После жизни

Мне плохо. Я не хочу идти к Доку, кем бы он не был.

— Я никуда не пойду.

Я вылезаю из-под одеяла. Пара глаз Графа смотрят прямо на меня.

— Тебя и не спрашивают.

— Это ради твоего блага, — пытается успокоить меня Ненси. Она более мягкая, чем Граф.

Я мотаю отрицательно головой. Не пойду.

— Разберись с ней сам. Я накормлю Несси и пойду.

Граф кивает и женщина уходит вниз. Он же подсаживается ко мне и промакивает полотенце в воде, чтобы приложить его ко лбу. Я не хочу этого. Отворачиваюсь.

— Что еще? — хмурится Граф. Но он не спешит силой сделать это. Ждет моего ответа.

— Обещай, что я никуда не пойду. Я скоро сама поправлюсь.

Мне плохо, но я могу сказать это.

— Послушай...

— Обещай!

— Вивиан...

— Обещай!

Граф вздыхает. Он закрывает глаза и молча делает вдох, чтобы не сорваться на мне.

— Обещаешь? — осторожно спрашиваю я у него.

— Обещаю. Ты никуда не пойдешь.

— Прекрасно.

Теперь я довольна.

— Разрешишь? — спрашивает меня Граф, показывая на полотенце.

— Да.

Я подставляю свой лоб. Граф улыбается.

— Нет. Нужно протереть тебя всю.

Я вспыхиваю. От этого температура еще сильнее увеличивается. Мои щеки красные и лихорадочный блеск в глазах выдает мою безысходность.

— Не спорь! Повернись, — он с легкостью разворачивает меня на живот и задирает футболку, что надета на мне.

По коже от прикосновения его рук проходит разряд. Касание прохладного мокрого полотенца приносит успокоение. Прохлада разливается по моему разгоряченному телу. Я издаю стон.

— Не провоцируй меня!

— Ты о чем?

Я хочу еще что-то сказать, но не могу. Моя кожа чувствует прикосновение губ Графа. Он, едва касаясь, покрывает мою спину поцелуями, двигаясь вверх по позвоночнику.

— Граф, не нужно...

— Знаю.

Его поцелуи обжигают, но приносят удовольствие. То, из-за которого не жалко и сгореть.

Я выгибаюсь дугой, пытаясь почувствовать его еще сильнее. Он подхватывает меня под живот и ласково проводит пальцами по нему. Я невольно его втягиваю в себя.

И вновь чувствуется касание полотенце. Граф проводит им по моих рукам, что отведены назад. Он нежен и насторожен. Словно боится, что я начну ругаться.

— Перевернись, — требует Граф. Я переворачиваюсь.

Мой живот оголен. Футболка задрана. Граф протирает меня. Он тороплив. Старается не смотреть.

Кажется, моя болезнь задевает мой мозг. Я откидываю ногой одеяло и кокетливо машу ею перед Графом, провоцируя его.

— Еще ноги!

— Вижу. И благодаря тебе, вижу очень хорошо.

Граф смотрит на меня голодным взглядом. Он хватает мою ногу за голень, останавливая меня от работы "маятником" перед его носом.

Наши взгляды встречаются друг с другом.

— Чего ты добиваешься, Вивиан? — хрипло интересуется он у меня.

— Того, чтобы ты поцеловал меня.

— Ты болеешь. Прекращай.

— Боишься? Ты же не можешь привязаться ни к одной живой душе. Докажи мне это! — я выдергиваю ногу из его руки и приседаю перед ним на колени. Он хочет уйти. Я не дам ему это сделать.

— Ты не понимаешь, что ты творишь!

— Понимаю. Мне нужно... нужен ты! — обвиваю я его шею руками. Он не хочет сдаваться мне, но простуда уже победила меня, одержит и победу над ним. Я провожу губами по его щеке, спускаясь к мягким губам.

— Ты просто издеваешься! — обнимает он меня в ответ, переплетая свои руки у меня за спиной и прижимаясь ко мне своим торсом. Я облизываю губы и приникаю к нему в страстном поцелуе. Сама. И мне это все равно. Все нутро меня требует этого парня. — Вивиан! — выдыхает он мне в лицо.

— Граф! — шепчу я ему в ответ, кладя голову на плечо. Он берет меня на руки и укладывает на кровать, ложась рядом.

Мне уютно. Я сворачиваюсь в комок, находясь в сильных руках, что сейчас дарят мне нежность. И почему-то я понимаю, что нежность эта предназначена лишь мне.

Он тихо лежит сзади меня, вдыхая мой запах. Мне неуютно. Я давно не ходила в душ.

— Я грязная...

— Тсс! — слышу я над своим ухом. — Лежи. Отдыхай. Я чувствую тебя — ты горишь. Но дай мне шанс погасить это пламя.

Я поворачиваюсь к Графу и обнимаю его. Он целует меня в шею, баюкая.

— Спи!

— Ты будешь рядом?

— Буду. Тебя уже это не пугает?

— Нет. Не уходи.

— Не уйду. Спи, моя хорошая.

Я с удовольствием закрываю глаза. Впервые, за эту долгую неделю, я спокойно отдаюсь сну. Меня не мучают кошмары из-за температуры и я не просыпаюсь в поту потому, что сгораю заживо и мне срочно нужна вода.

До самого последнего я чувствую, как Граф гладит меня по голове и целует в висок.

* * *

Я просыпаюсь от того, что надо мной копошатся. Открыв глаза, я вижу Графа и Лака, который стоит с веревкой наизготове.

— Что... Кто... Что вы делаете?! — не понимаю я их задумку.

— Вяжи ее! — приказывает Граф, Лаку. Я успеваю только округлить глаза, когда на мои руки ловко ложатся пара узлов и несильно, но ощутимо, стягивают мои запястья перед моим лицом.

— Граф, объяснись! — кричу я. Мне удается это с трудом, но я перехожу на крик.

— Лучше молчи, Вив. Мы идем к Доку.

— Ты же мне обещал!

— И сдержу свое обещание, — спокойно, без эмоций сообщает мне он, беря меня на руки. Я укутана в одеяло. — Я обещал, что ты не пойдешь к нему. Ты не идешь. Я понесу тебя туда. Это недалеко.

Я брыкаюсь. Едва не вываливаюсь из рук Графа. Голова идет кругом, а набатом бьет в виски. Я зажмуриваюсь.

— Ну что? Успокоилась? Тебе плохо, но ты, как маленькая, делаешь себе еще хуже. Успокойся! — предупреждает меня Граф. — Лак, — поворачивается он к своему помощнику. Тот стоит позади него и молча ждет указаний. — возьми одежду и все, что может понадобится.

Лак молча кивает, глядя на меня. В нем уже нет той бравады, что была, когда я находилась в его доме и без Графа. Теперь, он простой исполнитель.

— Я не хочу туда! — хнычу я, когда мы уже выходим из дома. На улице солнечно и тепло.

— Если ты будешь спокойна, то я позволю сегодня тебе спуститься вниз.

Вниз?! Несс! Он позволит мне побыть с сестрой!

Последние дни ни Несс, ни меня не подпускают к друг другу, объясняя это тем, что я могу заразить ее. А Граф даже не в курсе, что это за болезнь у меня, при которой держится стабильная высокая температура. И она продолжает повышаться. Ненамного, но все же.

— Хорошо.

— Вот и отлично.

Мы идем к Доку.

Мне незнаком этот путь. Он находится в противоположной стороне от ворот.

Но, как и обещал мне Граф, мы добираемся очень быстро. Всего лишь уходим за гору, что скрывает поворот, где открывается красивый вид на озеро и сочную зелень.

Рядом с озером стоит большое длинное здание. Оно совершенно гладкое и без окон. Там только одна дверь.

— Что это?

— Наш научный исследовательский центр. Здесь же находится больница. Док там.

— Он живет там, — добавляет Лак, что идет позади Графа. Несс тоже хотела идти со мной, но Ненси, что с утра пораньше пришла к Графу, пообещала ей другой раз.

Я кривлюсь. Моя рожица выглядит очень недовольной.

— Я не позволю сделать тебе больно, — обещает мне Граф, видя мое выражение лица. — обещаю.

Ничего не отвечаю на эту реплику. Мой страх перед врачами сковывает меня.

Мы заходим внутрь и поднимаемся на самый верх. Там в конце коридора стоит хладный, что одет в медицинский халат. Его рыжие волосы мелкими завитками падают ему на уши, закрывая их. Руки его скрещены на груди. Он рассматривает нас.

— Граф, это — она? — кивает он на меня.

— Да. Приступай немедленно!

Док кивает и жестом приглашает нас войти внутрь своего кабинета.

Меня укладывают на длинную кушетку.

— Выйдите! — командует Док, оказываясь на своей территории. Граф хмыкает и остается стоять на месте. Лак же выходит за дверь. — Граф! — косит на него свой взгляд Док. Видимо, он уже привык к такому поведению командира хладных.

— Не выйду.

— Сколько она уже такая горячая?!

— Больше недели, — нехотя говорит ему Граф.

— Вот именно! Ты сам вчера терзал меня за грудки, требуя, чтобы я немедленно ее обследовал. Так что, ты позволишь мне это сделать или так и будешь строить из себя ревностного собственника?

Граф рыкает и выходит вон. Мы остаемся с Доком вдвоем. Он медленно, нарочито медленно, надевает стерильные перчатки.

— Что вы хотите делать? — задаю я свой насущный вопрос. Он снисходительно смотрит на меня.

— Обследовать, чтобы понять, что тебе мешать сбить температуру. Покажи язык! — требует Док. Я послушно высовываю язык наружу. — Так... — Док глядит на мои белки глаз. Щупает мои гланды и лимфоузлы. По его виду, я могу сказать, что он ничего не находит и это его раздражает. Он не видит причины моей простуды, которая так затянулась. — Все чисто. Да, ты болела. Но сейчас, твое тело здорово, если не считать...

— Чего?

— Того, что твоя температура тела держится на одном уровне и не собирается спадать. Это плохо. Твои органы из-за этого перенапряжены.

Я не знаю, что мне отвечать. Страх сковывает меня вновь.

— И что теперь?

— Проверим еще кое-что.

Он подкатывает какую-то громоздкую аппаратуру. В нашем окраинном районе и ее больнице такого не было и в помине. Он включает его и экран, что имеется в нем, загорается темно-синем свечением.

— Что это?

— Сейчас.

Док берет что-то, похожее на толокушку, что имелась на кухне моей матери, и прикладывает к моей груди, отодвигая одеяло в сторону. На экране бешено бьется мое сердце. Парень всматривается в него, изредка цокая языком. Это меня не обнадеживает.

Он двигается вместе с прибором вниз. В животе у меня тоже есть какая-то пульсация и движение. Словно маленький червячок. Что это?

— Кажется, мы нашли проблему.

— Что это?

— Твой ребенок. Точнее, — откашливается Док перед тем, как продолжить. — ребенок Графа. Дитя хладного.

Меня прошибает пот. На этот раз мне не жарко. Мне холодно.

* * *

— Что значит, ребенок — проблема Вивиан?! — упрямо смотрит вот уже двадцать минут в монитор Граф. — И, вообще, она беременна?

— Да.

Док кивает и засовывает руки в карманы халата.

— Объяснись! — требует Граф у него.

— Точно еще не могу сказать, но кажется, что благодаря ее простуде, она смогла зачать и плод прижился.

— Точнее! — тон Графа оставляет желать лучшего.

— Точнее, так точнее. Ты говорил, что Вивиан стояла до этого под дождем и ветром. Так?

— Так. Дальше!

— А дальше произошло то, что никто не ожидал. Мы всегда старались сделать их здоровыми для продолжения рода, но у нас ничего не выходило. Мы старались создать благоприятную обстановку для матери, а нужно было создавать ее для плода.

Мы устроены так, что наше развитие выше и на порядок сильнее, чем у обычных людей. И дети наши тоже сильнее. Температура Вивиан — это нормально для плода, но плохо для нее.

— Как так? — испуганно спрашиваю я у Дока. И он, и Граф наконец обращают на меня свое внимание.

— Как? Если судить по данным о твоем здоровье, то каждые три месяца, пока плод будет расти, то и температура будет повышаться на два градуса. У тебя сейчас тридцать семь. Считай.

Хорошо, что я лежу на кушетке, иначе бы я рухнула.

— Видно, что считаешь ты хорошо, — усмехается Док, видя цвет моего лица, а точнее его отсутствие. — В курсе, что человек может выдержать температуру до сорока двух?

— Она не доживет до девяти месяцев! — выдыхает Граф.

— Именно. Про то и речь. Решай сам. Она твоя и ребенок тоже.

Док выходит из кабинета. У меня все идет кругом. Мои уши отказываются верить в то, что они слышат.

— Ты понимаешь, что температура не собьется? — касается моей руки Граф. Он, что спрашивает меня о моем решении?

— Понимаю.

— Отлично. Мы идем домой, обратно.

Он быстрым шагом выходит из кабинета. Через секунду заходит Лак и молча, но осторожно, берет меня на руки и несет к выходу. Я не могу справится со своими слезами, они душат меня изнутри.

— Где Граф? — спрашиваю я у него, когда мы выходим на улицу.

— Ушел. Тебе же надо лежать.

— Я не больна.

— Уверена? Граф и Док так не думают. А ты считаешь иначе?

— Расскажи мне о вас.

— Почему ты спрашиваешь меня, а не того, кто делит с тобой постель? — удивленно спрашивает меня парень. Мы идем неспешным шагом. Он не торопится. Я думаю, что он действует по приказу — нести меня осторожно.

— Я не нравлюсь тебе, поэтому ты не будешь скрывать от меня правду. Скажешь все как оно есть.

— Тогда, нам не нужно спешить.

— Хорошо.

Он останавливается и оглядывается. Где-то недалеко есть длинные лавки, что сейчас пусты и никому не нужны. Они стоят у казарм. Видимо, там они обедают или просто разговаривают. Перед лавками стоят столы. Они таки же длинные, как и сами лавки. Сделаны они из гладкой древесины.

Лак усаживает меня ни на скамью, а на стол. Сам же он остается стоять передо мной. Руки его заведены назад, а длинная коса свисает на бок.

— Что ты хочешь знать?

— Кто вы? — задаю я свой самый насущный вопрос.

— Почему тебя так интересует? Раньше, я за тобой такого не замечал.

— Я хочу знать, кто у меня там внутри, — показываю я взглядом на свой еще плоский живот. Он еще ни чем не выдает то, что убьет меня. Мне нужно как-то забыть об этом. Я усмехаюсь. Юмор — мое единственное спасение от кардинального сдвига психики.

— Ребенок. Такой же, как и все. Твой и Графа.

— Ерунда. Расскажи, кто вы.

Мой голос требователен. Я уже думаю, что Лак передумает отвечать мне на мои вопросы, но он лишь устало проводит рукой по своей голове и закрыв глаза пару раз вдыхает и выдыхает. Он словно собирается с мыслями.

— Ты же знаешь, что мы — это и люди, и роботы. В нас есть мощные установки, позволяющие нам быть лучшими солдатами, исследователями и работниками. Мы выносливее, сильнее и неприхотливы.

— Знаю.

— Так вот, — он облизывает свои губы, оттягивая объяснение. — твой ребенок наполовину хладный. Он изначально выше в развитии и устройстве организма. Можешь считать, что мы — это усовершенствованная модель человека. И условия для воспроизводства этой модели нужны самые лучшие. Выше обычного.

Я провожу рукой по своему лбу. Он мокрый от пота. Он стекает с меня каплями. Внутри, под одеялом, я тоже вся мокрая от пота, что прилепил ко мне шорты и майку.

— Что дальше?

— А дальше то, что мы ошибались, думая о том, как бы сделать вас здоровее. Мы думали, что это правильно. Оказывается, для плода это было не нужно. Ты смогла зачать лишь потому, что твоя температура была выше обычного. Ты заболела из-за дождя и ветра. Только...

— Что? — испуганно

— Тебе не страшно?

— Даже, если и страшно, то что это меняет? — обреченно интересуюсь я у нее.

— Ты не думала о том, чтобы...

— Избавиться? — мои руки инстинктивно обхватывают живот, закрывая от этого парня. Мне становится жутко.