Муж амазонки

* * *

Лежали с Зоей среди камней и переживали за Чума. Когда стемнело, тот просто встал и ушёл, направляясь к левой для них оконечности стойбища. И всё. Огни в стойбище не зажигали — не в обычае здесь костры среди шатров — и стало тихо, были отчётливо видны только факелы, которыми часовые освещают со всех сторон охраняемое строение. Иногда там происходят какие-то шевеления, видимо прогоревшие светильники сменяют на новые. И больше ничего примечательного. Ни детского плача, ни окрика, ни топота лошадиных копыт.

Терпение — вот что сейчас главное. Базиль вздохнул: сказать просто, а вот сделать... ему было бы значительно легче самому... и попался бы.

Чум, как ни крути, всё верно рассудил.

* * *

Чум не таясь вошел в пространство между шатрами. Проблески света от горящих в них очагов или жаровен прорывались наружу через щели в лёгких дверях, обращенных на юг. Тонкие бледные лучики невидимы с места, где спрятались его спутники, но его привыкшим в темноте глазам и их достаточно. Поэтому ориентироваться здесь не так уж сложно — не придётся ни на что натыкаться. Хотя вошёл он со стороны, противоположной той, с которой бдили сторожа вокруг охраняемой юрты, его окликнули:

— Кончай шляться по ночам, дубина! Быстро ступай в свой шатёр и сиди там до рассвета. Терпи, если вовремя не побеспокоился освободиться от лишнего.

— Да, — учтиво кивнул на всякий случай невнятному силуэту, копируя действия детей, если к ним обращался взрослый. Не зря он днём обращал внимание на мельчайшие детали поведения людей в лагере. Зато теперь Чум беспрепятственно прошёл в центр стойбища.

Приглушённые голоса, доносящиеся сквозь войлок, указывали на то, что ещё не все уснули, но хождения после наступления темноты тут явно не приветствуются. Люди ведут себя насторожённо и осмотрительно, стараясь не мешать тем, кто поглядывает по сторонам.

Куда бы спрятаться?

Забрался под кожаную покрышку, накинутую на кучу твёрдых объёмистых предметов — это вьючные сёдла, сложенные за ненадобностью и укрытые от сырости. Их много тут.

Подождал, пока все утихомирились и истаяли отблески жаровен, освещавших внутренности временных строений. То там, то тут раздавался храп, зато голоса перестали доноситься из за войлочных стен. Лагерь уснул. Кроме трёх часовых, которых он пока толком не видит, только догадывается об их присутствии по отдалённым отблескам пламени факелов, ещё один человек расхаживает, негромко ступая. Его не так просто разглядеть. А уж попасть ему в незащищённое одеждой место шипом из трубочки — кажется немыслимо. Терпение. А вот и удачный момент. Мужчина встал к нему боком так, что ничем не защищённая кисть руки оказалась в поле зрения, непонятно чем подсвеченная.

Тфу!

Шлёп! Выу!

Мужчина, ругаясь сдавленным шепотом, двинулся в ту сторону, где несут свою службу сторожа их пленницы.

— Аман, ты чего шумишь?

— Какая-то муха здоровенная укусила. Смотри, жало осталось, — двое по очереди рассмотрели тыльную сторону ладони, видимо, отломившийся кончик шипа их заинтересовал.

— Здоровенная, — а это уже заключение по результатам осмотра размазанной изюминки — не напрасно Чум её немного пожевал, чтобы напиталась слюной и потеряла прочность. В неверном колышущемся свете понять, чем это было до шлепка невозможно, а пробовать на вкус никто не стремится. Просто липкая гадость, вот и всё.

Теперь, когда понятно, сколько человек бодрствует, и где они находятся, можно не сидеть под краем кожаного покрывала, а проследить за подстреленным часовым. Вот он снова удалился в неосвещённую часть лагеря и... присел как раз на ту самую груду седел, под которой... или просто похожую, они тут рядом с каждой юртой, а много ли разберёшь в потёмках.

Устраивается удобней, сползает, укладывая голову. Пауза. Уснул.

Теперь три часовых рядом с факелами, воткнутыми в землю длинными рукоятками. Глаз не спускают с шатра и не расслабляются. Беда в том, что они друг друга видят, то есть, присматривают, чтобы никто не потерял бдительности. Вот было бы здорово, если бы Лаура стала похрапывать во сне, как водится за ней иногда! Зная, что охраняемая спит, сторожа могли бы и себе позволить некоторые вольности, на которых их можно было бы подловить.

Терпение!

Кругом всё спит, и это хорошо. Жаль, что в юрте слева спят шумно, трудно разобрать звуки, идущие от пленницы. Есть! Наконец-то уснула и начала выводить те самые рулады, по которым он так соскучился. Никогда бы раньше не подумал, что чего-то подобного ему может не хватать.

Подкрался так, чтобы в промежуток между юртами видеть только одного часового. Выбрал момент и всадил стрелку ему в шею.

Хлопок рукой по "ужаленному" месту, негромкое, но выразительное проклятие. Тут же в поле зрения попал второй страж, расслабившийся немного, когда понял, что охраняет спящую и подошедший посочувствовать. Вот и он так удачно повернулся, что тут же получил шип в шею. А третий, увидев, как шипят его товарищи, не вытаскивая из земли факела, сместился, чтобы продолжать осматривать противоположную сторону охраняемого сооружения. Этот моложе остальных и старательней, что тоже сейчас на руку Чуму.

Когда яд попадает в шею, то засыпание происходит значительно быстрей. Тот, кто получил свою порцию первым, присел, повернувшись к пламени, чтобы второму было удобней выковырять "жало" и закемарил. Достающий — тоже встал на колено и опёрся о плечо своего товарища, пытаясь разглядеть остатки жала под ухом. А третий их не видит. Вот пусть и не видит. Движения обоих стражников сделались вялыми и, спустя минуту с небольшим, они повалились, но не кулями, а выбирая позу для сна. Прилегли вздемнуть. Удачно. Вход-то в юрту как раз с этой стороны, так что бодрствующий сторож ничего не видит — он следит за противоположной стеной.

Не стоит терять времени.

Лаура проснулась от первого же прикосновения и сразу поняла, кто за ней пришёл. Браслет из твёрдой кожи, скреплённой просмоленными нитками не так-то просто разрезать, верёвку, привязанную к захлёстанному в землю колу, тоже перепилить удалось не сразу, но длинная кромка отличной лезвийной керамики сделала своё дело. Оба участника этой процедуры не то, что не произнесли ни звука, даже дышать боялись. Вернее, Чум похрапывал, изображая те самые звуки, которые перестала издавать его подружка, но сходство получалось весьма приблизительное. Зато заглушил заметный шорох инструмента.

Готово.

Тем временем, третий стражник, перестав слышать голоса своих товарищей, сначала окликнул их, а потом, не дождавшись ответа, подошел взглянуть. Забеспокоился, не иначе.

Лаура зла. Лаура очень зла. Лаура страшно зла. Молнией выскочив через дверь, она обеими руками нанесла удар в голову последнего из своих охранителей — благо он как раз удачно повернулся. Получилось мощно, но мягко. Падение тела на землю после этого прозвучало просто как гром, да ещё и вскрик успел вырваться из глотки. Благо, не слишком громкий, вроде обиженного выдоха.

А две тени, большая и маленькая уже бесшумно удалялись прямо в темноту пасмурной ночи. Лагерь за их спинами не проснулся.

* * *

К рассвету все четверо добрались до речки. Вернее, это был широкий ручей, потому что перешагнуть через него можно в любом месте. В воду вошли так, как будто направляются вниз по течению, а сами двинулись вверх по каменистому галечному дну. Прошли так пару стен шагов и, выбравшись на берег, отправились обратно, держась в стороне от своего следа — как раз тут изредка встречался кустарник, готовый укрыть их в случае чего. В самой, пожалуй, густой заросли остановились. Отсюда просматривался тот путь, которым они только что шли, вот и выходило, что здесь самое удобное место, если надо проследить, не следует ли за ними погоня.

Дело в том, что в этих местах уйти пешком от всадника невозможно. Лучшим вариантом было бы запутать следы, чему они и посвятили остаток ночи. То есть возвращались той же дорогой, которой пришли, но потом свернули с неё, когда путь их пролегал по каменистому склону и, переходя с одной голой плиты на другую, отклонились вправо настолько далеко, насколько этот крайне неудобный для лошадей участок им позволил. Четыре пары босых ног на камне следов не оставляют — на это и делался расчёт. А тут, у ручья, они просто подстраховались. И вот, просидев на одном месте полдня, пришли к выводу, что степняки ищут их действительно вдоль своего старого следа. Того, который оставили, доставляя в стойбище пленницу.

* * *

Лаура оказалась сильно избита. Синяки от ударов рукой и рубцы, оставленные плетью, говорили о том, что её долго и настойчиво убеждали смириться с участью пленницы. Тем не менее, увечий не наносили, видимо полагая, что рано или поздно добьются от неё смирения. Их интересовала дорога вокруг болот, которую они, собственно, и отыскали. Если бы разведчики не встретили дозорный наряд амазонок — вышли бы к стройке будущей крепости, тогда поисковую задачу можно было считать выполненной.

Но сбежавшая за помощью напарница — это опасно. Может привести подмогу, и что тогда? А степняков — всего десяток. Вот и прервали они так удачно начавшуюся разведку, не будучи уверенными в том, что всё выяснили до конца. Поэтому и берегли свою добычу, что надеялись на получение от неё нужной информации. А когда добрались до места, выяснилось, что другие десятки, направленные искать те же самые пути на юг, в Заболотье, всё еще не вернулись из поиска, и сам Доги-бей — их командир, тоже.

Из слышанных фраз пленница мало что поняла, кроме того, что каган Арти их командиру, этому самому Доги-бею, приходится близким родственником и доверяет как самому себе. Эта мысль в разговорах прозвучала несколько раз.

Кормили сытно, а в паре случаев, когда мужчины пытались использовать её не только в качестве источника ценной информации, привели к летальным исходам среди сластолюбцев. Как это было проделано — Базиль не расспрашивал. Неудобно как-то про такое речь заводить с бедной женщиной, на которой сейчас сплошные примочки и компрессы.

Странно как-то изменилось его отношение к этим амазонкам. Раньше в его представлении они были обворожительно опасными и поэтично воинственными созданиями, не похожими на привычных и будничных соотечественниц. А сейчас он видит в них таких же слабых и зависимых от мужчин созданий, нежных, заботливых, уязвимых, но несогласных терпеть обиду. Такое вот малюсенькое отличие. Базиль восхищен сильнее, чем озадачен.

Вот и сейчас Чум аккуратно разбирает сбившиеся в воронье гнездо волосы спасённой, что-то ласковое шепчет ей на ушко, а сама она только что не мурлычет. Зажмурила глаза и, кажется, беззвучно плачет. Видимо напряжение последних дней только-только начинает её покидать.

* * *

Погоня в видимости их укрытия так и не появилась. Значит, уловка на камнях удалась. А то пришлось бы принимать бой — они тут как раз подготовились к тому, чтобы из засады проредить ряды преследователей. В этом случае на их стороне была бы внезапность и пара прицельных выстрелов из арбалета. Это всё-таки не встреча с конными воинами в чистом поле.

Отдохнули, помылись и почистились, починили, как могли, одежду, не решаясь двинуться с места. Тот, кто никуда не идёт, не оставляет следов, а ведь погоня где-то рыщет и что-то прочёсывает. Не хотелось бы набрести на степняков.

Вышли светлой ночью в направлении к северо-западу. Карта, захваченная с собой, намекает, что где-то в этих местах должна протекать одна из впадающих в болота рек. Если добыть лодку или связать плот, возможно, удастся вернуться, не прилагая слишком заметных усилий и с минимальным риском встретиться с преследователями.

Глава 10 Комин

Хотелось двигаться неприметно, но получалось это недолго. Через день пути вниз по склонам гор маленький отряд покинул зону альпийских лугов и оказался в лесах, покрывавших дно долины. Пашни и огороды начали встречаться всё чаще и чаще, тропинки, проложенные людьми, казалось, сами прыгали под ноги, а прятаться в кустах при виде жителей, то и дело попадающихся навстречу — это вообще не дело. Пошли открыто, спрашивая дорогу и обмениваясь с местными жителями немудрёными приветствиями. На ночлег останавливались в родовых селениях, мало чем отличающихся от Заболоцких, здесь же кормились — кошелёк с денежками Зоя в погоню тоже не позабыла прихватить. Здесь в ходу, в основном, не тисовики, популярные в городе, где цены относительно велики, а вязовики — монетки меньшей стоимости, да и на те население смотрит с восторгом, потому что рассчитываются в этих краях преимущественно методами натурального обмена. Денежная масса на руках у местных жителей невелика.

Дорога к руслу реки привела их как раз туда, где на её берегу красуется замок барона Комина, володетеля этих мест. Тут же и селение, раскинувшееся вокруг старых деревянных стен — частокол, над которым виднеются головы редких часовых. Они приметили только одного, что разглядывал новых людей одетых не совсем обычно. Женщины здесь ходят в платьях или в юбках, а штаны — излюбленная одежда отправляющихся в лес амазонок — это для мужчин.

Улицами этот городок обзавестись пока не удосужился — каждое строение угнездилось само по себе, как вздумалось поставить его хозяину, так и стоит. Гончарню сразу видно, бондарню, навес для сушки леса — явно из хозяйства плотника. От построек, держащихся на отшибе, повеяло запахами кожевенного производства. Да уж, если бы моряки Большого Королевства пользовались картами такого качества, как та, доверившись которой они прокладывали свой маршрут, немногие корабли находили бы дорогу к родным берегам. Если верить ей, то досюда ещё два-три дня нужно идти на север.

Что нехорошо — ни одной лодки не видно на берегу. Что хорошо — корчма зовёт к себе распахнутой дверью, из которой на всю округу распространяются аппетитные ароматы чего-то жареного. Базиль чуть слюной не захлебнулся после сухарей, фиников да сыра, да ещё неизменной у здешних крестьян чечевицы без соли. Вошли в полутёмную тесную комнату, где толком и не развернёшься между столами и лавками, забились в угол, чтобы никому не помешать и женщина-подавальщица, ничего не спрашивая, принесла им пива. Мутное и почти без пены, оно оказалось слабым, но приятным на вкус.

А потом на столе появилась нога, судя по размеру, кабанья, истекающая жирком и покоряющая окружающих благоуханием отлично прожаренного мяса. Лук и чеснок в пучке зелёных стеблей и каравай ржаного хлеба дополнили сервировку. Вот оно счастье!

Пока от ноги ещё хоть что-то отрывалось, никто не смотрел по сторонам и не тратил времени на разговоры. Если хозяин заведения с первого взгляда определил, что требуется посетителям, то это заслуживает одобрения действием — пустой посуды и чисто обглоданных костей. А со словами можно и погодить.

— Скажите, уважаемый корчмарь, не сдадите ли вы нам комнатку, отдохнуть с дороги и набраться сил перед ужином, который после этого восхитительного обеда мы будем ждать с надеждой и вожделением, — Базилю хорошо, и он просто расточает любезности.

— Сдам, — хозяина тронула речь гостя, — и на ужин сегодня печень, приготовленная под сметаной с гарниром из молодого картофеля. Она мне обычно неплохо удаётся. Так что и Вам, и вашим слугам будет удобно на пышных перинах, что уже взбивает горничная.