Маги без времени

Мы с Мирой ошарашенно смотрели друг на друга.

— Я могу дать вам немалую сумму денег, — продолжал Сект. — Лучше всего — в золоте. Вряд ли мои чеки и векселя завтра будут стоить бумаги, на которой написаны. Да, лучше в золоте. Уходите, если надо — используйте свою магию.

— И куда же мы уйдём? — воскликнул я. — Прятаться от Администрации — всё равно что от самого Властелина!

— В иные страны, конечно, — ответил Сект с таким удивлением, будто я сказал неслыханную глупость. — Северное Царство, Западные Княжества, Восточные Провинции, Южные Королевства, в конце концов! Золото ценят везде, магия тоже существует во всём мире. Если бы повелитель мог распространить свою власть на весь мир — он бы уже давно его покорил.

— Ого, — сказала Мира.

Я тоже растерялся от такой неслыханной дерзости. То, что сказал Сект, было настоящей государственной изменой. Всем же известно, что повелитель остался в Тёмной Империи лишь потому, что не хотел принуждать иные народы, пожалел их несчастных жителей, которых тиранические правители погонят на войну. Тёмный Властелин вечен, все народы рано или поздно сольются в счастливую семью под его покровительством.

— Сейчас вернусь с деньгами, — сказал Сект. Двинулся куда-то; наверное, к своему кабинету. Остановился и окликнул Сеннеру: — Иди со мной, несчастное создание! Золото — тяжёлый металл, а я стар!

Сеннера послушно побежала за ним. Шаровары раздувались при каждом шаге, серо-зелёная чешуя шуршала, цепляясь за ткань, — и выглядело это настоящим безумием.

— Мира, — сказал я. — Я виноват перед тобой.

— Да чем ты виноват?

— Я спутал улицы. Я поверил Секту и спутал улицы. И ты ввязалась во всё это.

Мира кивнула. Потом сказала:

— Верно. Но дальше я сама решила тебе помочь. Так что ты ни в чём не виноват.

— Спасибо.

Она искоса посмотрела на меня:

— Ты готов уехать?

— А ты? — сразу спросил я.

— Мои родители не в ладах с Властелином, ты же знаешь, — Мира слабо улыбнулась. — Я с детства много чего плохого о нём слышала и даже думала, не уехать ли в Северное Царство. Там у нас есть родственники. Дальние. Если ты готов...

— С тобой готов, — сказал я. И почувствовал, как становится легче на душе. — Конечно! Маги нужны везде! Мы молоды, у нас всё получится!

— Что будем делать с Сеннерой?

Вот тут я замялся.

— Меня она не любит, — сказала Мира. — Ты любишь меня, поэтому она меня не любит.

— Да брось ты! Она — маленький монстр!

— Она девушка. Может, и постарше нас.

Я вздохнул.

Перспектива уезжать из страны с жуткой чешуйчатой тварью меня не радовала. Всё равно что размахивать флагом с надписью: "Эй! Вот мы, беглые преступники!" А если Мира права, и Сеннера в меня влюблена... Страх и ужас!

— Оставим Секту, — сказал я. — Он обещал попробовать её излечить.

— Ему не дадут на это времени.

— Вдруг успеет, — упрямо сказал я, и мы посмотрели друг на друга. И я, и Мира прекрасно понимали, что к Секту нагрянут с минуты на минуту. Но оба понимали, что Сеннера — непосильный груз, невозможный спутник.

— Может, и успеет, — грустно сказала Мира.

Послышались шаги — вернулся Сект. Невозмутимый, холодный, ко всему безразличный. Натурфилософ, который не решился перешагнуть последний рубеж.

Вслед за ним шла Сеннера, неся в руках тяжёлые кожаные кошели.

— На первое время вам хватит, — сказал Сект. — Вероятно, вы хотели бы забрать с собой Сеннеру. Но я решительно против.

Сеннера что-то пискнула.

— Против, — повторил Сект. — Она вас свяжет, это опасно. Я же постараюсь обратить её изменения вспять.

Он смотрел на нас, и я понял, что он всё понимает. Что сейчас врёт для Сеннеры, чтобы помочь нам.

— Если получится... — я осёкся и поправился. — Когда получится, отправь её вслед нам, хорошо? Вряд ли те, кто преследует чудовище, станут искать девушку. Я напишу тебе, когда мы обустроимся в другом месте.

Сеннера подошла, положила кошели на пол перед нами. Потом на миг прижалась ко мне. Покосилась на Миру. Фыркнула. Но всё-таки обняла и ее. А потом вернулась к Секту.

Совершенно невозможно было угадать, когда она станет говорить по-человечески, а когда изображать из себя монстра и обходиться нечленораздельными звуками.

— Я бы посоветовал вам пробираться в порт и плыть на юг, но именно там вас примутся искать, — продолжал Сект. — Возможно, стоит подняться по реке к северу. Город-крепость Рунное Древо — хранилище могучей магии, с ними не ссорится и сам повелитель... А возможно, стоит пойти пешком на восток или запад. Или затаиться на время поблизости. Правильнее всего будет, если вы сами сделаете выбор, а я не буду его знать.

Я кивнул.

— Идите, — строго велел Сект. — Нечего отвлекать меня от работы!

Пристегнув кошель к поясу (ох, хорошая приманка для воров, но кто же подумает, что в нём золотые монеты?), я дал второй Мире. Та растерянно покрутила его в руках — ну, верно, ей разве что в руках его нести, на манер сумочки... Я закрепил на поясе и второй. Штаны попытались съехать.

— Многовато денег для нас, — сказал я и оставил второй кошель на столе. — До свидания, доктор!

— Прощайте, волшебники, — ответил Сект.

Сеннера молча стояла возле доктора, сверлила нас недобрым взглядом и молчала.

— Пока, Сеннера, — сказал я. — Буду рад тебя увидеть... после излечения.

Она ничего не ответила, и мы пошли к выходу из дома. Выбираться через проломленную стену было бы как-то совсем неуместно.

— Мы даём им шанс, — тихо сказала Мира. — Может, и побольше своего.

Тупик Семи Радостей был безлюден, мрачные сады при старых обветшалых особняках — тоже. Только в одном саду, сквозь ржавый решётчатый забор я увидел человека. Красноносый старикан в висевшей на нём мешком одежде пилил дерево. Полсада уже было в пеньках, а рядом с домом заполнялась поленница. Наше появление старика не заинтересовало, он продолжал медленно орудовать одноручной пилой.

Дерево негромко стонало при каждом движении зубчатого полотна.

— Что-то у меня нервы сдают, — сказала Мира очень спокойно. — Знаешь, у нас одна девчонка была, с проблемами всякими, только мы про них не знали, а проблемы копились. Она однажды как выскочила во двор, заорала — и сожгла всю свою жизнь в волшебстве. Воронку преподаватели все вместе засыпали.

— Мира...

— Да нет, нет, я в порядке, — Мира тряхнула головой. — Может, зря мы так пошли? Надо было перенестись.

— И потратить год?

— Я бы потратила, — сказала Мира. — Что — год? Это всего лишь триста шестьдесят пять дней.

Мы вышли из тупика на широкую улицу, ведущую от гор к морю, и остановились.

Нас ждали.

Впереди стоял регулятор Эмир.

За ним — полицейские. Не меньше десятка. С дубинками и палашами в руках.

За полицейскими — гвардейцы. Десятка два. Со взведёнными арбалетами, направленными на нас.

Целая армия. Только мага не хватает.

— Хорошо, что вы вышли сами, — сказал Эмир.

Провёл по воздуху рукой — и вслед за его движением вспыхнули руны.

Турс, Хагалаз, Соулу.

Эмир колдовал!

С одной стороны, это походило на то, как работал с рунами Вендж. Не жалея времени, вливая его щедро и безжалостно.

С другой — движения Эмира были удивительно отточены, легки. Словно он практиковался в рунах долгие годы.

Перед полицейскими и гвардейцами засияли в воздухе призрачные щиты. Они слепили глаза и казались достаточно прочными, чтобы выдержать удар баллисты. Эмир даже не нападал, он всего лишь поставил защиту.

Я смотрел на регулятора, на уходящую с его лица бодрость и силу. Только что он был человеком, не достигшим и сорока. А вот сейчас уже поседел и покрылся морщинами, полнота его исчезла, Эмир стал сутулиться. Он влил в щиты десяток лет!

Но мне почему-то казалось, что дело не только в возрасте. Эмир и без того изменился, стал другим. Будто превратился в оболочку, в куклу-перчатку, которую кто-то натянул на ладонь и теперь крутит как хочет.

Я вспомнил, как в глазах регулятора появился ужас, а на лбу проступила руна Ансуз.

Руна Бога.

Меня словно молнией пробило, я вдруг понял, что происходит. Мне даже показалось, что сквозь лицо Эмира видны совсем другие черты. Что они проступают, продавливая мягкое лицо несчастного регулятора магии, всегда щадившего своих подопечных...

— Прикрой, — сказал я Мире.

И она не стала колебаться.

Развела руки — и поставила комбинацию из Эйваза, Перта и Кано, выстроившую щит перед нами. Незнакомый мне щит, но, как ни странно, Эмир одобрительно кивнул, глядя на вспыхнувшие руны. Кивнул и воскликнул:

— Не...

Мира россыпью метнула в гвардейцев Турс — крошечными стрелами силы, бесследно канувшими в поставленном Эмиром щите. А гвардейцы ответили залпом стрел.

— ...стрелять! — запоздало закончил Эмир.

Арбалетные болты ударили в наш магический щит — и отразились от него языками пламени. Почему-то щит, поставленный Эмиром, их не отразил, несмотря на всё вложенное в него время.

Я видел это краем глаза, как в отражении, потому что сам я выстраивал руну переноса — но что-то странное происходило то ли со мной, то ли с рунами. Райдо возникала легко, а вот Наудиз плясала и рушила руну Пути, всё было нестабильно, нескладно, получалась не то руна Пожелания Неудачи в Дороге, не то глупая детская шуточная руна Добеги-ка-до-уборной, но никак не та могучая руна, которую я дважды применил за эти дни без всяких проблем...

Гвардейцы, объятые огнём, падали на мостовую. И оставались лежать — совершенно беззвучно и неподвижно. Полицейские попятились. Им никто не говорил, что они попадут в эпицентр смертоносной магии.

— Милая, ты полна сюрпризов! — воскликнул Эмир. — Но это чересчур!

Он протянул к нам руки — и перед ним вспыхнула такая затейливая руна, что я даже не уловил всех деталей. Сколько там было основных знаков? Четыре? Пять? Или даже шесть?

Мира вскрикнула, и я почувствовал, как из неё в щит потекло время — грубо, отчаянно удерживая то, что рвалось сейчас к нам от Эмира, от бывшего регулятора Эмира. Она тоже не понимала, какое волшебство нас атакует, и удерживала его на чистой силе, на Исазе и Турсе, сжигая месяцы в секунду... нет, ох, даже не месяцы... Эмир иссыхал на глазах, съёживался, волосы у него поседели и стали клоками выпадать из головы, его перекосило, один глаз закрылся, левая рука повисла, но правая упорно держала атакующую руну...

И только в этот миг, охваченный паникой, я вколотил в руну переноса три года — и мы исчезли.

Чтобы появиться на постаменте памятника на площади Великой Любви. У меня не было времени придумывать другую точку, нам надо было удирать.

На площади было полно народа — выступали циркачи, карлики-жонглёры, может быть, те самые, из цирка, знакомые Миры. Они подбрасывали в воздух острые кинжалы и горящие факелы, ловко их ловили и дразнили зрителей, предлагая выйти и посостязаться с ними. Зрители веселились и аплодировали.

Именно это нас и спасло — никто не смотрел вверх, на памятник.

— Мира... — я схватил её за локоть.

Волшебница медленно повернулась ко мне. И тихо спросила:

— Ну... всё плохо?

Ей было лет двадцать пять. Или тридцать. Наверное, тридцать.

То есть она не была старой, конечно. Она была в самом расцвете сил. Зрелая женщина, высокая и красивая.

Совсем не та юная страстная Мира, с которой мы этой ночью полюбили друг друга.

— Всё хорошо, — сказал я, чуть не плача. — Всё хорошо, Мира. Ты красавица. Ты не старая. Всё хорошо. Мы сбежали.

— Ты повзрослел, — сказала Мира. У неё по щёкам текли слёзы. — Ты... тебе... Двадцать пять? Двадцать семь?

Я потрогал лицо.

У меня были пышные усы. Нуждающиеся в том, чтобы их постригли.

И ещё щетина на лице.

— Я же бриться не умею, — сказал я и попытался улыбнуться.

Мира кивнула:

— Я научу. Девочки много чего умеют... Грис, что это было? Как Эмир мог колдовать?

— Это был не Эмир, — сказал я.

Спрыгнул с постамента, поднял руки — и Мира шагнула ко мне в объятия. Рядом карлики принялись кидать вверх зажжённые свечи и выкрикивать:

— Приходите в шапито! Посмотрите то и то!

Я отвёл Миру в сторону от постамента. И показал на памятник.

Мраморный Властелин стоял рядом со своим бронзовым конём и смотрел вдаль.

— Это был наш повелитель, — сказал я. — Руна Ансуз! Он вошёл в Эмира и сжёг его жизнь, как спичку.

Мы смотрели на статую с таким ужасом, словно боялись, что она шевельнётся.

Впрочем, а почему бы и нет?

— Что нам делать, Грис? — тихо спросила Мира.

— Бежать. Быстро и далеко, — сказал я. Отвесил затрещину мальчишке-карманнику, который начал было примеряться к моему кошелю. — Идём.

— А как же Сеннера и Сект? — зачем-то спросила Мира.

Под руку, как солидная взрослая пара, мы уходили с площади Всеобщей Любви. За нами, под смех толпы, веселили народ циркачи.

— Мы им уже ничем не поможем, — ответил я.

Эттир второй

Руна восьмая, Вуньо

Заказчик был суетливым, подозрительным и жадным. Все самые неприятные качества в одном человеке. Ему хотелось получить результат быстро, дёшево и качественно.

— Так не бывает, — повторил я. — Если быстро и качественно — то будет очень дорого. Если быстро и дёшево — то будет некачественно. Если качественно и дёшево — то будет небыстро.

— Сколько? — спросил заказчик. Это был мужчина лет сорока, наружности вполне приятной, но с чересчур уж ухоженными усиками и бакенбардами. И ещё напудренный парик, который он носил даже дома! Да и ногти на руках слишком холёные. Нет, дело не в том, что он не работал руками. Для некоторых профессий этого не требуется. Но тратить столько времени на уход за собой для мужчины непозволительно.

— Двадцать пять золотых цехинов.

— Немыслимо, — сказал заказчик. — Контора господина Ормана, "Хорошая мышь", берёт за очистку дома такого размера не более двух.

— Трёх, — поправил я. Перед работой я всегда выясняю средние цены на рынке. Магу в Западных Княжествах работы хватает, но это редко одна и та же работа. — Я сразу советовал вам, господин Де Мейер, обратиться к профессиональным истребителям крыс. У них великолепные яды, составленные лучшими мастерами натурфилософии.

— Не могу, — с болью в голосе отозвался Де Мейер. — Моя маленькая дочь больна редкой болезнью. От любых ядовитых веществ, оказавшихся поблизости, её нежная кожа покрывается отвратительными красными прыщами и чешется. Неужели вы не сделаете скидку ради ребёнка?

Вот чего я терпеть не могу — это когда шантажируют детскими слезинками! А в Западных Княжествах это сплошь и рядом. Жулики и жадины ещё те, детей эксплуатируют нещадно, у бедноты дети едва ходить начинают — уже работают на полях или в мастерских, за украденную булку могут ребёнку и руку отсечь, и плетьми запороть до полусмерти. Но при этом говорят, что детей обожают, пишут для них слащавые книжонки — про добрых нянь, мудрых волшебников, красивых фей. Два в одном, жестокость и любовь. Как по мне — хуже нет дряни.

Дочь господина Де Мейера была не такой уж и маленькой. Тощая девица с прыщами на лице, как по мне — вызванными не отравами, а неумеренным потреблением шоколада и ореховых сладостей. Лет тринадцать-четырнадцать, в этом возрасте у нас маги покидают академии и школы. Я бы её от глистов посоветовал пролечить и посадить на диету из каш и овощей — сразу бы кожа очистилась.