— Я подумал, что кольцо Валленхорста может и тебе помочь, — сказал я. — Если у тебя есть ювелир, который сможет быстро сделать несколько его копий, ты сможешь снабдить им своих разведчиков. Все же какая-то гарантия безопасности.

— Неплохая идея. — Тут Джарли хлопнул меня по плечу и снова сел на карло. — Но я не верю в волшебные талисманы. Я верю только в меч. И если ты сделал выбор, отправляйся в Вальфенхейм. Скажу только, что мне будет очень горько услышать известие о том, ты погиб. Или — и это будет для меня худшей вестью, — что враг Ордена Кириэль Сергиус стал другом Ордена.

— Ты не первый мне это говоришь. Тейо говорил мне то же самое.

— Вот видишь. Ты не слушаешь умных советов, и это плохо. Что ж, значит, так тому и быть.

— Мне надо идти, Джарли.

— Боишься, что я не выпущу тебя отсюда?

— Просто не хочу давать нашим врагам возможность захватить нас обоих в одном месте. — Я шагнул к дверям. — Мы еще встретимся, Джарли.

— Надеюсь, не как враги? — Герцог поднял кубок.

— Нет. Как победители.

* * *

Заканчивается третий день пути, пройдено много, но порой мне кажется, что я еще слишком далек от цели, да, киса?

Молчишь? Что ж, молчи? Я понимаю, в своем втором обличии ты можешь только мурлыкать и рычать. А мне бы сейчас так хотелось услышать твой звонкий голосок!

Но я тебе благодарен. Без тебя этот путь был бы для меня в сто раз тяжелее. Ты согреваешь меня не только теплом своего тела, но и своего сердца, Уитанни.

А кольцо Валленхорста работает. Помнишь, какие рожи были у наемников, на которых мы наткнулись вчера у моста? Они ведь собирались разобраться с нами. Меня прикончить, а тебя... Но я показал им кольцо, и они сразу опустили оружие. Съежились, сдулись, потеряли весь кураж. Может быть, старый гроссмейстер и впрямь был честен со мной. Хотелось бы верить.

Сегодня холоднее, чем вчера. Или, может, я начал уставать? Давно я так много не ходил. Сколько мы с тобой протопали за эти дни, а, киса? Километров сто, не меньше. Тридцать километров в день, пусть налегке — это что-то. Наверное, стоило позаимствовать у Джарли лошадь и ехать верхом.

Но это неважно. Вспомни, что сказали нам крестьяне на дороге — до Вальфенхейма совсем недалеко. Он вон за тем лесом. А как раз на полпути есть хутор, кажется, "Зеленая лощина". Так сказали крестьяне. Прикупим там продуктов, отдохнем немного и уже без остановок — до самого гнезда белых разбойников. С дороги нам никуда сворачивать не надо — иди себе, иди. Только холодно сегодня. Куда холоднее, чем вчера. Ха, у тебя даже шкура инеем покрылась, а у меня ноги застыли. И пальцы что-то зябнут. Эх, глотну я самогону!

Во, уже лучше. Знаешь, а Джарли-то на меня волком смотрел. Я не рассказал ему правду — про де Клерка, про Тейо, про порталы, дух разрушения и прочее. Так, обмолвился только. А почему не рассказал? Потому что он бы все равно ни хрена не понял. Хотя... А, ладно, плевать! Сейчас дойдем до хутора, ты станешь снова девушкой-красавицей, хозяева нам нальют горячей похлебки с мясом и стаканчик вина, а мы их поблагодарим, и если болеют — вылечим. А утром доберемся до Вальфенхейма. И вот там...

Там наступит момент истины. Или я встречусь с де Клерком и Вероникой, или с палачами Ордена. Поэтому ты со мной в замок не пойдешь. Я сказал — нет! Это слишком опасно, Уитанни. И не надо так на меня смотреть. Ты останешься на свободе и возьмешь мой посох. Мне он в замке не понадобится. Прижимаешь уши и злишься? Нет, честно, так нужно. Своей жизнью я еще могу рисковать, но твоей, кисуля — ни за что!

Смотри, вон он, хутор! Плетень, там за деревьями — видишь? И дым. Эх, и тепло сейчас у них в горнице. Уитанни, ты что? Это же... это.

Я встал посреди дороги, глядя на столб дыма, уходящий в небо за заснеженными деревьями. И все понял. Что мы остались без ночлега и горячей похлебки.

От хутора "Зеленая лощина" осталось прогоревшее пепелище. Кучи еще рдеющих в темноте и вспыхивающих языками пламени головешек. Я подошел к ограде, присмотрелся. На ветвях большого платана, росшего во дворе сожженного хутора, висели тела.

Двое мужчин, три женщины и девушка-подросток. Мужчины были в исподнем, женщины обнажены, на ногах повешенной девушки и младшей из женщин были подтеки замерзшей крови. Их лица и посиневшую кожу покрыл иней, руки были связаны за спинами. У девушки великолепные волосы свисали со склоненной головы до самых лодыжек. Будто пытались прикрыть ее наготу.

— Смотри, Уитанни, — шепнул я гаттьене, вцепившись пальцами в ее загривок. — Мы с тобой не успели.

Гаттьена не издала ни звука, только тело ее напряглось. В грудах углей что-то громко выстрелило, вырвался язык огня, осветив двор. Мертвецы на своих веревках медленно поворачивались под прикосновениями ветра, будто исполняли непонятный мне, живому, торжественный и печальный хоровод.

Уитанни не выдержала первой — убежала с мертвого хутора на дорогу и встала там, нетерпеливо ударяя хвостом по снегу. Я ничего не мог сделать для повешенных, поэтому, постояв еще с полминуты, присоединился к ней. И мы пошли дальше — туда, где скоро решится моя судьба. И кто знает, может, завтрашним вечером я буду точно так же качаться в петле под ветром, застывший, холодный, покрытый инеем, переставший быть частью Жизни?

Может быть, может быть.

Помоги мне, Господи!

* * *

Стражник в бело-золотом сюрко посмотрел на меня с подозрением.

— Говоришь, по приглашению его светлости гроссмейстера Валленхорста? — спросил он, вертя в пальцах перстень.

— Да. Я Кириэль Сергиус, может, слышал?

— Кириэль Сергиус? — И без того длинная лошадиная физиономия стражника вытянулась еще больше. — Неужто тот самый? Дела!

— Так я могу пройти?

— Погоди, я позову капитана, — стражник, еще раз глянув на меня, как на ненормального, ушел за обшитый массивными стальными брусьями дубовый створ ворот.

Я достал из сумки флягу — на дне еще плескались остатки самогона. Я допил все. Посмотрел на серое зимнее небо, на нависшие над моей головой зубчатые стены, на огромные цилиндрические привратные башни с машикулями и бойницами, над которыми кружило каркающее черное воронье, потом перевел взгляд на истоптанный унавоженный грязный снег под ногами — и выпрямился, ожидая встречи.

Капитан был в доспехах Золотой хоругви и без шлема. Он подошел ко мне, посмотрел пристально мне в глаза и вернул перстень.

— Вас ждут, господин, — сказал он ровным спокойным голосом. — Следуйте за мной.

Немного ошеломленный таким приемом, я вошел в продымленный грязный двор, где стояли повозки и расхаживали солдаты в белых сюрко и стальных капалинах. Прошел за капитаном к входу в донжон под вытянутым вимпергом. Миновал просторный темный холл, где пахло сыростью и факельной смолой. Поднялся по лестнице на второй этаж. Капитан довел меня до огромных двустворчатых дверей и толкнул их, сам отошел в сторону, пропуская меня.

— Входите, господин, — велел он.

Я вошел и огляделся. Большой зал, освещенный множеством факелов в поставцах, с арками вдоль стен; в арках висят гонфалоны с золотым драконом. Посреди зала большой стол, и за ним сидит только один человек, облаченный в белоснежную орденскую мантию и белый шерстяной плащ, заколотый на левом плече фибулой в форме пятиконечной звезды.

— Здравствуйте, Кирилл Сергеевич, — сказал человек со слабой улыбкой. — Удивлены?

— Немного, — я шагнул вперед. — Но не настолько, чтобы потерять дар речи.

— Значит, я вас не ошибся, — Александр Михайлович Маргулис встал из-за стола и поманил меня рукой. — Вы действительно незаурядный человек. И я хочу поговорить с вами. Уделите мне несколько минут?

Глава восьмая

Мы стояли и смотрели друг на друга — долго, наверное, несколько минут. И молчали. Что-то вроде классической сцены из вестернов, где два главных антагониста стоят друг напротив друга и держат раскрытую ладонь у кобуры с "кольтом". Но, я как ни странно, не чувствовал никакого напряжения. Напротив, мне казалось, что именно сейчас я получу ответы на многие вопросы. Что называется, из первых рук.

Маргулис был так же безукоризнен, как в день нашей первой встречи. Все те же зачесанные набок волосы с благородной сединой, безупречно выбритые щеки и подбородок, свежий цвет лица. Но в его темных глазах я заметил беспокойный огонек. Боится? Или не уверен в себе? Странно, такие люди, как Александр Михайлович считают, что весь мир у них в кармане. Что ж его тогда беспокоит?

— Я на самом деле рад вас видеть, — наконец, сказал Маргулис. — Извините, что не предлагаю вам выпить. Устав Ордена запрещает употребление алкоголя в стенах прецептории.

— Ничего, обойдемся без спиртного. Как мне к вам обращаться — командор, гроссмейстер, архимаг?

— По имени-отчеству. И я, позвольте, не буду называть вас этим идиотским словом Ллэйрдганатх. Меня от языка ши тошнит.

— Отчего же, очень красивый язык.

— Как вы догадались?

— Простите? — не понял я.

— Вы даже не удивились, увидев меня. Будто ожидали рано или поздно встретиться со мной. Как вы узнали, что я владею магией?

— Размышления пост фактум, Александр Михайлович. Конечно, при первой нашей встрече я ничего такого не заподозрил. Но когда оказался в Элодриане и начал анализировать то, что со мной случилось, пришлось уверовать в мистику.

— Ну-ка, ну-ка, очень интересно. Не поделитесь?

— Охотно, — я собрался с духом. — Отправной точкой стала местность, которую я увидел в деревне Донбор. Я тогда был в шоке, пытался понять, что со мной случилось, и как я тут оказался. И вот представьте, решил я, средневековый виллан Эрил Греган, выпить, чтобы успокоиться и прийти в себя. Иду к таверне по самой настоящей средневековой деревне, и вдруг вижу пейзаж с картины знакомого вам художника Данилова. Один в один. Естественно, мне стало интересно. А дальше я наткнулся на развалины Дозора Белого Колдуна и нашел в них записку того самого Уильяма де Клерка, которая объяснила мне, как я и Вероника оказались в этой реальности.

— Пока не вижу связи со мной.

— Потом, как вы понимаете, я отправился искать де Клерка. Естественно, что моя персона тут же привлекла внимание одной очень могущественной организации. Пришлось, как говорят у нас в народе, шхериться.

— Это все неинтересно. Я имею в виду — ваши игры в кошки-мышки со Звездным Орденом. Они закончены. Почему вы догадались, что я маг?

— Я же говорю, размышления пост фактум. Это как паззл: у меня на руках была куча фрагментов, и я не знал, как их собрать. Точнее, у меня не была ключа. Им стали воспоминания о нашей первой встрече и некоторые допущения — весьма фантастические, надо сказать.

— Интересно.

— Очень. Вы, Александр Михайлович, истинный коллекционер. И как всякий коллекционер, не упустите случая поразить вашего собеседника своими коллекционерскими достижениями. Вы говорили мне о вашей библиотеке, и я обратил внимание, что в ней довольно много книг, написанных средневековыми чернокнижниками. Петр Апонский, тот же Фауст. Это только те, кого вы соизволили назвать. А скольких не назвали? Второе интересное обстоятельство, на которое я обратил внимание — это состояние книг в вашей великолепной библиотеке и вид живописных работ на стенах. Средневековые книги, старые испанцы, безусловно, подлинники, но на картинах почти совсем не заметна специфическая сеточка — кракелюры, кажется? Они словно вчера переехали в ваш дом из студии художника. То же самое с книгами: их переплеты выглядели совсем новыми. Они будто попали в наше время прямиком из средневековой типографии. Сначала мне подумалось, что книги помещены в специальные декоративные контейнеры, имитирующие старинные переплеты, но, присмотревшись, я понял, что это не так — книги стояли на полках, скажем так, о-натюрель. Я прав?

— Браво, — сказал Маргулис. — Ваша наблюдательность делает вам честь.

— Благодарю. Второе озарение снизошло на меня в тот момент, когда я узнал о необычном растении, которое тут называют купина ши. Мне удалось добыть это растение, и это вызвало массу вопросов у самых разных людей, включая вашего приятеля, Лёца из Виссинга. Или я ошибаюсь, и вы не знакомы с этим господином?

— И что же купина ши? Чем она вас так поразила?

— Ее запах, очень характерный, надо сказать, заставил меня вспомнить одно, казалось бы, забытое событие из моего детства. Моего отца и лечебный отвар, которым он меня напоил, когда я болел.

— Ну, вот видите, — Маргулис с улыбкой развел руками. — Наша память хранит решительно все.

— Вот именно, Александр Михайлович. Но не суть. Спрашивается: как купина ши могла попасть к моему отцу? Сначала я думал, что и в нашем мире есть это растение, просто называется по-другому. Однако потом один эльф-вампир, Григг, в подземельях Арк-Альдора сказал мне, что купина ши — элодрианский эндемик. Растение, созданное магией ши, следовательно, в нашем с вами мире быть его просто не может. И тогда пришло третье озарение. Верно ли, что ваш отец, Михаил Иосифович, был ведущим научным сотрудником в Н-ском КБ "Пламя"?

— Совершенно верно.

— Но и мой отец, Сергей Москвитин, там работал. Правда, чуть позже, в семидесятые и начале восьмидесятых. Но теоретически — подчеркиваю, только теоретически! — они могли быть связаны с одной и той же темой исследований?

— Мой отец был идеалистом, — сказал Маргулис. — Хорошим, добрым, до мозга костей советским человеком. Конец пятидесятых, физики, лирики, наука как смысл жизни. Люди с упоением смотрят фильмы о физиках, все эти "Девять дней одного года", "Иду на грозу" и прочие. Вечера поэзии в ДК, бардовские песни под гитару, туристические походы, Окуджава и Евтушенко, студенческие "КВН"ы, портрет Хемингуэя на стене и напечатанный от руки "самиздатовский" Солженицын в ящике стола. Папа был и физиком, и лириком одновременно. Он был помешан на ЭВМ, и у него было увлечение — нумерология. Он переводил древние тексты в цифры и искал в них закономерности. Я был совсем малышом, но помню, как он сидел допоздна за столом над своими тетрадками — спина колесом, круглые очки на носу, пишет, пишет, пишет...Я не знаю, удалось ли доказать папе существование Бога через матан священных текстов, или совершить еще какое-нибудь подобное открытие. Похоже, он просто тратил время впустую. До той поры, пока к нему не попали копии Черной и Белой книги Азарра. Той самой, написанной в четырнадцатом веке Уильямом де Клерком.

— Вы же говорили, что эти книги утрачены?

— Подлинники — да. Но я, кажется, упомянул при нашей первой встрече в моем доме, что в 18 веке лорд Холдернесс подарил эти книги библиотеке Оксфордского университета. Позже эти книги исчезли, — я понял по выражению лица Маргулиса, что он прекрасно знает, что случилось с этими книгами, — но сохранились скверные копии, сделанные на допотопном гектографе в конце 19 века. Мой прадед купил их на каком-то аукционе, и они несколько десятилетий лежали среди его бумаг. Отец нашел их, подверг нумерологическому анализу и был поражен: он безошибочно определил, что эти тексты совершенно отличны от всех прочих священных текстов человечества. Он понял, что эти тексты создавались в другом мире и совершенно непонятным образом оказались в нашем. И попытался проверить свои выводы экспериментально.