Henker

Шольц лишь вздохнул. До Нового Года осталось меньше десяти дней, и департамент завалили бюрократической макулатурой, требуя немедленно предоставить отчеты на каждый вздох-выдох и любое движение за последние полгода, не забыв указать до кучи успехи на старом месте работы, начиная с момента рождения. Счастье еще, что педантичный Зицц половину бумаг отмел за ненадлежащее оформление, а на остальные нарисовал прорву многостраничных отчетов, где похоронил в ворохе цифр любые зачатки здравого смысла. Но красивые графики приходилось демонстрировать бургомистру лично, и начальник службы за прошлую неделю на череде совещаний вымотался больше, чем за весь год. Одно счастье — в обед удалось подмахнуть последнюю 'чрезвычайно важную бумагу' и теперь можно было готовиться к праздникам. Если бы не скоропостижно представившийся экс-владелец ресторанчика..

— Так, убивец. Пока ты по округе прохлаждался, я успел выбить фонды на следующий год, а так же удвоенную премию за прошлый. Умотался — сил нет. Поэтому — с чувством исполненного долга отправлюсь домой, а ты — аккуратно и методично пройдешься по всем странностям еще раз. В Изнанку отправили на стажировку две сотни молодых унтеров. У них глаза горят, когда слышат про дополнительные выплаты за каждую убитую тварь. Боюсь, на твою долю в ближайшие дни ничего не останется. Так что — времени свободного будет куча, вот и потрать с толком.

— Это как же? — палач подозрительно покосился на босса, сбросившего пару килограммов в борьбе с бюрократической машиной.

— Мне категорически не нравится, что в психиатрической лечебнице умер человек, которого мы сюда запрятали от любых возможных проблем. На здоровье он не жаловался, нечисти рядом не найдено. Значит — мы чего-то не раскопали... Хотя сам жалуешься, что темные следы на каждом кирпиче. Вот и простучи стены, проверь подвалы, побеседуй с постояльцами... Зачастую очень забавные экземпляры встречаются. С обостренным восприятием окружающего мира. Может что и зацепишь.

— Я бы лучше унтеров погонял. Наши-то уже руку набили, а идиоты с Солнечной Стороны запросто дров наломают.

— И хорошо, — Шольц усмехнулся, разглядывая ошарашенного охотника, затем потянул очередную сигару, покрутил в руках, сплюнул горькую слюну и убрал пахучий цилиндр обратно в инкрустированный серебром портсигар. — Это кто-то сверху хочет выслужиться. Нас оттеснили в сторону, решили без посредников в золотой ручей руки запустить. А когда по носу получат, тогда задумаются, стоит ли вообще чистеньким и красивеньким недорослям в полицейских мундирах на Изнанку показываться... Может, заодно и местным управлениям штаты увеличат, когда итоги подсчитают.

— Недобрый ты, — только и нашелся, что ответить Клаккер.

— На этом и стоим... Ладно, сегодня среда. Уже закончилась, можно сказать. Директор лечебницы мне обязан, поэтому доступ тебе даст и к помещениям, и к больным. Постарайся дров не наломать. Ну и жду тебя с новостями в пятницу вечером. Заодно уходящий год проводим... Местный отдел покойника оформит как естественную смерть, чтобы статистику не нарушать. Если что-то обнаружится, тогда на себя перепишем... Все, удачи тебе в трудах праведных, а меня нет. Я — ис-па-рил-ся...

* * *

Доктор Крупп больше всего походил на зомби, восставшего по недоразумению из могилы. Высокий, худой, с глянцевыми длинными волосами, обильно смазанными вонючим бриолином, с затхлым запахом плесени от мятой одежды. Бледное лицо умудрялось оставаться совершенно неподвижным, когда его хозяин радовался или грустил. А в выпученные блеклые глаза вобрали в себя все горести пациентов, к которым доктор относился с искренней любовью. И которых пытался лечить согласно последним достижениям медицины, подтвердив свои изыскания бесконечной чередой грамот и благодарностей на серой стене.

— Да, мистер Шольц просил оказать всемерную поддержку. Да, я выделю вам нашего лучшего санитара и он покажет здание. Да, если вдруг вы обнаружите что-то экстраординарное, немедленно поставьте меня в известность. Я бы не хотел, чтобы в моем заведении завелась какая-нибудь гадость. Мое заведение на хорошем счету, у многих больных высокопоставленные родственники. Думаю, вы понимаете, что потенциальную проблему лучше решить здесь, не предавая лишней огласке. Да...

Клаккер с огромным облегчением откланялся, с трудом подавив желание удрать из кабинета сразу, как только познакомился с его хозяином. Впрочем, лучший санитар тоже произвел неизгладимое впечатление: заросший бородой до самых глаз квадратный бандюган, способный руками-бревнами пробить брешь сквозь многометровые стены психиатрического узилища. Кроме того, сопровождающий оказался на редкость молчалив и открывал рот с большой неохотой, изредка цедя слова. Но зато с его помощью палач успел до вечера обшарить все закоулки еще раз и познакомился с каждым из обитателей холодных комнат с тяжелыми коваными запорами на дубовых дверях. Где-то пациенты испугано прятались от нового для них посетителя, где-то не обращали внимание. Лишь в одной комнате изжеванная временем старуха зло закричала на охотника, тыча артритным пальцем в чужой лоб:

— И тебя пожрет геенна огненная! За грехи твои, за прегрешения! За то, что не покаялся, не покаялся, не...

Поэтому не удивительно, что оказавшись на улице, Клаккер с огромным облегчением вздохнул морозный воздух и встряхнулся, подобно собаке, сбрасывая воспоминания и запахи столь неприятного места.

— Я бы тоже на себя руки наложил, — буркнул палач, двинувшись вниз с холма к окраинам города. — Посиди неделю среди безумцев, мало ли что привидится.

Но не успел мужчина добрести до конца пустыря, как мимо него шмыгнула размытая серая тень. Притормозив, охотник поглядел нечисти вслед, затем подошел к оставленному следу и постоял рядом, думая о чем-то своем. Так же молча покопался в мусоре, сваленном рядом с покосившимся забором, добыл оттуда ящик и уселся посреди дороги, положив верный обрез на колени.

Уже началась ночь, когда тварь проскакала обратно. Увидев припорошенного падающим снегом палача, нечисть замедлила бег, посмотрела в грустные чужие глаза, оскалила зубы и попрыгала дальше, не обращая внимание на 'меченного'. Кряхтя и чертыхаясь Клаккер поднялся, поприседал, пытаясь согреться, и вернулся на чужой след. Потоптался, сравнивая запахи, затем выбрался из сугроба обратно к ящику. Убрав оружие, мужчина почесал щетину на подбородке и пробормотал:

— Как вам там медом намазано, что бегаете туда-обратно. И ведь даже не набросилась. Вот тебе и 'вечная ненависть' и 'война до последнего солдата'. И воняет от тебя не как после помойки, а будто в тухлую рыбу духов ливанули. Что-то новенькое. А где новенькое, там обязательно какие-нибудь неприятности припрятаны... Да, задал ты мне задачку, господин старший обер-крейз.

* * *

Палач еще дважды заходил в больницу, где в сопровождении бородача спускался в подвалы и простукивал стены, сложенные из огромным каменных блоков. Занимаясь малопонятной для непосвященного работой, Клаккер пытался разговорить санитара, но тот лишь мычал в ответ что-то невразумительное.

— А что, та бабушка, божий одуванчик. Понимаю, что я для нее новый человек, лишний раз побеспокоил. Но очень уж на меня разобиделась. Всегда она так, или лично я не понравился?

— Старый человек. Больной. Что возьмешь...

— А девушка в мешковине, из пятнадцатой палаты? Такая еще щупленькая вся. Меня все разглядывала, разглядывала. А потом бросила в спину: 'потрошителя никто не любит'. Тоже с особенностями?

— Так я и говорю. Больные у нас. Бывает...

— Ну да, да... Больные...

И уже выбравшись поближе к неяркому солнечному свету, охотник подарил обворожительную улыбку и отрапортовал:

— Так, надо еще разок заглянуть к больным, кто сейчас не буйный. Пару вопросов для отчетности задать, и хорош. Беспокоить больше не буду. Тем более, что тихо у вас, пусть так и остается. В подвалах никакой заразы не окопалось, а это их любимое место. Я там метки оставил, будешь раз в месяц проверять. Если что найдешь, курьера пошлешь. — Палец пробежался над криво нацарапанными буквами в длинном списке и ткнул в середину: — Может, с этого начнем? Чтобы до обеда уложиться...

В городе Клаккер купил огромный пакет жареных орехов и пристроился на ступеньках борделя, давя горячее угощение крепкими пальцами. Рядом тут же материализовались двое грязных пацанят, промышлявших на площади.

— Дядь, угости за спасибо! За хорошее настроение!

Отсыпав каждому по щедрой гости, мужчина требовательно уставился на старшего:

— Что скажешь?

— Ни с кем не разговаривал, вчера вечером зашел к 'Калачнику', вылакал две бутылки перцовки. Платил новыми червонцами.

— За две бутылки-то?

— Он еще жратвы набрал прорву, еле уволок. И в банк сегодня собирался. Мы слышали, спрашивал у клерка с 'Имперского', когда те закрываются.

— В банк?.. Так, сорванцы. Это вам за успехи, — в кучу орехов нырнула сложенная пополам купюра, после чего мешок сменил хозяина. — А пока найдите мне Вагу-Пересмешника. Сможете? Вот и ладушки...

* * *

В кабинете начальника отделения Сыска и Дознания царило праздничное настроение. Решив, что оставшуюся неделю Город вполне проживет без мудрого управления, руководство решительно объявило о начале Новогодних Каникул. Подчеркнув значимость заглавных букв выданными премиями и распустив личный состав на отдых. Довольные унтеры подняли праздничные чарки за богато накрытым столом, поздравили друг друга с праздниками и отбыли по домам. В ярко освещенной комнате остался лишь костяк департамента: мудрый сыщик, успешно восстанавливающий потерянные килограммы, архивариус и охотник, успевший заморить червячка десятком безразмерных бутербродов.

— Итак, чем порадуешь? У тебя вид, как у кота, сожравшего втайне всю хозяйскую сметану. Значит, есть чем похвастать.

Дождавшись, пока Шольц раскурит сигару, Клаккер начал доклад, помогая себе очередным куском хлеба с грудой копченого мяса поверх:

— Похоже, что раскопал. Как вы говорили? Ищи того, кому это нужно? Как только найдешь заинтересованное лицо, преступление разгадаешь?

— Надо же, — сыщик выпустил идеально ровное кольцо к потолку и хмыкнул: — Растешь, похвально... Да — спроси себя, кому это выгодно. Найдешь скрытый интерес — распутаешь загадку.

— Вот я и нашел... Правая рука доктора Круппа — некий господин Мирак. Крепкий такой детина, на медведя похож. Борода лопатой, руками подковы гнет, словно глину. Вечный санитар в больнице, работает там больше двадцати лет.

— Знаю его, — удивился Шольц, внимательно слушая охотника. — Крупп ему даже одно время разрешал в подсобке жить, когда тот за съемное жилье платить не смог.

— Это было раньше. А теперь уважаемый Мирак способен купить всю больницу целиком, вместе с доктором в придачу.

Взгляд сыщика стал жестким. Похоже, его помощник действительно нарыл что-то интересное.

— Подробнее, пожалуйста.

— Мирак, сорока трех лет от роду. Живет бобылем, ни с кем близко не общается. Раз в неделю ходит в дорогие рестораны, где выпивает в одиночку. Закупает горы провизии, но кого содержит — пока не понятно. В одежде не опрятен, хотя последний год шьет вполне приличные костюмы у одного и того же портного. Обувь покупает в лавке Шульмана, его расценки вы наверняка знаете, там иногда и бургомистр не брезгует сапоги заказать...

— Пока без явного криминала.

— Ага. А еще за прошлую неделю он положил на свой счет в банке две тысячи. Как вам сумма? Даже мне с охотой на нечисть за такие деньги горбатиться с полгода. А мастеровым с заводов — и за двадцать лет не заработать.

Очередное кольцо дыма застряло в горле, и Шольц закашлялся, разгоняя вылетающие серые хлопья ладонью. Отдышавшись, влил в себя остатки остывшего чая с лимоном и уставился на стушевавшегося палача:

— У нас нет допуска для проверки банковских счетов. Поэтому — рассказывай, как узнал. Давай, не бегай глазками, не заставляй меня повышать голос.

Клаккер насупился, но все же признался:

— Я же на улицах работаю, у меня знакомых много. Еще прошлой весной спас от неприятностей Вагу-Пересмешника. Он неудачно пытался подрезать карман у блатных, за что его и помяли. Я заступился, благо знал пострадавших, пересекались еще по службе. Так что Вага мне чуть-чуть должен.

— Не слышал, чтобы ребята с Изнанки в штурмах и зачистках участвовали.

— А обоз? Сколько там народу лямку тянуло, не сосчитать. Не всем пули животом ловить, кто-то вполне неплохо крутился на перепродаже амуниции и продуктов. Если к ним подход найти, можно было и для взвода дополнительный паек добыть, и в приличных сапогах грязь месить, а не в разбитых ботинках.

— Так, с друзьями разобрались. Теперь — зачем тебе карманник?

— Когда Мирак шел в банк, Вага добыл бумагу из кармана, в которой санитар отмечал доходы и расходы. Я прочел, затем документ вернули назад. Никаких проблем.

Шольц воткнул сигару в пепельницу и медленно растер окурок, превращая его в мелкую труху. Потом поднял тяжелый взгляд и отчеканил:

— Сколько раз я просил тебя не заниматься криминалом? А? Думаешь, это все шуточки?.. Черт с ним, с этим банком и его клиентами. Но мы не можем уподобляться преступникам, которых ловим. Слышишь меня, убивец?.. Нельзя вершить правосудие, встав на одну сторону с блатными и прочим мусором. Нельзя.

— Да? А как тогда негодяев ловить, молитвами?! — завелся было палач, но замолк, нарвавшись на злой окрик:

— По закону! По закону ловить будем, дурная твоя башка! Пока ты нечисть истребляешь и людям жизни спасаешь, с тобой разговаривают как с человеком, наделенным властью! Как только начнешь пытками признания выбивать и мзду с торговцев собирать — превратишься в погонника, кому в спину плюют на каждом углу!.. Нужно счет проверить — мне обоснование, я с бургомистра получу официальную бумагу. Да, потратим два-три дня, но сделаем как положено и без криминала. Не придется краснеть потом, если бы за руку поймали... А я еще думал — вот, выращу себе смену, займет мое место... Черти что, а не заместитель...

Вскочивший Шольц рассерженно забегал по кабинету, продолжая отповедь, помогая себе резкими рубящими движениями рук:

— Да, я все понимаю, ты жизнью рискуешь, первым в любую дрянь готов сунуться, чтобы прикрыть нас при случае. Но надо же понимать, кто ты! Понимать, а не химичить при каждом удобном случае... Ну, узнал что-то, информацией поделились — отлично! Собери картинку, составь в голове мозаику. А если чего не хватает — так я всегда помогу. Что, хоть раз пинком под зад спроваживал?

В исключительно честных глазах Клаккера мелькнуло: 'Ага, и неоднократно', но у охотника хватило ума не обострять ситуацию, и он промолчал.

— Поэтому говорю в последний раз, убивец! Слышишь? В последний, вот — Зицц свидетель. Еще раз вляпаешься, покрывать не стану. Черт с ним, с пенсией и выслугой. Лучше самому в отставку, пока в навозе и перьях не вываляли твоими стараниями... Так, кратко по делу, что получили?

— Санитару кто-то платит за тайные делишки в больнице. И после появления нового клиента отсыпали с лихвой. Так щедро, что я не удивлюсь, если скидывались всем тайным миром за голову Вардиса. Сам говорил, такое не прощают.