Ни за что не стану докладывать ему про вольфрамовую проволоку. Подхлёстывать технический прогресс — не моя задача. Буду управляться с тем, что в этом времени и так имеется. А те, кто помнит автомобильные аккумуляторы, в которые надо было подливать дистиллированную воду, не забывать о сульфатации, и следить за плотностью электролита, не дадут соврать — ничего суперсложного в них нет. Только аккуратность требуется. Но об этом в другой раз. Сашку Клёмина уже сняли с поста и вызвали к лодке. Интересно, что у них стряслось? Я-то сейчас на положении больного расхаживаю в роскошном халате с кистями, и меня вообще не трогают.

* * *

Ситуация ожидаемая. Механика моего самолё... субмарины позвали не просто так, а для того, чтобы выручить Степана Осиповича. Вот ради этого и освободили матроса с поста. Нужно снять щит палубы перед рубкой, чтобы разглядеть, за что зацепился наш командир. Естественно, у меня имеются возражения, и другому матросу, что стоит наготове с ключом в руке, я подаю сигнал не крутить.

Головки болтов снаружи, но гайки-то внутри. И как прикажете их удерживать от прокручивания, если из-за широких Макаровских плеч невозможно просунуть руку внутрь. Нет, до ближайших мест крепления с грехом пополам дотянулись бы, а вот к дальним пробраться можно только по самую шею погрузив плечо внутрь.

Все смотрят на меня.

— Господин лейтенант, а вы штаны расстегните. Потом я вас малой подачей извлеку.

Минута молчания.

Копошение в лодке.

— Готово, Пётр Семёнович. Только, пожалуйста, уши мне не оторвите, когда станете тянуть, — хорошо, когда командир знает толк в шутке. И не потерял присутствия духа. Все прячут улыбки в усах. Мой выход.

— Будьте любезны, нащупайте левой пяткой упор, закреплённый на борту.

— Есть, нащупал.

— Зацепитесь за него и подтянитесь ногой, чтобы провалиться обратно.

— Готово.

— Теперь выпрастывайте левую руку. Плечо назад, сгибайте локоть через горизонталь к себе и проводите ладонь мимо правого плеча. Отлично. Оттолкнитесь ею от горловины и подтяните к себе локоть правой.

— Упёрся.

— Всё правильно. Там труба. Теперь сгибайте правую в локте и тянитесь к левому плечу. Давайте сюда левую. И правую.

Так вот потихоньку и доставал я командира, пока не послышался треск разрываемой ткани. Потом уже скорее дело пошло. Хорошо. А то при моих командах "Попа вправо" и "Прогнитесь вперёд" многие зрители откровенно прыскали.

— Ох, Пётр Семёнович. Не корабль у вас, а пыточное приспособление.

— И не говорите, Степан Осипович. Чистое наказание. Кстати, у нас ведь Клёмин не до конца отстоял положенное. Вот пусть он и отбудет наказание. Ну-ка, братец, полезай долёживать!

Сашка мигом слупил с себя всю одежду, и нырнул в люк ногами вперёд. Любо дорого смотреть, как молодое гибкое тело проделывает то, что каждый раз даётся мне с заметным трудом.

— Ловок, шельмец, — Макаров, хоть и в разодранных брюках, никуда не ушел. — А что, может он и плавать за вас сможет, и супостата топить?

— Не сразу, но, если потренируется, да обучится, как следует — сможет.

— И как скоро это получится? — ага. Вот и "дедушка минного флота" взглянул на меня глазами молодого лейтенанта.

— Это зависит от интенсивности обучения. Чтобы научиться плавать, надо плавать.

— Тут, батенька, с вами не поспоришь.

* * *

Наш "Великий князь Константин" ни в какой Севастополь не идёт. Из разговоров я услышал два возможных места назначения: Сулинское русло и остров Змеиный. Значит, моя идея насчёт Дуная принята не была. Что же, командиру виднее, где нынче турка разыскивать. Кажется, разухарился он не в меру. Я отродясь не слыхивал ни про какие острова в Чёрном море. Уж не через Босфор ли он собрался ворваться во внутренние воды супостата — Мраморное море?

Не знаю, моё дело маленькое. Главное, народ корабельный доволен. Выражения вроде : "мы их умоем" или "надерём задницу" нынче частенько бывают в ходу. Последнее — это я проговорился. Беспокойство, однако, у меня возникло. Ведь, когда вернёмся в порт — разнесут хвастливые языки всё на свете про мою лодку, и пойдут гулять слухи. Так что господа офицеры усиленно разъяснили личному составу существо текущего момента. То есть, можно похваляться лихой атакой отважных катерников, а про моё участие в набеге на Батум желательно крепко-накрепко забыть.

Я придумал взрывчатку вместо динамита и смешиваю растопленный животный жир с горячущим водным раствором селитры. Почему так? Да слышал когда-то про оксиликвиты — взрывчатку из опилок, залитых жидким кислородом. Даже по телику крутили. Давно, ещё в детстве.

Оно и понятно, что с кислородом всё, что вообще способно гореть, сгорает единым махом. А вообще люди знающие, считай изо всего способны сделать взрывчатое вещество. Только я не из их числа. Так, помню с хулиганских своих времён несколько рецептов, но там в основном, на марганцовке всё построено. А тут у меня под рукой оказалась селитра. Не совсем у меня, но у нашего старшего минного офицера лейтенанта Зацаренного. Они ведь с порохами что-то колдовали, вот и осталось. А вообще-то мы с Измаилом Максимовичем оба головы ломали, просто сейчас, когда идёт смешивание, я его попросил отойти от греха. Мало ли что. Ему еще турок бить, а я уже пожил всласть.

Если полагаете, что с лодкой без меня некому управиться, то у Саньки Клёмина сегодня было первое погружение. Посудинку нашу он знает назубок. Плавание с продутыми цистернами вчера мне сдал, а сегодня сбалансировал лодку на минимальную положительную плавучесть и прошел, спрятав рубку в воде, метров пятьдесят.

Корабль для такого дела ложится в дрейф. Два катера спускают для подстраховки. По три раза в день часок отводим обучению. Мы вообще еле плетёмся потому, что у нас сломана машина. Самый мощный в мире миноносец превратился в парусник. Да, пароход несёт три мачты и может приводиться в движение силой ветра. Нынче и броненосцы такие же. С рангоутом, характерным для корвета или фрегата. Их часто так и зовут — броненосный фрегат, например. Правда, паровые машины тоже имеются, и неслабые.

Ну так вот, горячий жир и горячий же раствор селитры я смешивал дрелью с проволочной петелькой на конце. В пену оно не взбилось, но вышло однородно, похоже на крем. Так и остыло в стакане, как в форме, даже не расслоилось. Почему только стакан? А вдруг подзарвётся?! Меньшее же количество попросту неудобно размешивать.

Офицеров Макаров в экипаж подобрал очень толковых. Они мои торпеды не просто изучили, но и совершенствуют. Я не в обиде. Знаете, всегда кажется, что сам бы сделал куда как лучше. Это вообще свойственно человеческой натуре. Ну а тут, когда за дело берутся образованные офицеры — так и вообще нет сомнений, что всё у них выйдет ладно. Попросту говоря, они стенки сделали тоньше, отчего тело снаряда вошло в сечение сорок на сорок сантиметров. Это, чтобы не уменьшился заряд.

Передний метр — боевое отделение. Дальше — обслуживаемый отсек с взрывателем и аппаратом глубины. Тут и горизонтальные рули снаружи устроены. А вот дальше два метра ракетного пороха и железная задняя стенка с соплом на конце. Жерди-стабилизаторы такие же, как и раньше. Как Вы поняли — почти всё опять деревянное.

Динамита для них у нас конечно нет. Его и на берегу-то не осталось — я ведь, считай, три тонны своими руками заложил в торпеды. Не было и ракетного пороха, но зато чёрного имелось с избытком. Он предназначался для морально устаревших шестовых мин. Вот с ним и поколдовали без меня. Их благородия торопились проверить свои озарения. Им, понимаешь какое дело, хочется попадать в движущиеся корабли, а для этого нужны снаряды с более высокой скоростью. Так это получилось. Правда, каждый опыт стоил торпеды — прогорал корпус потому, что положить внутрь кирпичи было уже некуда из-за того, что сечение камеры сгорания стало маленьким. Господа же изобретатели сказали, что им вместо этого балласта нужно побольше пороху. Ну так все доски, что нашлись на корабле они и извели, и утопили один из аппаратов задания глубины вместе с торпедой. Что-то заболтался я, а мне, между прочим, ешё на танцы идти.

* * *

Не знаю, чего выжидал наш командир посреди моря, делая вид, что у нас поломана машина, а только были эти задержки явно не для тренировок молодого подводника и творчества начинающих торпедостроителей. Но и встречи Макаров ни с кем не искал. Как завидят сигнальщики дым или парус — так мы сразу отворачиваем. Ну а нынче весь распорядок дня изменил. Адмиральский час удлинил до самого ужина, вахты перетасовал, пары в машине велел держать до среднего, а не как всегда чуть-чуть. Любому понятно — ночью будет дело.

Значит, моё тело пора вернуть в тонус. Вообще-то я этим занимаюсь ежедневно под балалайку — Нилыч мне "Пойду ль я выйду ль я да" наяривает сначала медленно, чтобы размялся, а потом жжёт до упаду. Моего. Потому что я сперва прохожусь по палубе гоголем, выделывая руками и плечами всякие коленца, разгоняя кровушку по жилочкам. Потом выдаю то фуэте, то танец маленьких лебедей. А там и до присядки дело доходит и до танцев моей юности, когда и бабуином поскачешь, и эпилепсией потрясёшься. Эти ужимки да прыжки и мышцы бодрят и, главное, уточняют координацию.

Я ведь — не только двигатель, но и система ориентации. Мне своё положение в пространстве надо чувствовать тонко.

Ну да ладно — сегодня, наверное, высплюсь, как следует. А то господа офицеры обычно будят меня по ночам. Отрабатывают посадку-высадку в подводную лодку под покровом темноты. Они, видишь ли, не привычные тело своё прилюдно обнажать, и как я не могут себе позволить щеголять по палубе в обрезанных выше колен кальсонах. Ладно, зовут к командиру. Значит, будет обсуждаться план вылазки.

* * *

Сулинское русло, оказывается, это самая глубокая из проток в дельте Дуная. Там расположено и селение Сулин, которое господа офицеры единодушно называют крепостью. А остров Змеиный находится милях в двадцати от берега. Он совсем маленький, зато на нём в мирное время зажигают маяк. Так вот, протока эта контролируется неприятелем, что весьма прискорбно потому, что по другому, основному руслу, на берегах которого укрепились наши, большие корабли пройти не могут. Оно заметно мельче.

Естественно, задачи по вытеснению неприятеля из Сулина Макаров перед собой не ставит. У него есть соображение, что турецкий флот из глубокой Батумской бухты перешёл куда-то в эти места. И ему очень хочется ещё кого-нибудь потопить.

На том, что соваться в неведомое без разведки нехорошо, я заострять внимания не стал. Это и без меня обсудили, чуть не подравшись — во время совета равные по возрасту и званию офицеры были весьма непосредственны и откровенны. Делу это не вредило, а я себя в такой обстановке чувствовал раскованно.

Тут ведь в чём закавыка! Турки нынче должны быть насторожены и при обнаружении разведки наверняка встревожатся и усилят бдительность. С другой стороны тут вообще мелко и вылететь на песчаную банку проще простого. Северней впадения протоки в море имеется глубокий залив, где запросто может сейчас находиться ядро турецкого черноморского флота, но вход в него легко перегородить теми же бонами. Тут не больше полутора миль между мысами.

Кораблю-носителю из-за мелководья и опасности обнаружения подходить к берегу ближе десяти миль опасно, а это для двух из трёх наших катеров полтора часа хода. Отыскать фарватеры между мелями может просто не получиться, потому что неизвестно, оставлены ли на положенных местах навигационные знаки. Не забывайте, мы неделю прятались ото всех, и вообще ничего не знаем о том, что творилось в мире.

Вот такой набор неопределённостей. Понятно, что варианты мы обсуждали долго. Хотя, уверен — всё равно вылазка пойдёт не по плану. Ну да хоть разговором натешились.

Запомнилась фраза произнесённая Макаровым, когда командир катера "Синоп" лейтенант Писаревский выразился в том плане, что не стоит в столь неопределённое предприятие тащить ещё и подводную лодку, которая вряд и сможет выбраться обратно без посторонней помощи, а найти её во тьме ночной будет непросто.

— Знаете, Сергей Петрович! Может статься, что на сей раз неприятель не даст катерам возможности сблизиться с собою. Турок после Батума пуганый и чего от него ждать, мы не ведаем. Торпедные, как говорит Пётр Семёнович, катера для нас оружие нынче новое, как и субмарина. Потому будем исследовать их возможности практикой. Уповаю на ваше здравомыслие господа, поскольку отваги вам не занимать, — говорит он эти слова, а на лице его досада.

Это потому, что сам с нами в дело не идёт. Ему "Великого князя Константина" соблюсти нужно — тут же мель на мели, а будут ли видны береговые ориентиры — кто знает. На навигационные же огни вообще полагаться нельзя, особенно, если они есть. Про ослика с фонарём, которого ведут по берегу, чтобы заманить судно на скалы, знают все.

Глава 9 Сулинский рейд

Кажется, Степан Осипович не сдержал порывы своей неугомонной души. Пусть и на невеликом ходу и крадучись, а на мель он наш корабль посадил.

— Малые суда на воду. Господа офицеры и юнкер! До берега три мили. Сулин точно на западе. С Богом!

Что же, компания подходящая. Это я не только про Всевышнего, а и про своих спутников. Умеет Макаров людей подбирать — с любым пойду в разведку. Собственно, прямо сейчас это и происходит. Разведка боем, если хотите.

На корме готовятся к завозу якоря, который, если для сдёргивания с мели, называется "верп". А наши боевые лоханки сноровисто достигли родной стихии и пошли точно на запад. "Синоп" и "Наварин" впереди, а за ними "Чесма" со мною на буксире. Как Вы понимаете, уши у меня теперь есть. Только бы не перепутать, какая из трубок от какого направления. И головой теперь крутить следует с осторожностью. Они медные, заразы, больно на них натыкаться.

Иду с продутыми цистернами, вижу силуэт тянущего меня катера и тусклый голубой огонёк на его корме. Дышу наружным воздухом, покачивая мех вентиляции. Освещение нынче не то, что в прошлый раз. Луна, хоть и не полная, но привыкшим к сумраку глазам многое удаётся различать. В частности — разорванную волнами лунную дорожку. Вернее, жалкое её подобие. Берег впереди с моей высоты не виден вовсе, хотя что-то впереди чернеет мелкими крапинами над самым горизонтом.

Путь наш недолог. Дважды погас и вспыхнул маячащий передо мной фонарик, и я взяв правее, подхожу к борту. Кто-то, ухватив багор, снимает с рыма буксирный конец, а потом голос Зацаренного отчётливо докладывает прямо в левое, надетое на конец слуховой трубки, ухо:

— В полумиле боновое заграждение. Перед ним у окончаний два корабля. Сергей с Иваном выходят на них в атаку, а я иду к середине.

Моргаю искрами своей кремневой подсветки, мол, понял. Чесма ушла вперёд, а я плетусь за ней. Точно — видна впереди на воде цепочка низких предметов, по краям которой чётко различимы силуэты кораблей. Доносятся вопли на непонятном языке. Ух ты, какая слышимость! Нет, слов разобрать невозможно, но интонации воспринимаются отчётливо.

Вспышки выстрелов, треск, пушечный бабах, ещё. Пошло веселье. Вижу как слева рядом с низким силуэтом "Синопа" встают водяные столбы всплесков. Далеко сзади бухают орудия "Великого князя Константина". Наверное — восьмидесятисемимиллиметровки. Справа сходит с боевого курса "Наварин". Непонятно, отстрелялся или раньше отвернул. А, может попали в него? Зато "Чесма" уже у бонов. Задержалась, отошла вправо, взрыв. Это Измаил Максимович, отчаянная головушка, накинул на заграждение пороховой заряд и отбежал в сторону, чтобы после его отпалки не сдетонировал динамит в торпедах. А теперь пошёл вперёд. В образовавшуюся брешь.