Клуб

К вечеру понедельника большинство проблем были решены: банковские карточки восстановлены, машина поставлена на площадку к дилеру, таксист наказан, дело о фальшивых деньгах прекращено за смешную сумму в десять тысяч долларов, даже удалось обрести новый телефон со всей утерянной вместе со старым информацией. Осталось только разобраться с АЗС, где давали сдачу фальшивками, и, как выяснилось, наливали вместо высокооктанового бензина всякую дрянь. Но и того что уже было сделано хватило, чтобы Никифоров почувствовал себя на коне. Он поверил, что черная полоса кончилась, что это был досадный эпизод, время от времени происходящий с каждым нормальным человеком.

Он поверил в свою удачу и с легким сердцем бросился выкупать предложенный ему комбинат.

— У нас нет свободных средств, — сразу заявила его финансовый директор Марина, едва увидела на пороге своего кабинета. — Все в деле. Вытаскивать нельзя — будут серьезные убытки и претензии от разных людей. Денег нет.

Была она женщиной некрасивой, немножко непропорциональной: несколько тяжеловатый низ, узкие плечики, нулевая грудь и длинный нос с широкой горбинкой, но вместе с тем очень умной, обаятельной и энергичной. И эти положительные качества с лихвой перекрывали недостатки.

— Во всяком случае, не столько, чтобы можно было рассчитывать на выкуп контрольного пакета ГОКа. Если только кредитнуться под залог?

Никифоров пошелестел бумагами, понимая, что она кругом права, тяжело вздохнул, но от идеи не отказался.

— Что мы можем заложить, чтобы наскрести нужное?

— Вот это, это, это и вот это — ликвидное, — она отчеркнула точеным ногтем названия самых интересных предприятий его империи, — на остальное нужно искать желающих, договариваться. Да и непонятно — во сколько это оценят оценщики. Если процентов шестьдесят от реальной стоимости предложат — праздник! Все же, думаю, за пару недель удастся оформить подходящий кредит и застраховать сделку.

— Документы по ГОКу смотрела? Не очень я верю в доброту Аркадия Исааковича. Там обязательно либо запасы исчерпаны, либо техника вся завтра из строя выйдет, либо лицензия заканчивается.

— Смотрела. Вроде бы все верно. Они даже три года назад полностью модернизировали производство. А карьер не выработан и на четверть. Кажется, они просто боятся Савушкина. Ты, Илья, сможешь ему противостоять, а они — точно нет. Когда он появится с серьезным предложением — Зайчевский с бандой не получит и трети от того, что просит с тебя. Вот отсюда и движняк.

Ее рассуждения были логичны и похожи на правду.

— Знаю, но все равно как-то неспокойно, — Никифоров постучал карандашом по столу. — Ладно, договаривайся на подходящих условиях. А скупку бумаг у работников начинайте с Шуриком сейчас — там сразу больших сумм не потребуется.

Через неделю, как и обещала Марина, они наскребли нужные деньги. Сумма потребовалась приличная и, если предположить, что выплатить взятые кредиты не удастся, то практически весь контроль над собственностью Никифорова переходил в руки чужих банков. Илье Сергеевичу это не нравилось, но на ГОК приехала делегация от Савушкина, Зайчевский начал истерить и не оставалось ничего другого, как броситься ва-банк.

К концу месяца сделка была завершена. Контрольный пакет ГОКа перешел в собственность Никифорова и он устроил грандиозную попойку с фейерверками. Праздник пришелся на субботу и поэтому почти целые сутки он был счастливым обладателем комбината.

Отрезвление пришло утром.

— Сергеич! Мы, кажется, лоханулись! Пирдык всему! — в кабинет, где Никифоров "лечился" от похмелья, ворвался Шурик и забегал от окна до подсобки.

Был он возбужден без меры, криклив, румян и много бессмысленно матерился.

— Мне только что звонил Купцов! Нам крышка!

— Кто такой Купцов? Что ты мельтешишь? Встань и скажи, что стряслось?!

— Купцов — главный инженер ГОКа. Иван Сергеевич Купцов. Он не может отгрузить ни одной тонны!

— Чего? Почему это?

— Эта сука Зайчевский в прошлом месяце вывел из активов ГОКа подъездные пути. ООО "Дорога"! А сегодня с утра понаставил на них каких-то вагонов и... короче, дорога встала.

Никифоров бросился к карте-километровке, растянутой на стене.

— Да как так-то? Железки нет?

— Нету у нас больше железки, Илья Сергеевич.

— Ты ему звонил?

— Да, — Шурик обессилено свалился на стул. — Первым делом. Эта тварь сказала, что пути принадлежат ему и области впополаме и ему насрать на то, что они идут к комбинату.

— Денег хочет? — Никифоров окончательно протрезвел.

Вскоре было нужно платить налоги, зарплаты, проценты по кредитам — а денег не было. И если не удастся запустить ГОК — придется забыть о заложенной собственности, о прибыли... черт! Да вообще обо всем придется забыть и идти на паперть! После десятка судебных процессов.

— Нет, не хочет. Хочет обратно свой комбинат. За четверть цены. Предложение действует один день и завтра снизится в два раза.

— Сука! — заорал Никифоров, схватил со стола большую хрустальную пепельницу и швырнул ее в помощника. — Ты ведь, сука, говорил, что все проверил!!

— Я проверил, — плаксиво отозвался Шурик, растирая по лицу кровь из разбитого лба. — Кто же знал-то?

— Директор в этой "Дороге" тоже Зайчевский? — Илья Сергеевич шарил по столу рукой, подыскивая еще что-нибудь увесистое, чтобы швырнуть в тупого помощника.

— Нет, нет.

— Звони ему, обещай все что угодно — пусть откроет дорогу. Нет, я сам позвоню! Как его зовут?

— Сейчас, — заторопился Ширик, отыскивая окровавленной рукой по карманам визитку. — Я же с ним встречался. Приятный такой мужик, серьезный. Вот! Панарин Олег Николаевич, телефон...

Шурик замолчал, удивленный переменой настроения в шефе. Никифоров безвольной кучей осел на пол мимо кресла.

— Олег Панарин, — пробормотал он. — Чертов Клуб! Какой я дурак!

Олег Панарин и был тем самым человеком, который когда-то давно увел у Ильи Сергеевича любимую жену. Этот Олег был тем, кому отказался помогать Никифоров, тем из-за кого пришлось порвать с Клубом, чего тот никогда не прощал. И в появлении Панарина на директорском посту депутат увидел тот изощренный почерк, каким славился Клуб, восстанавливающий попранную — по его мнению — справедливость.

Долгов не погасить, никто ждать не станет. И следующие выборы ему не выиграть — жизнь не любит неудачников.

Спустя два дня в придорожном кафе Вит приветствовал своих друзей:

— Привет, Кузя. А ментовская форма тебе идет. Может, не поздно переквалифицироваться?

— Не, — улыбнулась она в ответ, — там писанины много. Не люблю я этого.

— Четко мы его уделали? — осклабился Карп, две недели талантливо изображавший доверенное лицо бесчестного бизнесмена Савушкина.

— Да уж, — согласился Вит. — Даже жалко мужика. Так подставиться из-за глупой обиды. Пристрой этого Панарина на теплое место к какому-нибудь приятелю и забудь о нем — делов-то. Но мужик закусился. Вот такая она сложная штука — месть. Никогда не знаешь по кому ударит больнее.

Он достал из внутреннего кармана тонкую металлическую коробочку, вынул из нее набор визиток с твердо пропечатанным "Панарин Олег Николаевич, Директор ООО "Дорога", разорвал каждую на мелкие клочки и высыпал все в чистую тарелку.

— Огонек есть? — спросил пробегающего мимо официанта.

— Нужно уметь прощать, да, Вит? — рассудительно спросил Аскольд.

— Вроде того, — ответил Вит, поджигая клочки плотной бумаги. — А мы молодцы. Пока сами не вляпаемся во что-то похожее. Так что, если есть у кого какие-то обиды во внешнем мире — лучше простите этих людей сейчас.

Помолчали, припоминая, Карп довольно растянул тонкие губы.

— И все равно есть в этом что-то неправильное, — сказала Машечка. — Этот урод Панарин в шоколаде, а хороший мужик — в дерьме по горло.

— Поверь мне, маленькая, — произнес Вит, поднимая пластиковый стаканчик с дешевым шампанским, — это ненадолго. Таких козлов как этот Олег жизнь не учит ничему. Лет через пять наступит и его очередь испытать доверие Клуба.

Глава 8. Первый выход.

— Ты, главное, Машечка, не суетись. Ты ведь девчонка боевая? Машину вон водишь, как Шумахер, даже я, со своим пятнадцатилетним стажем, тебе завидую иногда. Умница, красавица. Вспомни, как этого депутата окучила? Вот там я понимаю — страшно было, а здесь-то чего? Всего лишь выход в ментал. Таких выходов каждый гвардеец по сотне за полгода делает. И ничего — все хорошо, все живы. Да и простые люди каждую ночь во сне там же оказываются. Ну, подумаешь, не знают об этом — преимущество невеликое. Все когда-то впервые делать приходится — и что? Переживать об этом постоянно? Вон на Коса глянь — само спокойствие...

— Да Косу вообще все по барабану! — вмешался Карп в монолог Вита. — Ему ногу отрезай — бровью не поведет.

Вит недобро посмотрел на товарища, но одергивать Аскольда и влезать в обсуждение привычек Коса не стал.

— Просто не волнуйся, Кузя. Техника перехода давным-давно отработана, если там, по ту сторону, не накосячить — все пройдет гладко. А хочешь — можно к доктору сходить, валерьянки немножко...

— Нет, — хлюпнула носом Машечка. — Янкель говорил, что нельзя туда под воздействием.

— Точно, — подтвердил Карп. — Нервы нужны не расторможенные и не заторможенные. Сама справится.

— Пошли, пора, — Кос посмотрел на большие настенные часы и поднялся с дивана на ноги. — Самое время, чтобы сдохнуть. Идемте, самоубийцы.

Всех своих коллег сумрачный Кос называл "самоубийцами" и был совсем недалек от истины, ведь все они когда-то стояли на мосту, перед поездом или же перед электрическим щитом. И только Машечка всегда была с ним не согласна — ведь в ее биографии ничего криминального кроме слов о нежелании жить по-прежнему не было. В ответ на приглашение Коса она поджала губки, демонстративно отвернулась в другую сторону и поклялась себе никогда-никогда-никогда не обращаться к этому человеку с просьбами. Разве что в самом крайнем случае.

В свой первый выход на свободный поиск команда Вита, пока еще не дополненная четвертым членом, отправилась под присмотром опытных людей Коса во главе с ним самим. В паре с Карпом шел сам Кос, рядом с Витом легко выступала подружка лидера — Миа, а Машечку сопровождал печальный Кекс.

К помещению перехода они шли парами, негромко переговариваясь о всякой ерунде и только идущая последней Кузя молчала. Она раздумывала — простить или не простить этого гадкого сквернослова Коса? Да и нынешний ее напарник, чем-то неуловимо смахивавший на кукольного Пьеро, не располагал к беззаботной болтовне.

— Значится так! — сказал Кос, когда все втянулись в помещение. — В этот раз ничего особенного не ищем, не собираем, если только само под ногами окажется. Просто показываем новичкам что почем и избавляем от страхов. Кекс, помнишь, как в штаны наделал в свой первый выход? Сделай так, чтобы напарнице не пришлось сегодня краснеть. Миа, не увлекайся, Вит должен вернуться живым. Ты, дерзкий молокосос, — обратился он к Карпу, — просто делай то, что я тебе буду говорить и не делай того, что говорить не буду. Это просто. Теперь уточняем частности. Сразу после перехода мы окажемся разбитыми на пары, возможно очень далеко друг от друга. Не паникуйте — каждая пара делает свою работу, возвращаемся по будильнику, — он постучал ногтем по ручному хронометру. — Главная цель — найти друг друга, но если не получится это сделать до нужного времени, отчаиваться не нужно.

Все это Вит слышал уже не единожды, но, помня, что инструкции по технике безопасности написаны чьей-то кровью, старался запомнить каждое слово. Карп напротив, считал, что лишнее повторение лишь замыливает знание и отупляет, снимая остроту вопроса, поэтому рассеянно вертел головой и старался заранее вызвать отрешенное состояние, требуемое для качественного перехода. Машечка вообще ничего не думала — она все еще размышляла, о том, что просто так Кос прощения не получит.

— Готовы? — Кос встал на желтую линию, нанесенную на пол.

Рядом с ним пристроились Миа и Кекс. Параллельно желтой линии тянулась красная — на нее встали новички.

Между двумя позициями стояли три столика, на которых в определенном порядке были разложены небольшие пронумерованные бумажные прямоугольники и стояли баночки с английскими булавками. Бумажные стикеры с одной стороны были желтыми, с другой — зелеными и обе стороны исписаны короткими строчками.

— Начинаем, — скомандовал Кос.

Вся составная команда принялась украшать друг друга разноцветными листками, соблюдая предписанный порядок: два на грудь, два на пояс, по одному на каждую ногу и последний — под горло.

Машечку всегда смешил этот ритуал, он казался ей какой-то надуманной бессмыслицей, исполнением чьей-то прихоти. Ведь невозможно поверить, находясь в здравом рассудке, что произнесение каких-то заклинаний может переместить человека в иную реальность? Такое даже в дешевых романах редко происходит — обычно требуется что-то более существенное: удар током, падение на самолете, неведомая пещера или еще какое-нибудь необычное событие.

Она знала, что слова для перехода каждый раз меняются, что их всегда составляет специальная программа, написанная самим Мамонтовым. Ей рассказывали на уроках, что заклинание перехода, составленное на полумертвом арамейском языке, учитывает множество показателей: рост, вес, пол, имя переходящего, точку и время перехода, еще Бог знает какие подробности. Каждый раз заклинание готовилось снова и никогда слова в карточках не совпадали полностью. Знала она и что если что-то будет начертано или произнесено неверно, то переход не состоится. Но все равно все это казалось ей какой-то игрой, пусть предельно серьезной и опасной, но игрой. Обставленной таким количеством нелепых условностей, что поверить в реальность происходящего просто невозможно! Чего стоит только невозможность отправить в ментал самого себя? Отправить туда можно только кого-то и вернуть оттуда может только кто-то — в одиночку совершить такое не под силу никому. Поэтому и предполагалось громкое чтение ритуального заклинания, начертанного на семи листках, размещенных на теле отправляемого человека, вслух, не обращая внимания на истошный крик стоящего напротив товарища — ведь он своими словами отправлял в ментал тебя! Ну разве не дурь? Можно же наговорить текст на диктофон, а потом прослушать? — технически подкованная Машечка задала этот вопрос давно, едва ли не в первый день, но внятного ответа так и не получила. Ей говорили что-то об одноразовом срабатывании заклинания, но смысл объяснений от нее ускользал, ведь весь предыдущий жизненный опыт говорил об обратном: если что-то можно сделать однажды, то, скорее всего, точно так же это можно сделать еще раз. В записанных на диск песнях слова не меняются и каждая мелодия может приносить удовольствие по многу раз.

— Готовы? — еще раз спросил Кос и, дождавшись согласных кивков от каждого, скомандовал: — Поехали!

В шесть глоток они устроили настоящую какофонию: высокие и низкие голоса, ревущие и кричащие каждый свое, смешались в небывалую композицию, чем-то похожую на те песнопения, что можно слышать в церквях по всей России, только лишь с той разницей, что исполняемая не была наполнена никакой благостью, а напротив, иными из верующих могла бы быть принята за дьявольские вопли. Другие сказали бы, что в некоторых восточных странах муллы, с минаретов призывающие правоверных на утреннюю молитву, исполняют нечто очень похожее, особенно в тех районах городов, где мечети находятся неподалеку друг от друга.