— Я прошу Вас об одном: доверьтесь мне. Мои действия все продуманы и направлены к одной цели: возродить в Вас огонек любовных чувств, а потом раздуть из него обещанный костер. Вы обещаете мне подчиняться?

— Да, — глухо сказала Магдалена.

— Тогда первым делом Вы должны посмотреть на мое обнаженное тело.

— Это запрещено церковными канонами! — испугалась женщина.

— Запрещено не так давно, меньше 100 лет назад,— парировал Кристиан. — Иначе Микельанджело не смог бы изваять статую Давида. Будем продолжать?

— Будем,— согласилась графиня.

Кристиан мигом разделся и, медленно поворачиваясь, дал ей себя осмотреть, а потом сказал:

— Ничего того, что Вы уже не видели, Ваше сиятельство. Или что-то Вас удивило?

— Твой член не так уж и велик, — поразила его неожиданным бесстыдством дама.

— Он еще подрастет, — заверил с улыбкой кондотьер. — Когда я увижу тебя обнаженной.

— Я не хочу, — вновь испугалась графиня.

— Но это необходимо, Магдалена. И мне и тебе. Поэтому раздевайся полностью и выбирайся из-под одеяла.

— Дева Мария! Прости меня грешную! — осенила себя крестным знамением дама, но просьбу выполнила и даже с перевыполнением: сошла с кровати и, встав напротив мужчины, медленно повернулась, дав себя осмотреть. При этом она заметила подъем того самого члена и довольно улыбнулась.

— Теперь ложись обратно, но на живот и положи голову на локти — я буду делать тебе массаж. И ничему не удивляйся, ничему не препятствуй....

Перед утром довольные, но страшно утомленные любовники вдруг уснули и проспали почти до обеда. На обеде же они старались друг на друга не смотреть, но чему-то непроизвольно улыбались, что было отмечено всеми прочими дамами, враз раскусившими подоплеку происшедшего. Граф же, как всегда, мало что понимал. В итоге Анна София даже не переговорила с неверным возлюбленным, а вдруг объявила о своем отъезде в Силезию. И через день уехала вместе с Барбарой.

Кондотьер подошел к ним перед отъездом и сказал:

— Простите меня. Мне надо было подобраться к графине, от которой зависит порученное мне дело. А с вами было весело. Не поминайте лихом.

— Бог простит, — суховато сказала Анна София, но вдруг из глаз ее брызнули слезы:

— Я так поверила в нашу любовь! Прощай, Кристофор!

Барбара же на выезде из замка озорно подмигнула предприимчивому кавалеру.

Изучение "Камасутры" графиней продолжалось и продолжалось. В качестве побочного следствия ее охватила страсть к переустройству замка, и она весь день летала по его коридорам, лестницам и комнатам. Зато ночью она ластилась к Кристиану и говорила:

— Повторение — мать учения? Так ты мне втолковывал? Так повторим все то, что мы проделывали вчера и добавим одно-два новых совокупления.

— В кресле, но вниз головой тебя вдохновит?

— Ой, вдохновит! А второе какое?

День на десятый от рождества новой Магдалины Кристиан огорошил ее известием, что должен все-таки отправляться в Мюнхен.

— Но предстать перед герцогом с пустыми руками я не могу. Разреши своему графу принести присягу Карлу Эммануилу....

— Ты негодяй, Кристофор! Специально меня совратил и теперь опять требуешь присягу! А потом только я тебя и видела!

— Магда, голубка, клянусь, что буду приезжать при малейшей оказии. Но без этой бумаги чертов герцог отправит меня в Венецию и денег за службу еще не заплатит.

— Неужели он может так сделать?

— Разлучить нас навсегда? Конечно. Ему уже 60 лет и романтические бредни его совсем не волнуют.

— Хорошо, будет тебе присяга. Но я ее с удовольствием порву, если ты мне изменишь — как Анне Софии и Барбаре. И что б навещал через каждые два месяца, но дней на десять. Иначе тоже порву....

— Обещаю, Магдалина Сибилла, моя нойбургская любовь!

Глава двадцать четвертая. Спасение Гейдельберга

В Мюнхене, куда Кристиан прибыл с отрядом к началу октября, он решил не задерживаться и отправиться всем войском на зимние квартиры в Прагу — благо, серьезных противников у герцога Савойского в Баварии не стало. Но вдруг из Праги голубиной почтой пришло распоряжение канцлера, подписанное и королем: отправляться в Гейдельберг на усиление обороны Нижнего Пфальца, которому грозит испанская армия, под командованием генерала де Кордова, пришедшая из Брабанта.

Кристиан и Алекс, посидев над схематической картой Европы (приобрели в Праге пару лет назад), определили расстояние по прямой от Мюнхена до Гейдельберга (250 км) и наметили оптимальный маршрут для марш-броска: на Аугсбург, Ульм, Штутгарт, Хайльбронн и вот он, Гейдельберг — по дорогам около 300 км, то есть двигаться 7-8 дней. Что ж, погнали.

Корпус Кристиана подходил к Вислоху (что в 13 км от Гейдельберга), как вдруг его гусарский авангард повстречал на дороге вереницу беженцев — на телегах, реже в каретах, а более пеших, с узлами на плечах и детьми, влекомыми за руки. Оказалось, что это жители Гейдельберга, уже захваченного солдатами Кордовы, которые приступили теперь к штурму замка.

— Гусары! — вскричал Кристиан, — марш вперед и обеспечить полную разведку! Егеря! Начать марш-бросок! Кирасиры! Взять на конь мушкетеров и марш легкой рысью! Артиллеристы и все прочие тоже ускорить движение! Драгуны! За мной быстрой рысью!

Через полчаса драгунский полк достиг вершины лесистой горы, нависающей с юга над Гейдельбергским замком, у стен которого кишели испанцы: их мушкетеры вели оживленную стрельбу по верху стены, за зубцами которой прятались немногочисленные защитники, а пикинеры лезли на эти стены по лестницам. Некоторых из них сумели сбросить вниз, но кое-где они поднялись на стену и орудовали теперь своими пиками. С горы до испанцев было далековато, поэтому Кристиан велел драгунскому полковнику вести своих карабинеров ниже, к средней части склона и пулять в спины врагов оттуда. Сам же вернулся на дорогу, где как раз встретил кирасиров с мушкетерами. Соответственно, он послал мушкетеров на поддержку драгун, а кирасир выстроил для завершающей атаки вдоль стены замка, — создав из гусар цепочку наблюдателей. Отмашка от них скоро пришла, и кирасирская лавина помчалась к замку. Кристиан же остался ждать на дороге своих любимцев — егерей....

Стремительный разгром, который учинили богемцы у стен замка, заставил генерала Кордову устрашиться и отвести свои войска из города за Неккар. Оттуда он стал было методично расстреливать из пушек дома горожан, но Кристиан озадачил своих артиллеристов, и его дальнобойные пушчонки принялись выщелкивать одно орудие испанцев за другим. Через полчаса Кордова лишился всей своей артиллерии, а когда егеря, переправившиеся скрытно через Неккар, стали эффективно обстреливать из окрестных лесов его лагерь, счел за благо спешно уйти к Мангейму.

Только тогда богемцы, вымотанные 8-мидневным маршем, смогли, наконец, передохнуть, расположившись в домах, покинутых горожанами. Кристиан же в сопровождении охраны поехал к замку, фасад которого, как и предсказывал когда-то Алекс, зиял оконными проемами. Навстречу ему из парадного входа вышел седовласый офицер в непривычной взгляду форме, но его обогнала смутно знакомая Кристиану дама зрелых лет с блестящими от слез глазами и радостной улыбкой на губах:

— Это Вы, Кристиан?! Вы наш спаситель, явившийся в самый последний момент? Бог услышал мои молитвы и явил милость!

Тут Кристиан узнал, наконец, матушку Фридриха фон Пфальца, Луизу Юлиану Оранскую, которая продолжила свой панегирик:

— Вы так изменились за эти три года! Стали воплощением настоящего воина, полководца! Как они побежали от замка под ударами Ваших кирасиров! Солдаты Горацио защищали нас упорно, но их было так мало.... Вот, кстати, позвольте представить Вам сэра Горацио Вера, присланного с отрядом волонтеров королем Англии для защиты Пфальца. Воины его умелы и храбры, но их оказалось так мало! Офицер снял шляпу и махнул ей перед собой, изображая приветствие — при этом сохраняя каменную морду лица. Кристиан спрыгнул с коня, подошел к сэру и протянул ему руку:

— Благодарю Вас, сэр Горацио за великую самоотверженность по защите мало знакомых Вам людей в чужой стране. А где же войска рейнских князей, которые первыми должны были встретить агрессора?

— Кордова разгромил их поочередно, — ответил англичанин с акцентом и легкой презрительной миной на лице. — Сначала маркграфа Баден-Дурлаха при переправе через Неккар, потом в том же стиле герцога Христиана Бранденбурга — у переправы через Майн. Нам же пришлось запереться в замке Гейдельберга.

— Для долгой обороны этот замок не годится, — извинительно улыбнулся Кристиан. — Слишком красив. Поэтому я очень торопился к вам.

— И пришли вовремя, — кивнул Горацио. — Но почему Вы не стали преследовать испанцев? Они могут перегруппироваться и вернуться сюда....

— Мы слишком устали, надо отдохнуть. Впрочем, мои гусары держат их в кольце и следят за каждым шагом.

— Их около 15 тысяч, а вас, вроде бы, вдвое меньше. Здесь вы взяли их врасплох. Теперь же Кордова будет осторожен и станет давить вас, маневрируя войсками.

— Мои войска значительно маневреннее, а каждый полк стоит его двух. К тому же он бит нами и будет готовиться не к победе, а к очередному поражению. Так и будет.

— Ваша уверенность бодрит. Лишь бы она не оборотилась опасной самоуверенностью....

Кристиан слегка пожал плечами, улыбнулся и оборотился к подзабытой владелице замка:

— Ваша светлость! В замке сохранились комнаты, пригодные для житья?

— Я не знаю, мы с Катариной сидели в последние дни в подвале....

Только тут Кристиан заметил стоящую у входа молодую женщину, в которой признал сестру Фридриха, Катарину Софию. Он тотчас направился к ней, поклонился и сказал:

— Простите, Катарина, мою невнимательность. Ваш брат шлет Вам через меня свой привет и заверения, что отныне в Гейдельберге все будет хорошо.

— А деваха-то вполне сексапильная, — взбодрился Алекс. — Странно, что, насколько я помню из истории, замуж она так и не вышла. Это сколько ей годков?

— Двадцать семь, — процедил сквозь зубы Кристиан. — Нацелился уже, стервятник. У нее с детства дефект речи, заикание. Вот и проходят женихи мимо.

— Г-гутен Таг, К-кристиан, — заговорила меж тем Катарина и заулыбалась. — К-как вовремя т-ты п-появился с-со своей армией! Я г-готовилась п-проститься с-с жизнью....

И показав кинжальчик, висевший в ножнах меж ее грудей, добавила:

— Я п-поклялась п-перед Б-богом, чт-то не п-позволю с-солдатам н-над с-собой над-другаться....

— Это ужасно, Катарина, — с преувеличенной серьезностью сказал Кристиан.— Самоубийц ни в рай не пускают, ни на кладбище. Во время я не опоздал!

И хохотнул своей шутке. Катарина тоже заулыбалась.

— Ах, молодежь, — вклинилась подошедшая Луиза Юлиана. — Ей уже весело....

Глава двадцать пятая. Лечение заикания

К вечеру благодаря усилиям мушкетерского полка, припаханного Кристианом на приведение в порядок Фридрихбау, десяток комнат стал пригоден для жилья. Одну из комнат хозяйка предоставила на постой Кристиану, вторую — сэру Горацио, а еще одну назначила быть аристократической столовой. Впрочем, первые две недели прибытия в Пфальц Кристиан провел за пределами Гейдельберга, атакуя армию Кордовы издалека (с большим для нее уроном и без потерь для себя) и гоняя ее по правобережью Рейна — сначала в Вальдхоф, потом в Зандхофен и Лампертхайм и, наконец, на левобережье, в Вормс. Но зря Кордова полагал, что отдохнет от преследования в Вормсе: богемцы переправились вслед, охватили его полукольцом с севера, затем проникли ночью в город и, активно проводя зачистку домов посредством гранат, выдавили испанцев из города в южном направлении, под пушки крепости Франкенталь, занятой отрядом англичан под командованием сэра Джона Борафа. В итоге Кордова решил, что досыта в Пфальце навоевался и двинул ускоренным маршем в Брабант, на зимние квартиры. Ну, а богемцы вернулись в Гейдельберг.

За две недели непрерывного ремонта под руководством Луизы Юлианы центральная часть замка почти восстановила внешний вид, в том числе свое остекление и отопление. На воссоздание интерьеров требовалось, конечно, куда больше времени. И денег. В комнате Кристиана мебели оказалось, впрочем, достаточно, хоть и разносортной. Столовая же была обставлена с изысканным вкусом, и за ее длинным палисандровым столом могло разместиться до 20 персон. Однако стол заполнялся лишь наполовину: кроме хозяйки и ее дочери, Кристиана, Горацио и гофмаршала фон Гольдбаха в замке отирались 2 графини и 3 баронессы из разоренных войной поместий — все в значительных годах.

— Чашки бьются, блюдечки остаются, — пробурчал по этому поводу Алекс. Кристиан промолчал, хоть и ему, уже привыкшему везде быть в центре внимания, компания старых вешалок не понравилась.

Поэтому он не слишком возражал, когда Алекс стал подталкивать его к Катарине. Тем более что повод для сближения, выдвинутый Алексом, был уважителен.

— В мое время от заикания вылечивают, — долдонил он Кристиану. — Хоть и не всех. И я читал, как это делать. Давай попробуем помочь деве.

— Чем заканчивается обычно твоя помощь, я знаю, — морщился Кристиан.

— Лечение это комплексное и одним из мощных факторов воздействия, действительно, является секс. Но его применяют обычно в конце лечения. Сначала же рекомендуют другие методы....

— Какие?

— Увидишь. Если согласишься помогать....

— Ну, делать здесь пока нечего. И в Прагу не отпросишься, король не поймет. Попробуем.

Катарина (довольно высокая для 17 века девушка, полногрудая, статная, золотоволосая, но несколько стеснительная) выслушала необычное предложение давнего знакомого спокойно, но потом спросила:

— Р-разве у Вас м-мало своих д-дел, К-к-кристиан?

— Сейчас как раз мало, Катарина. Мои бойцы на отдыхе, под надзором своих полковников, враги все расползлись по зимним норам — мне буквально нечего делать. Поэтому я с удовольствием с Вами попою и почитаю, а также потанцую. Хорошо бы еще поплавать, но очень уж вода в Неккаре сейчас холодная.

— Н-ну, я в-все р-равно не умею п-плавать.

— А я бы Вас научил. Ладно, не будем говорить о несбыточном. Предлагаю читать, петь и танцевать в большом замковом зале: там голоса очень звучны, места для танцев много, да и матушка Ваша может всегда посмотреть, тем ли мы с Вами занимаемся....

Дева мгновенно зарделась, но потом сказала:

— Я с-согласна, К-к-кристиан.

— Тогда идем туда сейчас и посвятим пару часов пению под аккомпанемент моей гитары.

И они пошли и терзали слух Алекса заунывными немецкими песнями: о двух звездочках на высоком небе, об эдельвейсе и о Боге, который дарит в рождественскую ночь подарки ревностным прихожанам.... Терапевтический эффект от пения однако был: Катарина в течение часа почти не заикалась при разговоре и радовалась этому обстоятельству как ребенок. Но во время ужина (за общим столом) Луиза Юлиана стала допытываться у дочери, чего ради она распелась в обществе мужчины и заикание к ней тотчас вернулось.

На другой день после завтрака Катарина отпросилась у матери погулять в Английском саду в обществе графини фон Вальдек, баронессы фон Гемминген и того же Кристиана. Мать нахмурилась, но отказать не решилась. В саду же Кристиан и Катарина стали заниматься странными упражнениями: разводить руки в стороны, вращать ими в плечах, сгибаться в пояснице и разгибаться, делать глубокие вдохи и резкие выдохи, приседать, отжиматься от скамейки и т.д. и т.п. Соглядатаи ничего не понимали, но и непристойного ничего не видели. А по возвращении в замок та же парочка устроилась в зале у окна за Библией и Катарина стала медленно читать вслух, а Кристиан тот же текст пробегал глазами.