Когда эскадра прибыла в Камрань, адмирал отправил свой последний протест в Санкт-Петербург, в тайной надежде на то, что его наконец услышат. Увы — инструкции оставались все теми же. От адмирала и вверенной ему эскадры ждали чуда.
Адмирал объявил общий сбор командиров броненосцев и крейсеров.
— Нас ждет битва — без обиняков начал он
— Мы немало упражнялись в маневрировании. Успехи налицо. Если по выходе из Либавы, корабли наши представляли страшную опасность для самих себя, так и норовя пропороть борт соседу при простейшем перестроении, то теперь мы можем идти кильватерной колонной и делать повороты последовательно, не боясь потерять при этом половину эскадры. — сарказма в его голосе было столько, что его можно было бы мазать на хлеб вместо масла
— Что до артиллеристов — им повезло меньше. Или нам с ними повезло меньше — как посмотреть. После стрельб у Мадагаскара, глядя на которые надорвала от смеха животики вся рыба в бухте Носси-бэ, возможности погонять комендоров как следует почти не было, за исключением нашего беспримерного сотрясения воздуха мелким калибром. А нас ждет умелый и опытный враг. И потому — сообщаю Вам, что после двухдневной подготовки мы проведем двухнедельные артиллерийские учения. Время у нас есть — Небогатов раньше не подтянется, а уйти без него нам не дадут. Вопросы?
— Ваше превосходительство, а чем же мы будем стрелять-то целых две недели? — раздался голос командира "Осляби", капитана первого ранга Бэра.
Сардоническая улыбка заиграла на адмиральских устах
— Для того, чтобы напомнить нашим артиллеристам с какой стороны должно заряжать орудие, мне ничего не жалко. А потому приказываю, для нужд объявленных мною учений использовать...
Адмирал не мог удержаться от интригующей паузы
— Двадцать пять процентов штатного боеприпаса к орудиям.
Это было... настолько неслыханно, что привыкшие к субординации офицеры загомонили, как первокурсники морского корпуса
— Как?
— Стволы расстреляем!
— Чем же нам потом воевать-то?!
— Чем воевать?! Потом?!! — адмиральский рык перекрыл все голоса:
— Не будет никакого "потом"! Государь император повелел нам овладеть Японским морем! А это значит, что у нас есть два варианта — или мы тайно прокрадемся во Владивосток, а уж оттуда дадим генеральное сражение японскому флоту, или же Того перехватит нас и мы примем бой где-нибудь около Японии. Хоть так, хоть эдак — нас ждет генеральное сражение с броненосцами микадо.
— И чем бы оно ни кончилось, корабли наши будут сильно повреждены, а отремонтироваться во Владивостоке не выйдет — нет там ни мастерских, ни доков, ни рабочего люда в достатке. Потому, чем бы ни закончилось сражение, оно будет решающим, определит исход войны на море, а следующего не будет. Значит, беречь снаряды незачем — лучше уж к бою подготовиться получше.
Офицеры потрясенно молчали.
Две недели окрестности Камранга оглашал гром артиллерийской стрельбы — над водой звуки разносятся далеко. Стреляли, разбирали ошибки, чинили щиты, снова стреляли. Адмирал не был удовлетворен результатами, молча согласившись со случайно подслушанной им фразой старшего артиллерийского офицера "Суворова", лейтенанта Владимирского:
— Девять женщин за месяц дитя не родят.
Адмирал грустно усмехнулся невеселой шутке, но распекать офицера не стал. Петр Владимирович, конечно, был прав — обучение комендоров дело долгое и последовательное, тут кавалерийским наскоком много не добьешься. Но все же стреляли заметно лучше, чем в Носси-бэ и куда лучше, чем в Либаве. У адмирала даже зародилась надежда, в которой он вряд ли мог сознаться себе сам: нет, не победить, но хотя бы уберечь эскадру от разгрома в бою, пройти во Владивосток, хотя бы и с потерей нескольких броненосцев. В то, что эскадре удастся пройти во Владивосток совершенно без боя, адмирал не верил. Хейхатиро Того располагал сотнями разведчиков — миноносцы, вспомогательные крейсера, авизо, транспорты и мелкие суда, вплоть до совсем малых каботажников и даже джонок. Все они могли надежно перекрыть любые пути русской эскадры. И потому адмирал, не мудрствуя лукаво, повел свои корабли самым кратчайшим путем, через Цусимский пролив.
Тигру в пасть сунулись под вечер. Ночь прошла спокойно, однако с половины пятого утра характер японских радиограмм резко изменился. Похоже было, что японцы передавали какое-то сообщение на север, с корабля на корабль. Неужели все же обнаружили? Подозрение стало уверенностью, когда без четверти семь обнаружили смутный силуэт какого-то судна, вскоре опознанного — примерно на 50 кабельтовых справа от колонны русских броненосцев шел "Идзуми" — маленький, древний и тихоходный японский крейсерок. Все же самураи странные люди — зачем было отправлять почти на верную смерть одинокий кораблик, неспособный ни за себя постоять, ни уйти от русских крейсеров? В том, что главных сил японцев поблизости нет, адмирал был уверен — корабли Хейхатиро Того пользовались радио вовсю, а на русских кораблях внимательно слушали эфир. Опытный радиотелеграфист по силе сигнала сможет определить расстояние до передающей радиостанции — но пока на русских кораблях не слышали ничего похожего на переговоры большой эскадры.
Адмирал задумался. С одной стороны, следовало поберечь силы — крейсеров у него немного, а хороших и вовсе два: "Олег" да "Аврора". С ними в крейсерском отряде числились старички "Мономах" и "Донской", жутко тихоходные, хоть и с современной полученной по модернизации артиллерией. Из разведочного отряда только "Светлана" была еще ничего, "Алмаз" — яхта, с десятком мелкокалиберных пушек, "Урал" — просто вооруженный лайнер. При броненосцах адмирал оставил "Изумруд" и "Жемчуг" — небольшие, быстроходные и вполне современные, но очень уж слабые артиллерией крейсера, на которых хорошо вражеские миноносцы гонять, но вот с тем, что покрупнее лучше не связываться.
Крейсерскому отряду предстояло защищать транспорты, поддержать его могла разве что "Светлана", а навалятся на эти пять крейсеров все вражеские бронепалубники, числом побольше дюжины. У японцев, конечно, тоже старья навалом, но, когда воюешь вдвоем-втроем против одного, это не так страшно. Поэтому, с одной стороны, крейсера следовало беречь, а с другой... Экипажи измучены долгим переходом и ожиданием, перенапряжены, и раскатать сейчас японца, пусть маленького и слабого, но зато на глазах всей эскадры — какой это будет радостью, как поднимет боевой дух! А он в бою не последнее дело...
Погода была той еще мерзостью — резкий, порывистый ветер гнал с севера крупную зыбь, а горизонт таял в серой мгле. "Идзуми" удалось рассмотреть с пяти миль, а в семи милях спокойно могли пройти все двенадцать броненосных кораблей Того и Камимуры, и с русской эскадры их бы не заметили. Тут и там густился туман, сокращая и без того малую видимость почти до нуля. Что, если "Идзуми" — лишь головной крейсер, а там, в свинцовой мгле таится целая эскадра?
Но тут доложили — по другому борту сигнальщикам удалось различить "Мацусиму", кажется, "Чин-Иен". Дальше были там еще силуэты, опознать которые не удалось. Это шел отряд старых кораблей японцев, куда входил и "Идзуми"
— Заблудился он, что ли? — ни к кому, конкретно не обращаясь и глядя на "Идзуми" весело спросил командир "Суворова" Игнациус.
Похоже на то. Скорее всего "Идзуми" шел в одиночку, быть может — в дозоре, а при попытке сблизиться со своим отрядом обнаружил, что на его пути оказалась вся русская эскадра. Адмирал решился:
— Крейсерскому и разведочному отряду — атаковать "Идзуми"! — коротко распорядился он
Атаковали и раскатали, ввиду всей эскадры, и крики "Ура!" долго перекатывались с корабля на корабль. Но адмирал, вспоминая эту "победу" кривился, как от сильнейшей изжоги.
Крейсера Энквиста проскочили под кормой замыкающего "Нахимова" и рванулись вдогон японцу — но только "Олег" и "Аврора", потому что "Донской" и "Мономах" безнадежно отстали. С разведочного отряда приказ адмирала разобрали только на "Светлане", но и на ней чего-то замешкались, повернули на противника не сразу. На "Идзуми", завидев догоняющие его два больших крейсера, попытались ускориться, рванули вперед, насилуя машины и выбрасывая из труб клубы черного дыма. Однако продолжали двигаться параллельно основным силам русских. Это адмирал оценил — кто бы там ни командовал японским крейсером, в мужестве ему не откажешь, он до последнего хотел удерживать русскую эскадру в поле зрения.
С "Олега" начали пристрелку, давшую недолеты, "Идзуми" ответил. Расстояние быстро сокращалось и вот... на баке "Олега" распустились пламенеющие лепестки разрыва. Второе попадание. Третье... А "Идзуми" все еще шел невредимым. Наконец-то наперерез японскому крейсеру выкатилась "Светлана", отчаянно сигналя ничего не замечавшему "Уралу" и окуталась дымом выстрелов. Только теперь, похоже, на "Урале" поняли, что происходит нечто необычное.
"Идзуми", видя что дела его совсем плохи, наконец-то отвернул от эскадры, и открыл огонь на оба борта по "Олегу" и "Светлане". Русские крейсера еще довернули, сокращая дистанцию, наконец-то пошли попадания. Но даже сейчас "Идзуми" умудрялся успешно огрызаться, и несмотря на то, что по нему стреляли уже три крейсера, ни терять ход ни тонуть пока не собирался. Еще один снаряд ударил в борт "Олега", корма "Светланы" окуталась дымом взрыва!
— Сигнальте на "Жемчуг", пусть поможет — буркнул адмирал.
Как это ни удивительно, ситуация роковым образом поменялась, когда в бой вступил "Урал". Открыв огонь, он сразу же добился попадания в боевую рубку "Идзуми", отчего японский крейсер будто потерял управление, зарыскал на курсе, сбивая наводку собственным комендорам. Это позволило "Олегу" и "Авроре" подойти еще ближе, и тут уж для японского крейсера было все кончено.
На броненосцах гремело "Ура!", адмирал, пытаясь сохранить невозмутимое лицо, грязно матерился вполголоса.
— Вчетвером едва-едва уделали недомерка, и сами притом пострадали немало!
Остальные японские корабли слева в бой не сунулись, и это было правильно — их дело наблюдать, а не лезть в баталию с броненосцами неприятеля. Вопрос о том, не послать ли на них крейсера отпал сам собой — по "Идзуми" было ясно, что если даже Энквисту и удастся добиться успеха, то большой кровью, которая пока была не нужна. А ко времени, когда "Олег", "Аврора" и прочие, покончив с вражеским крейсером, вернулись на свои места в строю, к японцам подошло подкрепление — быстроходные "Читосе", "Кассаги", "Ниитака" и "Отова", кроме того, проступили силуэты "Хасидате" и, кажется, "Акицусима". Итого — восемь крейсеров и старый броненосец. Энквисту это не по зубам, даже если поддержать его всеми прочими крейсерами эскадры, но, быть может, имеет смысл бросить в бой главные силы? Даже не считая "самотопов" Небогатова, сведенных адмиралом в третий броненосный отряд, семь броненосцев и броненосный крейсер, которые он сам вывел из Либавы, вполне могли бы раздавить идущих слева японцев. Быстроходные "собачки", конечно, убегут. Но "Чин-Иен" и три "Мацусимы" имеют хода не больше русских броненосцев, так что...
Но для того, чтобы бросить в бой главные силы, следует сменить походный порядок на боевой, сбить из двух походных колонн одну, а потому адмирал скомандовал перестроение.
Правая колонна главных сил — первый и второй броненосные отряды увеличили скорость с девяти до одиннадцати узлов, медленно обгоняя идущие в левой колонне "самотопы" третьего боевого отряда. Когда расстояние между ними стало достаточным — на фалах взвились сигнальные флаги, и корабли Небогатова вступили в кильватер шедшему последним "Нахимову". Теперь все двенадцать русских броненосных кораблей шли одной колонной и были готовы к бою. Как раз доложились радиотелеграфисты — удалось расслышать переговоры главных сил Объединенного флота Того. Японцы очень неосмотрительно добавляли ко всякой радиограмме название корабля, с которого она была дана, шифровать же почитали нужным только текст. Таким образом, корабль, давший радиотелеграмму, назывался сам, по силе сигнала можно было определить расстояние до него, а география цусимского пролива давала направление — Того мог быть только впереди и нигде больше. И был он покамест весьма далеко, даже со всякими скидками на неточность "радиотелеграфического дальномера", в ближайшие два часа его ждать не приходилось.
Адмирал отправил крейсера назад, прикрывать плетущиеся в хвосте колонны транспорты, а сам взял чуть левее, с тем чтобы сократить дистанцию до врага. После потопления "Идзуми", напряженная атмосфера в боевой рубке разрядилась и сейчас офицеры штаба откровенно зубоскалили: наверное, впервые в морской истории огромные и тяжелые броненосцы главных сил пытались "тихо и незаметно" подкрасться к легким вражеским крейсерам. Это почти удалось, но, когда дистанция сократилась до 39 кабельтов, японский флагман начал что-то сигналить. Ждать больше было нельзя, и "Князь Суворов" рявкнул передней башней шестидюймовых орудий. Тут же вспышки выстрелов изукрасили левые борта русских броненосцев.
Японцы не приняли боя. Их комендоры, конечно, ответили огнем, но крейсера немедленно исполнили поворот "все вдруг" на 90 градусов влево — развернувшись кормой к опоясанной вспышками залпов колонне русских броненосцев, японские крейсера дали "самый полный вперед" и быстро разорвали дистанцию. Что, впрочем, не спасло "Чин-Иен" от большой плюхи — когда корабль почти полностью скрылся в серой туманной мгле, неожиданно корма его во все стороны полыхнула пламенем. Что в него попало, и какие повреждения он получил было неведомо, но фейерверк вышел знатный. Настроение поднялось еще выше — офицеры с жаром спорили, кто именно достал старый японский корабль и к каким последствиям это привело. Сошлись лишь в одном, что пинок под зад вражина получил отменный. Как будто наблюдались и другие попадания в японские крейсера, но на этот счет что-либо, определенное сказать было трудно.
Японцы отступили, но не ушли, их практически не было видно. Но похоже на то, что с их стороны видимость все же была лучше — то и дело вдалеке мелькали неясные силуэты, видать крейсера все же продолжали наблюдение за русской эскадрой.
Какое-то время так и продолжалось. В одиннадцать двадцать с "Суворова" приказано было: "команде обедать посменно". Самое время — в ближайшие полтора часа броненосцы Того не ожидались, зато потом станет жарко. Тогда Бог весть, когда удастся перекусить, да и удастся ли?
Адмиралу кусок не лез в глотку. Утреннее дело встряхнуло, вырвав из лап болезненной апатии, к которой он был склонен последнее время, но адреналин уже выветрился из крови без остатка, и возбуждение спало, уступив место привычной усталости. Ему удалось поднять настроение экипажам и это неплохо, но где-то впереди ждали своего часа главные силы Того — с ними дело будет совсем другим. Он вновь вызвал радиотелеграфистов и уточнил расстояние до флагмана Хейхатиро Того — броненосца "Микаса".
Судя по всему, японский флотоводец не спешил русским навстречу. Он, вероятно, решил ожидать русских в узости между островами Цусима и Окиносима. Это было разумно. Лучшим способом разбить флот врага считалась "палочка над Т" — охват головы вражеской колонны, когда она, следуя перпендикулярно вашему строю, утыкается прямо в его середину. Флотоводец, выполнивший этот маневр, получал огромное преимущество. Все его корабли будут вести бой полным бортом, концентрируя огонь на головном корабле врага и тем самым быстро выбивая один вражеский корабль за другим. В то же время у неприятеля часть кораблей в хвосте колонны оказывалась слишком далеко, чтобы сржться, а тем, кто все же сможет стрелять по противнику, наполовину закроют обзор собственные, впередиидущие корабли. "Палочка над Т" почти гарантировала разгром вражеского флота, но в открытом море, где противник не имел ограничения в маневре, ее не так-то легко было "поставить". Иное дело — форсирование узостей. Тут японский адмирал, установивший наблюдение за русскими кораблями, знал о них все — курс, скорость, дистанцию. И, зная это, легко мог в нужное время перегородить пролив своими кораблями так, чтобы русские головные уткнулись прямо в центр японского строя. Если же русские сами развернулись бы строем фронта поперек — что ж, извещенный об том японский адмирал мог бросить свои корабли вдоль пролива так, чтобы обрушить массированный огонь на один из флангов русского фронта. И помешать этому, в общем-то было нельзя. Адмирал немало поломал голову, пытаясь придумать какое-то противодействие, но не выдумал ничего и в конце концов пришел к выводу, что решать придется на месте.
