вы так благородно с ними поступили.

— Не смей совать свое рыло в дела благородных господ. Вот как тебя назвать, скотина?

— Как? Сами Туком нарекли, — осторожненько ответил шотландец.

— Не придуривайся... — я отмахнулся от здоровенно жука собравшегося приспособить мой берет под посадочное место. — Ты лэрд. По крайней мере, себя так называешь. То есть благородного сословия считаешься. Сам говорил, лэрды в палате лордов заседают. И при этом: беглый монах, колдун... сам говорил — обвиняли, прелюбодей, разбойник, редкостный пройдоха и в довершении ко всему этому набору — ворюга. Может тебя сдать куда надо?

— Не надо, — буркнул Тук. — Я вам еще пригожусь.

— Вот даже не знаю... подумаю еще. Как тебе сегодняшний денек?

— Уф... — фыркнул шотландец. — Отличный денек, ваша милость. Вы были сегодня великолепны. Как вы его по шлему! Я даже толком ничего заметить не успел. Бам-бам-бам... и он уже на земле валяется. Научите?

— Подумаю. Ты слышал, как я этим франкам говорил, что ты эскудеро?

— Слышал, ваша милость, — радостно ответил шотландец.

— Для чего я взял на душу грех вранья?

— Ну... — в голосе шотландца поубавилось радости, и он задумался. — Дабы... дабы дать понять франкам, что я имею право находится рядом и вообще поубавить у них спеси.

— Примерно так и есть. Чего нос повесил?

— Ну, так...

— Эскудеро хочешь быть?

— Ну...

— Понятно. Служи, а я подумаю. А пока какой из тебя эскудеро? Вон, окорок спер, скотина.

— Я же во благо, — смутился шотландец.

— Благими намерениями выложена дорога в ад. Понятно? Приучись думать, прежде чем что-то делать.

— Ваша милость, кажись, огонек маячит. Не иначе приют.

Впереди, в быстро наступающей темноте помигивал тусклый огонек. Через несколько минут в сумерках нарисовался силуэт какого-то строения.

Подъехав поближе, я увидел на обочине несколько небольших одноэтажных зданий, огороженные сложенным из плоских камней высоким забором. Возле ворот на шесте была прикреплена маленькая лампадка, а сами ворота украшены раковиной подобной тем, которые я видел на паломниках.

— Стучи...

Тук спешился и несколько раз сильно стукнул рукояткой кинжала по воротам, потом через короткий промежуток еще раз.

За забором басовито взвыло несколько собак, послышались шаги и низкий хриплый голос поинтересовался.

— Кто беспокоит странноприимную обитель?

— Его милость шевалье де Сегюр, — рявкнул в ответ шотландец, таким голосом как будто за воротами стоит сам руа франков.

— Что вам надо? — не высказывая никакого почтения, поинтересовался голос.

— Отдых, ночлег и место для молитвы, — ответил я сам.

Тук своим голосищем может напугать монахов так, что на нас еще и собак спустят.

— Это приют для паломников, а не гостиница, — спокойно ответил голос. — К тому же у нас все переполнено. Уезжайте...

Вот те новость, похоже, монахи особого почтения к благородным кабальеро не высказывают. Или я родом не вышел. Хрен его разберешь. Доминиканцы... что-то знакомое... ага, псы господни*, читал... Ворота им выбить что ли. Нет, нельзя, тогда за мной еще и церковники гоняться будут, а это уже похуже будет, чем Всемирный Паук...

Вдруг из-за ворот раздался второго человека. Явно постарше, но сильный и уверенный:

— Куда вы следуете?

— Следуем в Арагон, служить торжеству веры Христовой над магометанами, — постарался я замотивировать свою цель богоугодным и, следовательно, позволяющим смягчить монахов делом.

— Сколько вас?

— Я и мой слуга, при нас четыре лошади.

— Подойдите к двери, — в воротах отворилось маленькое окошко и за ним в свете факела мелькнуло бледное лицо.

Невидимые собеседники удовлетворились осмотром, ворота, заскрипев, отворились. За ними стояли два монаха в длинных светлых балахонах подпоясанных широкими кожаными поясами. Монах повыше и поплотнее держал в левой руке здоровенную узловатую дубину, а правой, сдерживал на поводке большого лохматого пса, хрипевшего и пускавшего слюни.

Рядом с ним второй монах, ростом пониже и потоньше комплекцией, с виду гораздо старше первого.

— Проезжайте, — пожилой показал рукой во двор. — Лошадей и слугу проводят. А вы, шевалье, пройдемте со мной.

Приказал Туку в первую очередь накормить лошадей, я спешился и проследовал за стариком, рассматривая приют.

Во дворе с правой стороны длинное низкое здание крытое соломой, стены сложены из камня, рядом с ним под навесом расположились несколько лошадиных стойл. Пустых, только в крайнем меланхолично жевал сено осел... или мул, не знаю, этих животин видел только по телевизору. Да и темно уже было.

С левой стороны расположилось такое же здание. Из него доносится богатырский храп нескольких человек... ага... паломники ночуют...

Каменный дом по центру, больше остальных, причем у меня создалось впечатление, что сложен он на древнем, еще римском, если не старше, основании. В стене блестят слюдой несколько окон, больше похожие на бойницы. Стены увиты плющом, крыша из черепицы. Сразу понятно, что в нем обитают сами монахи, а не паломники.

Во дворе чистенько, насколько конечно можно рассмотреть в сумерках, несколько дорожек замощены булыжниками. Где-то журчит ручеек. Почему-то пахнет яблоками и грушами. Я повертел головой, стараясь все рассмотреть поподробнее, но солнце уже практически зашло, и виден был только сам двор.

Ну, что... Ожидал согласно своим скудным знаниям о средневековье, что будет хуже. Грязи и нечистот во дворе не наблюдается, наоборот, все довольно пристойно. Может это только в монастырях так? Насколько я понимаю, монахи всегда были продвинутей остальных в плане быта. Не знаю... Но пока впечатление неплохие, будем посмотреть дальше...

Старик отворил мощную окованную железными полосами дверь и пропустил меня внутрь.

Сразу за дверью в царящем полумраке — горели только два масляных светильника, я рассмотрел просторное помещение с большим, обложенным камнем камином и длинным столом с лавками посередине комнаты.

В большой нише в стене, стояла деревянная, искусно вырезанная в полный рост статуя мужика в сутане и накинутом поверх нее плаще с пелериной. В руках мужик держит посох с навершием в виде креста. Святой какой-то, Иисуса Христа так не изображали.

За столом три монаха что-то едят из деревянных плошек. На нас не обращают ни малейшего внимания.

В комнате немного пахнет ладаном и травами. А вот и они, на притолоке сушатся.

Как интересно все, я первый раз в монастыре. Или это не монастырь, а просто монастырский приют? Для меня разница не понятна, но все равно интересно.

В книгах о средневековье, писатели не всегда детально описывали быт и обстановку в которых находились их герои. Я в детстве даже представлял все наяву, додумывая, но сейчас представлять нужды не было, все передо мной, даже потрогать можно. Подавил в себе желание шлепнуть по тонзуре ближайшего монаха...

Черт, как же все интересно...

Старик на секунду задержался перед статуей, перекрестился и свернул в боковой коридор. Прошел до его конца и толкнул дверь.

В небольшой келье со скромным распятием на беленой стене и тусклой лампадой под ним он обернулся ко мне и сказал:

— Слава Господу Богу нашему ты жив. Где ты пропадал Жан? Я уже думал, тебя схватили.

Вот так! Уж чего я не ожидал, только не такого развития событий.

И что отвечать?

У монаха строгое худое аскетическое лицо небольшая аккуратно постриженная бородка глаза умные смотрят пронизывающе... Так и хочется душу излить.

Получается, знает бастарда и мало того, даже ждал. А в дневнике об этом не слова. Мда... отпираться и бить в грудь, крича, что я не Жан и далеко не бастард д"Арманьяк, смысла нет. Он же меня узнал...

— Не все прошло гладко... Падре... — постарался я ответить обтекаемо и без подробностей.