04. Сказка на ночь

Но — всё, всё! Пусть злится, орёт, пусть за ним с полотенцем бегает, с половой тряпкой — хоть со шваброй! — только не застывала бы скорбным памятником самой себе. Всё кончилось, и кончилось хорошо. Вроде бы.

— Ну, как ты? — присел он на край кровати, вглядываясь в осунувшееся лицо жены. Поить в эти три дня её удавалось, а вот кормить — нет.

— Да говорю тебе — сейчас матрас мокрый будет! — свирепо прошипела Лиса, сверля его грозным взглядом.

— Не будет, — неудержимо улыбался Дон, — Роган тебе порталы приделал в стратегические места. Ещё сутки продержатся.

— Да я вам... Ф-фух! Я — кормлец вам, что ли? — возмущённо запыхтела Лиса. — Да я вам!.. Да всем сейчас!.. — и озадаченно к себе прислушалась. Звучали угрозы как-то... без души. И волны радости, которые шли от мужа, сильно сбивали настрой. Это не Видение, нет, что-то другое. Новый Дар? Упс, однако. Ну, драконьи предки! Ну, намудрили! Ну, спасибо! А Дон её замешательства не заметил. Он слышал знакомые интонации и был этому безумно рад.

— Вот я и думаю — может, не развязывать тебя? Метлу схватишь, всех поколотишь, а так — лежишь такая симпатичная! Как куколка! — сохраняя вполне серьёзное лицо, рассуждал Дон. — Буду тебя теперь из бутылочки кормить, гулять выносить в садик — тебе понравится! Скажи: па-па!

— Дон, прекрати, — всерьёз нахмурилась Лиса, и Дон благоразумно решил не перегибать палку.

— Ты не обижайся на Рогана, просто было очень плохо, — уже серьёзно стал объяснять он Лисе, разматывая простыню. — Ты трое суток спала, и-и... очень беспокойно, скажем так. Иначе никак было, ты бы уже плавала. Тепло и сыро — превратилась бы ты в лягушку, зелёненькая стала бы, заквакала — и пришлось бы тебя в болото на жительство определить, на благоустроенную кочку. И стали бы мы с Никой в Дни Осознания на болото ходить, маму навещать, а зимой, когда ты впадала бы в спячку, зарывшись в тёплый мох...

— Сколько?!! Три? Три дня? — перебила его Лиса. Нести ахинею с серьёзной физиономией Дон мог бесконечно долго, логически развивая изначально бредовую мысль и украшая всё новыми завитушками — до полнейшего уже абсурда. Лиса эту его способность хорошо знала, и не собиралась позволить заговорить себе зубы. — А... А Ника с кем?..

— Я справился! — самодовольно задрал нос Донни. — Чесслово! Все дела послал в необозримую светлую даль, но справился. Да и ребята помогли. Знаешь, никогда не думал, что просто заниматься с ребёнком — не играть, а заниматься — так выматывает, — удивлённо сообщил он. — Два-три часа — и я кончался, и это притом, что она — то в школе, то в гостях. А надо ведь было и за тобой всё время следить. Но как-то всё сумел, а вот устал зверски. Спать хочу. И как оно у тебя получалось — и с Никой, и с корчмой, и нас ещё гонять — не представляю!

— Ха! А как ты думал? — Лиса гордо проигнорировала халат, который держал наготове Дон, завернулась в простыню и величественно закинула край на плечо. — И не подлизывайся, я тебя не простила! — надменно покосилась она на Дона, величаво выплыла из комнаты — и галопом помчалась в туалет. На дальнейшую величавость времени могло уже и не хватить. Портал порталом, но вот так, в коридоре — как-то это совсем уж безобразно. А Дон опять счастливо засмеялся ей вслед — из-за двери было уже не слышно, но волны ласковой радости окатывали Лису по установившемуся между ними каналу. Интересно, чему он так бурно радуется, думала Лиса, уже стоя под душем. Не потешается, а именно радуется, будто она из мёртвых восстала? Умирать, вроде, не собиралась: один раз уже было и хватит, спасибо большое, незабываемое впечатление, но повторить не тянет. Да, очень плохо было, она даже вязать взялась: когда-то мама учила, а по видеошару в какой-то программе услышала, будто это нервы хорошо успокаивает — вот и взялась. Даже связала носок, зелёный. Один. Второй, внимательно ознакомившись с результатом, решила и не начинать — ног такой формы ни разу в жизни ни у кого не видела. И повторить бы не смогла — чтобы хоть два одинаковых... изделия получились. А спицами всё время хотелось ткнуть от души, когда кто-то что-то от неё опять хотел. Срочно и немедленно. Всем же надо срочно и немедленно, а лучше — вчера. Так что, не сбылось обещанное успокоение. И это тоже не сбылось. Жить не хотелось, да, но Нику-то не бросишь. Дон один бы не остался, и получилась бы у Ники мачеха. Оно надо?

— Коль жена о страсти молит,

А ты дрыхнешь всё равно —

Это, брат, не сила воли,

Это просто магия, — напевал Роган, мирно копошась в кухне. Стряпня всегда его успокаивала и приводила в благодушное состояние — и сам процесс, и дегустация очередного эксперимента. Особенно при наличии наивных голодных личностей... Не-не, ничо-ничо, не отрава же? Вот мы сейчас яичко в кастрюлечку доба-авим, размеша-аем, и будет у нас соус...

— Роган, накрывай на пятерых! Нет, лучше на шестерых! — радостно гаркнул Дон, сунув голову в кухню. Роган ахнул, подскочил, выронил яйцо, попытался поймать, не успел, возвёл очи к потолку и схватился одной рукой за сердце. А другой опёрся, естественно. Естественно, о плиту. Заорал, подпрыгивая, затряс рукой, активно задул на неё, надувая щёки и негодующе вытращив на Дона глаза, потом предпринял суицидальную попытку засунуть пострадавшую конечность в рот целиком, подавился, опять затряс рукой, зашипел... Дон раскис от беззвучного хохота и стёк по косяку на пол, икая и вытирая выступившие слёзы. Поднял сочувственно округлившиеся глаза на беснующегося друга, вдохнул — сказать что-то утешительное, но...

— Классика!!! — еле выдавил он через душащий его смех и опять зашёлся хохотом, бодая дверной косяк от полноты чувств. Яростно шипело яйцо на раскалённой плите, поплыл чад от сгоревшего белка...

— Ты что ж делаешь-то, паразит?! Что ж ты подкрадываешься, аки Зверь в ночи?! — заорал Роган и попытался наградить друга пинком под рёбра. Не успел, конечно. Вёрткий, гад! — Вот отскребай теперь! Ага-ага! Мне нельзя руки пачкать, я еду готовлю, а Лиса проснётся — убьёт, что плиту запакостили! А что случилось-то? Пришёл кто? Или... Проснулась, да?!!

— А то! — ухмыльнулся Дон, будто это была его личная заслуга.

— Ну, чего там, как она? Ну говори уже, что ж ты уже, как я не знаю что! — подскакивал и суетился Роган, тряся рукой и тихо шипя сквозь зубы.

— Отлично! Злая, как десять гоблинов! И такая же голодная! Потому и говорю — на шестерых, она сейчас Зверя съест и не заметит! — улыбался Дон, аккуратно соскребая ножом горелую дрянь с плиты. Задал вектор "Очищения" на вытяжку и повернулся к Рогану. — Сойдёт. Давай руку, трепетный мой, залечу уж.

— Да плевать уже, ага, вот уже, всё уже, — вспомнил Роган о своих новых драконьих способностях. Обожжённая рука быстро трансформировалась в нечто полупрозрачное, потом обратно — и это была уже здоровая рука. — Ты лучше скажи: ты уверен, ага? Она в своём уме? А то Ри говорил, что — это... Что — того...

— Всё нормально, правда. Она блок сняла, можешь сам поговорить.

— Ма-амочка! — раздался Никин вопль из зала. — Мама-мамочка здорова, вот такая мамочка! — уже приплясывала она по своему обыкновению вокруг сошедшей вниз Лисы. А как ещё? Маму нельзя руками хватать, и обнимать нельзя, как и Майку, и остальных Видящих. Им от этого плохо. А вот попрыгать вокруг можно... Потом остановилась, крепко взявшись за складки маминой юбки и пытливо вглядываясь в её лицо снизу вверх: — А почему у тебя глазки такие стали?

Лиса схватилась за лицо. Упс, однако! А очки-то с неё Дон, видимо, снял. А она о них просто забыла, прямо, как Ри в первый визит в корчму! А глазки-то у неё теперь драконьи, а с учётом того, что дракон она белый — белые бельма с вертикальным зрачком на личике сияют... да-а, крепкие у доченьки нервы, кто другой уже визжал бы, под столом спрятавшись...

— Ну, я же болела, — нашлась Лиса. И даже не соврала. — Это пройдёт. Скоро. — А вот теперь соврала. Ну, надо же учиться когда-нибудь?

— Да? А ты совсем-совсем поправилась? — допытывалась дочь.

— Совсем-совсем, — присела Лиса на корточки.

— Ты больше не будешь? — с надеждой заглядывала Ника ей в лицо.

— Больше не буду, — улыбнулась Лиса.

— Это хорошо-о... — протянула Ника, склонилась к маминому уху и заторопилась таинственным шёпотом: — А нам тут плохо без тебя было, знаешь, как? И папа весь ходил тако-ой... вот тако-ой... о-о-у... — девочка попыталась изобразить осунувшегося от переживаний Дона, даже вмяла ладошками круглые щёки, вытянула ими лицо книзу и сокрушенно покачала головой. Нижние веки уехали вслед за щеками, высунулись зубы нижней челюсти, получилось жутковато. Дон и Роган, наблюдавшие сцену из дверей кухни, не выдержали и заржали в голос. — Ну, папа, ну, ты правда такой ходил! — возмутилась Ника.

— Ну, конечно, правда, — сразу подтвердил Дон, подходя к своим благословенным райям. — Я же беспокоился! А сейчас давайте-ка обедать, Роган там нахимичил чего-то, пахнет вкусно. Ника, а ты доделала?

— Ну, па-ап, я пото-ом, там только отве-ет записать, — заныла Ника.

— Нет уж, запиши сейчас. А то в самый интересный момент придётся идти доделывать — ведь обидно будет? Давай-давай, — подтолкнул он дочь к столику с тетрадью. Ника недовольно надулась, но села и взяла перо.

Ну, да, подумала Лиса, можно подумать, что у нас просто семейный День Осознания. Только табличка на двери корчмы другая. Просто "Закрыто". Но как много тоски в этом простом слове...

— Прекрасная райя? — уселся Дон прямо на пол — не сзади, как всегда, а чуть сбоку. Лиса подозрительно покосилась, но он не сделал попытки обнять её: — В честь счастливого выздоровления позвольте преподнести вам маленький подарок, — он протянул ей не такой уж и маленький футляр из светло-коричневой кожи, заключённый в тонкое, изящное, но прочное кружево золотого литья. — Портативный набор коварной лгуньи, — хитро улыбнулся он, и открыл футляр, будто предлагая товар капризной покупательнице. — Признаюсь честно и сразу: это подкуп, а я мерзкий взяточник, — вкрадчиво зашептал он ей на ухо. — Но, может, жестокое сердце суровой Видящей всё же сжалится над недальновидным идиотом, который из глупости чуть не лишил свою семью вкусных обедов, крыши над головой, да и вообще чуть не пустил по Миру без клочка, без ниточки? Но — Жнец мне Судия! — не нарочно, Лиса, только по глупости, поспешности и безобразной моей самонадеянности! — старательно плёл он словесные кружева в дополнение к золотым, но Лиса его уже не слушала. Лиса ахнула. Потом всхлипнула. И, как всегда, покраснела — вот уж проклятье всей её рыжей жизни! Чуть что — и как помидор! И ведь не человек уже даже, третий месяц, как не человек — а всё равно краснеет, как девчонка. А тут попробуй, не разнервничайся! Набор эльфийской магической косметики! Всё-всё-всё! Только...

— Но я... я же не умею! Ни что — куда, ни магию... Уж магию и совсем... Как же я буду?.. — отчаяние на её лице чуть не заставило Дона рассмеяться, еле сдержался. Ах, как она краснеет! Так сидел бы и любовался, глаз не отводя! И ушки. И щёчки. И шейка. И... мда... гхм... А вот слёзы — это лишнее...

— Я научу, — серьёзно пообещал он, осторожно и аккуратно вытирая её щёки салфеткой. "Из воздуха" достал, как всегда. Вернее — из кармана, из пространственного, это Лиса теперь знает, у неё, как у всякого дракона, такой же есть. А толку в этом знании, если карман есть, а залезть в него у неё не получается? Вернее, обратно достать не получается. Вот положить — это пожалуйста, у неё там уже много чего лежит. Ключи от корчмы, например... — Всё будет хорошо. Это сложно, но ты сможешь, я знаю, ты у меня умница, у тебя всё получится! Научу-научу, не сомневайся! Вот поедим — и попробуем. Может, тебе ещё и не понравится с непривычки, как мы тебя раскрасим. Скажешь — фу-фу, лицо грязное, смойте немедленно гадость эту!

— И меня, меня раскрасим! — подскочила Ника.

— И тебя, — засмеялся Дон, взъерошил рукой и так стоящий от ажиотажа дыбом короткий ёжик дочкиных белых волос и осторожно дёрнул за остренькое, совсем эльфийское ушко: — Ты дописала? Тогда пойдём, дяде Рогану поможем на стол накрыть. Мама у нас выздоравливающая, надо же за ней поухаживать, как ты думаешь? — Ника вняла справедливости предложения, закивала и вприпрыжку поскакала в кухню с совершенно не эльфийским топотом.

Роган уже и по тарелкам разложил своё гастрономическое изобретение, а Лиса, забыв про голод, всё ещё сидела на полу, заворожено разглядывая подарок мужа и думая о тысяче вещей сразу. Прямо лёгкий заворот мозгов у неё случился от такого подарка, чесслово! Немногие эльфы пользуются косметикой, в основном ушки подкрашивают — дамы румянят, а мужчины белят. Но косметику они производят — для вампирских и человеческих модниц, и производят первоклассную. Её даже по видеошару не рекламируют — незачем. Лиса как-то раз в журнале читала, что таких прозрачных, естественных тонов ни от какой другой косметики не получается. Но она настолько привыкла, что ей нельзя ничем подобным пользоваться, потому, что это — тоже ложь, что и не подумала купить себе что-то этакое, когда стало можно. И не в деньгах дело — могла и простую купить, не эльфийскую, а вот не подумала — не до того как-то было. А Дон вот подумал. Нет, он гад, конечно, и предатель, но, вот, подумал же... Может, он её всё-таки немножечко... любит?.. Уже ведь ожил?.. Тьфу ты, дура, сколько лет уже с ним прожила, а всё на что-то надеется! Впрочем, всем живым свойственно верить и надеяться, можно сказать — отличительный признак. Ещё в Универе на лекциях по психологии рас им читали, что вампиры, например, не способны ни верить, ни надеяться. Что ле Скайн, что ординары. Они просчитывают варианты и принимают меры. А жизнь глупа, она всегда верит и надеется, хоть и безосновательно. Вера и надежда — они всегда безосновательны и вопреки всему. Им, Видящим, специально тогда демонстрировали: если кто-то говорит, что "имеет все основания надеяться" — он лжёт. Уже лжёт, пусть и самому себе. Если надеется или верит — значит, не имеет никаких к тому оснований, а если имеет основания, то это уже не надежда или вера — это расчёт. Только в самой себе отличить одно от другого очень сложно. Вот и Лиса для себя так до сих пор и не разобралась: у неё к Дону — что? А у него к ней? Так, стоп! Любит — не любит — хватит уже самой себе мозги пудрить. Пудрить надо лицо, а не мозги, да и этому ей учиться придётся: никогда же не пыталась даже. Как объяснили наглядно, чем это для Видящей может кончиться — так и не пыталась. Да-а, придётся заняться магией всерьёз. Такое иметь — и не пользоваться... Нет, это выше её сил! Как она всегда завидовала простым женщинам, не Видящим! Тем, которые могут просто подкрасить глаза — простой, не магической тушью. А уж вот такое, которое из почти чудовища может сделать почти красавицу... Или наоборот. Та единственная встреча с настоящей мамочкой Птички, на-райе Рио — вот уж жуть, на всю жизнь запомнилось, что косметика может сотворить с красивым лицом. Она ведь наверняка прекрасна, как все эльфы — если косметику смыть. Чем-то похожим наверняка пользовалась — на-райе, всё-таки, деньги должны водиться. А ума, видать, не водилось, и магии учиться было лень...