Детские страхи пожилого юноши

...Если не заходить в дебри политики и не сильно углубляться в экономику, то можно было найти массу преимуществ в том, советском периоде жизни Никиты, а также практически всех окружающих его людей. А если бы КПСС — коммунистическая партия Советского Союза — поменьше бы тратила денег на всякие там слабо развивающиеся страны Африки и Азии, которые якобы выбрали путь социализма, а развивала бы чуть сильнее развитые страны СССР, то этих преимуществ было бы больше.

Тем не менее, главным преимуществом в Советском Союзе было бесплатное, но, тем не менее, очень качественное образование. И среднее, и среднетехническое, и средне-специальное, и высшее. И если советские институты выпускали специалистов — то они были на уровне, как тогда говорили, мировых стандартов. Нет, конечно, не все вузы готовили классных спецов. В СССР было полно инженеров, которые путались в сопромате и не знали разницы между бетоном и цементом, были геологи, которые не смогли бы отличить магнитный железняк от колчадана. Но все же подавляющее большинство получивших высшее образование в СССР соответствовали тому, что было написано в их дипломах.

До сих пор специалисты советской школы считаются лучшими не только в современной Украине или в России, но и в мире. Например, советские врачи без проблем переучивались и работали во всех странах Европы и мира, а советских строителей с удовольствием брали в любую зарубежную фирму. Потому что те же врачи на Западе без кучи диагностической аппаратуры и шагу не ступят, а наши врачи со стетоскопом и обыкновенной десертной ложкой могли поставить предварительный диагноз.

И даже назначить лечение.

Но базой для всех будущих врачей, строителей, геологов, летчиков, инженеров, милиционеров, журналистов и прочих-прочих-прочих служило все же среднее образование. Оно в СССР было политехническим. То есть, в советских средних школах дети изучали все предметы, независимо от своих, так сказать, наклонностей — гуманитарных или технических. Поэтому будущие гуманитарии, скажем, Ахматова или Шолохов, изучали бином Ньютона и таблицу Менделеева, а будущие технари, Сахаров или Королев, зубрили Пушкина и пересказывали "Тихий Дон".

Никита был гуманитарием.

Как вы помните, он с детства просиживал все свое свободное время в библиотеках, проглатывал книгу за книгой, поэтому, конечно же, его любимыми уроками были русская и украинская литературы, история, география, отчасти астрономия, зоология, а потом анатомия и обществоведение. Какие-то разделы физики, например, оптика, а также химии его тоже интересовали, но уже меньше. И уж совсем не нравились математика и геометрия, а позже — алгебра и тригонометрия.

Кроме того, любивший рисование, Никита ненавидел черчение. Потому что был неаккуратным. Его чертежи напоминали больше абстрактный автопортрет, а не чертеж, например, какой-то болванки или параллелепипеда. Самое интересное, что рисование и черчение преподавал один и тот же учитель по прозвищу Кисточка. Этот лысый смешной мужик просто свирепел, когда Никита сдавал ему очередной чертеж. И однажды Кисточка влепил ему кол в четверти! То есть — единицу! С такой оценкой нельзя было перевестись в следующий класс и учиться дальше, пришлось бы оставаться на второй год. И если бы на черчение не навалилось все семейство Васнецовых — чертили и мама, и отчим, и даже соседи помогали — то Никита не закончил бы седьмой класс. И долго еще он вспоминал бессонные ночи за чертежами, как страшный сон.

Точно так же пришлось однажды пересдавать и тройку за экзамен по геометрии — Никита вытащил самый нехороший билет и еле-еле что-то смог ответить. А так как аттестат у него за восьмилетку нарисовался вполне приличный, то тройка портила всю картину. Поэтому пришлось поднапрячься, тем более что геометрию преподавала классный руководитель, которая сама была не заинтересована получать из твердого "хорошиста" троечника. Ибо за успеваемость советских учителей начальство из районо — районного отдела народного образования — "драло" немилосердно. Ну и снижали, конечно, зарплату. То есть, классность. А школьное начальство давало больше классных часов в нагрузку, то есть, тех, которые оплачивались по самому низкому тарифу.

Спустя почти десять лет после окончания школы сам Никита, окончив институт физкультуры, станет работать физруком в одной из школ Днепропетровска. И на собственной шкуре ощутит, какой это нелегкий труд — быть преподавателем и педагогом. Причем, этот тяжелый и нервный труд всегда очень скудно оплачивался. Поэтому в школах все времена работали в основном женщины. Основные кормильцы и добытчики — мужчины — просто не могли прокормить свои семьи на эти гроши.

Тем не менее, работали советские учителя на совесть, вдалбливали знания даже в совершенно дубовые головы. Даже спустя много лет после окончания школы Никита четко помнил многие правила орфографии и пунктуации, писал практически без ошибок. И даже если не помнил правила, то интуитивно писал грамотно. Потому что твердо знал, как надо писать. Впрочем, у него с детства было, что называется, врожденное чувство слова. Может быть, поэтому спортсмен, в конце концов, стал журналистом...

Тогда, в последних классах мальчик еще не знал, кем он хочет стать. Конечно, ему нравилась история, литература, но как это может стать профессией — Никита не представлял. Ну, кроме профессии учителя, конечно. Мама все время хотела, чтобы ее сын пошел поступать на юридический факультет в университет, причем, лучше всего в Киеве. Но сам Васнецов-младший представлял себе профессию юриста больше по фильмам о милиции, а также по ролям прокуроров. Прокуроры были какими-то скучными, а все следователи и оперуполномоченные милиционеры — какими-то слишком агрессивными. Потому что в фильмах они больше дрались и стреляли, нежели цитировали законы. И совсем не были похожи на знаменитого сыщика Шерлока Холмса, который лишь силой ума расследовал сложные преступления. Так что в милицию Никиту особо не тянуло. Тем более, не собирался он стать и адвокатом. Защищать всяких подонков не входило в его жизненные планы.

По настоянию материи он все же после окончания школы дважды ездил поступать в Киевский университет. Но первый раз забыл приписное свидетельство из военкомата, без которого будущего призывника не допустили к сдаче документов в приемную комиссию. Поэтому вернулся домой. А на следующий год тупо завалил экзамен по истории.

И снова прилетел назад, в Днепропетровск. Ведь билет на самолет Днепропетровск-Киев стоил тогда, хоть и дороже билета на поезд, но все равно каких-то там 20-25 рублей. Что вполне было по карману среднестатистическому гражданину. Поэтому хотя бы раз в год можно было себе позволить слетать посмотреть Киев или даже Москву.

Если бы кто-то сказал Никите, что через двадцать лет он все-таки будет жить в Киеве — он бы не поверил. Не говоря уже о том, что он вообще эмигрирует в Португалию...

Но кто знает свое будущее? Кто может понять, кем он станет? Многие, конечно, в детстве и юности намечают себе цель — профессию выбирают, или мужа. И, что интересно, неукоснительно следуют выбранной цели. Причем, достигают ее.

Но факт остается фактом — Никита Васнецов не знал, кем он хочет стать. Чем-то привлекала профессия геолога, чем-то — профессия военного. Он даже одно время с двоюродным братом Сергеем хотел поступать в Суворовское военное училище. Поэтому после окончания школы решил пойти на завод, на котором работали его родители, поработать там до армии, отслужить и потом уже определиться, в какой институт поступать. Тем более что у отслуживших два года в Советской Армии — или три, если в Военно-Морском флоте — были льготы при поступлении в любой вуз. Причем, в некоторые — где был недобор — брали даже без экзаменов. Особенно, в пединституты, где катастрофически не хватало мальчиков.

Не имея в жизни конкретной цели — не только в выборе профессии, но и вообще — Васнецов лишь в общих чертах представлял себе свое будущее. Потому что еще толком не знал, кем он хочет стать, в какой институт поступит, и как вообще будет строить свою жизнь.

И только когда в 16 лет он случайно попал на тренировку по спортивному скалолазанию, когда он за два года стал одним из лучших в области, когда попал на Кавказ и в первый раз оказался в горах — вот только тогда что-то шевельнулось у мальчика в душе.

Но вместе с горами в его сердце пришел новый страх. Правда, точно так же пришли и песни под гитару, и романтика палаток и костров, и покорение вершин. И даже преодоление собственных слабостей. То есть, пришло понимание, как преодолевать собственные страхи.

Старые детские и школьные страхи как-то позабылись — перед окончанием школы Никита здорово подрос и его рост составил 1 метр 87 сантиметров. Да и немного окреп, так что уже особо не боялся, что кто-то захочет его отлупить. Впрочем, в старших классах его перестали третировать одноклассники. Физическая сила уже не очень-то и котировалась, а Никита мог здорово помочь одноклассникам на уроках и, главное, на экзаменах. Это ценилось, так что школьные подначки сами собой сошли на нет.

Перестал Никита бояться не только хулиганов, но и отношений с девушками. Он, конечно, еще не знал, как конкретно вести себя с противоположным полом, но страха перед ним уже не испытывал. Одним словом, детские и юношеские страхи его уже не беспокоили.

И тут — совершенно новый страх!

С которым ему надо было научиться бороться...

Глава двадцатая, в которой у Никиты появляется новый страх, от которого он успешно избавляется

Как вы уже помните, со спортом Никита Васнецов дружил с детства. Ну, как дружил? Скорее, был знаком. С первого класса он стал заниматься плаванием, сбежав из музыкальной школы, о чем много лет спустя горько сожалел. Проплавав до пятого класса, Никита увлекся велоспортом — ведь его мать была перворазрядницей в этом виде спорта. Васнецов пошел по стопам матери, да так удачно, что почти выполнил нормы на первый разряд. Но внезапно охладел к велику и забросил шоссейные гонки.

С седьмого по десятый класс он так и не нашел себе вид спорта по душе — пробовал играть в шахматы, благо, отчим научил его играть еще в первом классе, потом год занимался вольной борьбой, но это тоже не пошло...

Однажды, в десятом классе приятель Никиты Андрей Ермилов позвал его с собой на тренировку по скалолазанию. Васнецов даже не знал, что вообще есть такой вид спорта. Он читал про путешественников, про альпинизм, а скалолазание, по его мнению, было просто составной частью этого самого альпинизма. Да и какой это спорт — груженные рюкзаками люди лезут вверх, на гору. Не спорт вовсе, а так — туризм.

Как оказалось, такой вид спорта — горный туризм — тоже существовал. Правда там больше ценилось количество протопанных пешком с огромным рюкзаком километров, а не сложность вертикальных подъемов по горным вершинам.

Был еще водный туризм — на плотах, лодках, всяких там каноэ и байдарках. Был пеший туризм — просто переходы между пунктами А и Б. Был даже велосипедный туризм — то же самое, но на великах.

Но вот альпинизм был круче всех. Там надо было не просто пройти маршрут, а пройти маршрут вверх — взойти на вершину какой-нибудь горы. Вернее, не какой-нибудь — а определенного класса, то есть — определенного уровня сложности. И после покорения какого-то количества таких вершин разного класса — снежных, скальных, ледовых — спортсмену присваивался определенный разряд.

Скалолазание было более простым видом спорта. Ну, как простым — простым в плане организации соревнований и, наверное, по сравнению с альпинизмом, с более понятной и простой системой определения лучших. Ведь действительно, все просто — спортсмену просто надо подняться по определенному скальному маршруту. Соревнования шли на время — кто быстрее, тот и победил. Такая легкая атлетика в вертикальном направлении. Маршруты были на "скорость" и на "сложность". Был даже такой вид — парные гонки, когда одновременно стартовали вверх два спортсмена, потом, когда они достигали отметки вверху, спускались вниз, менялись маршрутами и снова бежали вверх. Счет обычно шел на секунды — 50 метров вертикали преодолевались, бывало, за 50-55 секунд.

Лазание "на сложность", конечно же, было гораздо более медленным, но гораздо более зрелищным. Там были и карнизы, и отвесные участки, и так называемые "зеркала" — совершенно гладкие куски скальных участков с минимальным количеством "зацепок" — выступов, трещин, отверстий. Причем, когда в Советском Союзе, в частности, в Крыму уже все маршруты скалолазами были изучены и многократно облазанными, что называется, "вылизанными", то перед соревнованиями судьи "чистили трассы". Они не просто создавали новые маршруты, убирая еле державшиеся, как из еще называли, "живые" камни, но и сбивали молотками крупные зацепки. Или цементом заполняли большие выбоины или трещины. После чего бывало так, что спортсмен, много раз лазавший этот маршрут, закидывал руку или ногу на уже выученную наизусть зацепку, а там — зацементировано. И неудачник срывался...

Срываться в скалолазании было безопасно — это же не в горах, где срыв часто означает или травму, или даже смерть спортсмена. Если, конечно, он, как следует, не организовал страховку. Скалолазы вначале всегда лазили с капитальной, так называемой "верхней страховкой" — когда веревка через верхний блок шла к спортсмену и при срыве он просто на ней повисал. Уже после конца 80-х советские скалолазы пошли по пути "буржуев" и стали лазить с нижней страховкой. То есть, совсем как альпинисты — когда спортсмен лезет вверх и по пути вщелкивает в точки страховки свою веревку. Падая, он пролетал до ближайшей точки страховки и после нее пять-семь метров в свободном полете. По инструкции промежуточные точки страховки — крюки, закладки или шлямбура — должны были располагаться каждые 5-6 метров.

Но всего этого Никита не знал.

Первый раз он пришел на тренировку скалолазов в парк имени Шевченко. Там, под мостом, который соединял правобережную часть Днепропетровска с Комсомольским островом, бала небольшая скальная гряда — участок, на котором гранит выступал из-под почвы. Высота этого участка гранитных скал была примерно 7-8 метров. Этого вполне хватало для тренировок техники лазания по скалам. И все днепропетровские альпинисты свои первые шаги делали именно на этих скалах. А уже потом штурмовали и крымские скалы, и кавказские горы.

Никита не умел лазить по скалам. В детстве он, конечно, как и всякие мальчишки, лазил по деревьям и даже по старым домам. Но там было совсем другое — и не так высоко, и не так опасно. Даже падая с дерева, он мог ухватился за ветку, а если и падал — и такое бывало, то максимум, что получал — это ушибы и синяки.

На скалодроме падать было не только куда — внизу были гранитные валуны. После падения, упавшего ждали гораздо более серьезные травмы, чаще всего — смертельные. Кстати, однажды так и произошло — одна девочка, из горных туристок, отрабатывая хождение в связке, была сдернута партнером, а так как она не была пристрахована, то с самого верха улетела головой вниз и... Шансов у нее не было, потому что даже в каске, упав спиной на один из валунов, любой человек получал травмы, как сейчас говорят, не совместимые с жизнью.