На следующих тренировках я целенаправленно учился искать лёгкие блоки, выкидывал их, а потом пытался распознать движимые и неподвижные. Несколько заходов мне это не удавалось. Заходы у меня стали длиннее, сначала до трёх с половиной часов, потом, постепенно до четырёх. Наконец я каким-то образом отличил первый неподвижный столб. После нескольких тренировок я видел их коричневатыми. Метод исключения мешок не принял и сменил тренировку. Теперь я сидел перед тремя блоками, пялился на них, и пытался увидеть чем оставшийся отличается от лёгкого и неподвижного.
Рассказал волонтёрам, про тренировки. Спросил их, верно ли, что я просто теряю время. Они мне ответили, что разумные до этого доходили, были те, кто опознал один вид блоков, кто два вида — таких уже меньше, были и кто все три. Третий цвет даётся тяжело, не все с этим справляются и большинство бросает. Тем более, что какого-либо существенного прироста в пси-силе эти тренировки не дают. Но чтобы я продолжал и сообщал о достигнутых результатах — это интересно.
— Ага, — сказал я волонтёрам. — Это как в компьютерной игрушке. Подходишь к болоту, около него предупреждение: "Не ходите, здесь легко утонуть". А потом приписки: "Проверил, утонул на пятом шаге", "Ха, на пятом ерунда, вот на десятом там трясина!" "Прошёл я трясину, это так, мелочи. Утонул на пятнадцатом. Вот где действительно ужас!" "После пятнадцатого кажется, что начинаешь привыкать к болоту. Утонул на двадцатом."
Исследователи начали мне говорить про бесценный опыт, но слова их звучали как-то неуверенно. Поговорив с волонтёрами я себя убедил, что начну саботировать тренировки и вернусь к стандартной прокачке. Но, мне опять показалось, что мешок расстраивается, и решимость моя снова растаяла. Я продолжил биться над проблемой третьего блока. Тренировка проходила за тренировкой, и у меня по-прежнему ничего не получалось. После тренировок я упорно пытался понять, что я делаю не так. Волонтёры нашли в своих записях сообщения от справившихся с этим псионов. Я их перечитал, но мне они не помогли. Прорыв прошёл в последний день моего шестидневного марафона — на первой тренировке я сумел что-то вычленить, на второй — закрепить. Теперь все блоки у меня были раскрашены — голубоватые, коричневатые и зеленоватые.
Периоды работоспособности перед марафоном у меня выросли до пятнадцати дней. Пси-марафон, похоже, оказался не полезен — ломка пришла на два дня раньше. Врач посоветовал так больше не напрягаться — заезжать в комплекс на день, на два и потом делать перерыв. По крайней мере в ближайшие полгода.
* * *
В первую после пси-марафона смену пришла пора аварских кораблей. В систему тягачи натащили кучу непонятных конструкций с реакторами. Вроде, какие-то артиллерийские корабли. Эти обломки были безопасными, и меня на них не звали. Мне досталось пять однотипных обломанных задниц каких-то крупных кораблей — казарма и медблок, оружейка и техсектор, связь и командная рубка, заправка и боксы КИП, с разбитыми двигателями и прожжённой насквозь обшивкой, плавающими трупами, турелями и бродячими абордажными дроидами. Командная рубка и связь полностью вычищены трофейными командами. На подходе к ним все турели уничтожены. Отсутствие кодов меня не пугает. Турели стреляют редко и не особенно опасны. Дроиды без интеллектуального управления — просто трофеи. Нужно просто их выманить и аккуратно вырубить. Я летаю на аварском трофейном челноке, с аварскими абордажными и ремонтными дроидами, с откликом нейросети аварского техника-служки, в слух говорю и ругаюсь по-аварски. Кроме гарантированного отключения турелей, уборки абордажных дроидов и разборки боеприпасов на меня свалилась обязанность разобраться с трупами. Ручное оружие и снятые скафандры я складирую в контейнер. Если на трупах находится что-то ещё — считыватель, искин, все инфокристаллы — в отдельный ящик. Трупы — в отдельный контейнер для опознания. Провожу поверхностный осмотр, и всё, кажущееся чем-то ценным тоже в челнок. Челнок не маленький, но и не большой, так что несколько ходок делать приходится.
На верфь я прибываю в отдельный малый бокс, зарегистрированный на корпорацию, разгружаюсь, контейнеры просто меняю на пустые. Из бокса никуда не выхожу — у меня здесь малый жилой блок, в нём я и ем, и сплю. В день успеваю сделать до трёх вылетов — как работа идёт. После первого дня от обилия трупов мне было не хорошо. Полночи мне снился кошмар — трупы в колонну по-одному в полной тишине маршировали передо мной и укладывались в контейнер. Потом я смог проснуться, сердце бешено стучало. Успокоился, помедитировал и, наконец-то, крепко заснул. Проспал и вылетел поздно. Больше трупы мне не снились и меня не беспокоили.
За собранными находками прилетает мастер Билаларди. Если попадётся что-то ценное — то сразу, а нет — так в удобное время. Трупы прямо в контейнерах он отправляет на спутник — там с ними разберутся специально обученные люди. При работе на аварцах я начал чаще медитировать — пытаюсь почувствовать пространство вокруг. Включённые дроиды мешают, но выключать их я не рискую.
Вслед за обломками крупных кораблей тягачи начали притаскивать фрегаты — торпедоносцы. Тоже с подпалинами и прожжёнными дырами. Если я правильно понимаю, такие корабли в бою должны выйти на дистанцию удара, провести пуски торпед, и отойти к крупным кораблям, усиливая их ПКО. Так что на обшивке у них должны быть приличные импульсные лазеры. Что внутри — не понятно, но, по намёкам начальства, скоро узнаю.
Действительно, узнал. Внутри торпедные аппараты для больших торпед — катапульты. Стоят на носу и смотрят вперёд. Блок из трёх штук, собран треугольником. Вокруг — боекомплект — ещё 15 торпед с системой автоматической подачи и зарядки. Так что на 6 залпов. На выносках за чешуйчатую обшивку — турели ПКО. Сначала мне показалось это странным, потом сообразил — турели прикрыты щитами, а если уж щиты снесены, то такая выноска позволяет избавиться от слабых мест в чешуе, и по-идее корабль оказывается более живучим. Внутри — несколько турелей, пара-тройка абордажных дроидов и трупы по боевым постам. Если правильно разобрался, то экипаж — это капитан, три пилота, связист, щитовик, двигателист и реакторщик, 3 торпедиста или оператора ПКО — посты у них одинаковые. Есть маленький медбокс с простой медкапсулой первой помощи и технический дроид. По каютам: капитанская — на одного, для специалистов — пять штук на двоих, с возможной подвеской дополнительных гамаков. Ещё одна совсем маленькая каюта на троих — скорее всего рабов или служек. Так что техник у них вполне мог быть. Спаскапсул и челнока — нет, а место для них — есть.
По характеру повреждений — если торпедоносец обожжён спереди, то от торпедного отсека наверняка ничего не осталось. Он отделён от жилой части, но детонация полного боекомплекта — страшное дело. Если обожжён сбоку или сзади — торпед в боекомплекте наверняка не осталось. Значит отстрелялся и подбит на отходе. Главная проблема — не выпущенные торпеды. Если торпеда не запустилась из-за сбоя в механизме подачи — всё в порядке — она безопасна. В одном из торпедоносцев торпеда не вышла из-за замятой направляющей катапульты. Разобрал катапульту и направляющую просто срезал. На боевой взвод она встать не успела, все тесты прошла и отправилась в боекомплект.
3.11. Торпеда.
Серьёзная проблема встретилась только один раз — торпеда тоже не сошла с направляющей, но на боевой взвод практически встала. Как только она освободится — сразу встанет: максимальные 5 секунд уже давно протикали. Начальство договорилось с военными об уничтожении. Я извлёк весь треугольник торпедных аппаратов, ухватил манипуляторами инженерного челнока и потащил. Тащил я её осторожно, на маленьком ускорении, стараясь не тряхнуть.
Узнал галифатцев с другой стороны — на редкость безалаберные придурки! Выделил диспетчер опасную зону вокруг меня — так лезут же! Некоторые даже подрезают. Ясно же, что торпеда от меня стартовав, на меня наводиться будет в последнюю очередь. Какой-то умник из военных пытался меня поторопить — что мол я, летать типа не умею? Предложил ему прилететь и самому челнок пилотировать — сразу заткнулся.
За пять часов я её оттащил, сбросил и начал аккуратно отходить. Важно было не зацепить её реактивной струёй. Отошёл, начал разгоняться, почувствовал опасность и вдавил тройную перегрузку. Я б и больше выдержал, да инженерный челнок хоть и пустой, а больше не способен. Здесь сзади как жахнет! Движки всмятку, реактор сплющился и заглох — вмяло его в грузовой отсек. Один осколок чуть не до кабины добил — сантиметров двадцать до скафандра осталось. Галифатец один тоже думал проскочить. Он дальше был, но расположен не удачно — боком и заработал в челноке сквозные. Повезло ему, что его самого не зацепило — а технику и починить можно.
Нас спасли. Я написал жёсткий рапорт с упоминанием о воинской дисциплине, не соблюдения уставов и техники безопасности. Меня вызвали к командиру батареи — по соответствию званий капитану. Он попытался на меня наехать — "ты мол кто такой!" Открыл отклик нейросети — что я баронет, младший лейтенант ВКС Аратана в отставке и нейросеть у меня — Аристократ. К баронетам в Галифате отношение не очень, примерно как к польской шляхте в России. А вот дорогущая нейросеть его впечатлила.
— А... — Попытался он что-то сказать.
— У меня ещё импланты. Они дороже. — Вообще-то я сблефовал, не так уж они и дороже, но пыль в глаза я ему пустил. Сразу вернул отклик к предыдущему: "Ли. Техник-2моб".
— А... — Снова попытался сказать капитан.
— Инкогнито. Имею право. Псион. Оба отклика нейросети зарегистрированы. Полиция баронства в курсе. Можете отправить им запрос.
Капитан закрыл рот. Никому никаких запросов он отправлять не будет.
— Так ведь никто же не пострадал! А компенсацию мы выплатим.
— Капитан! А вы хотите дождаться, что кто-то пострадает?
— Короче, Ли. Чего ВЫ хотите?
— Чего я хочу? Есть у меня несколько предложений. Давайте я их выскажу, и мы их обсудим.
Капитан кивнул.
— Компенсацию — это само собой. Даже не обсуждаем. А вот выстрелившего бойца нужно наказать так, чтоб это все надолго запомнили. Родственники за него просят?
— Да.
— Рапорт можно ещё ужесточить и им сообщить, что после такого прямая дорога в штрафбат и до старости.
— Так мне ж тогда...
— Ещё чуть-чуть. Я договорю и обсудим.
Капитан кивнул.
— Жёсткому рапорту ход давать не нужно. Его нужно показать родственникам, чтоб они очень просили о смягчении наказания.
Капитан успокоился.
— Своей властью накажете его так, чтоб все остальные это видели и очень такого для себя не хотели. Вот, помнится мне одно такое наказание — чистка туалетов зубной щёткой. Или вот — подметание плаца ломом. Что-нибудь такое — бессмысленное и беспощадное. Ещё помню, у нас в хозвзвод переводили, навоз убирать.
Капитан кивнул. По лицу его было видно, что какую-то неприятность он своим подчинённым придумал.
— Чтоб все остальные бойцы всё поняли и хорошо запомнили, — продолжил я, — регулярно вывешивать обновляющуюся фотографию убирающего навоз придурка с какой-нибудь надписью типа "ему осталось 12 лет". А чтоб товарищи ему не сочувствовали, выплату компенсаций проводить из зарплат и премий всего подразделения с мотивацией — это он так вас всех подставил...
— Приемлемо. — Сказал капитан. — А для Вас в чём смысл?
— Предчувствие у меня. Что если этого не сделать, то я с моим везением в следующий раз обязательно снова встряну и так легко не отделаюсь.
Капитан на меня смотрел, не пытаясь что-то сказать.
— Я псион, интуит. Интуиция у меня иногда срабатывает. Так что к предчувствиям я отношусь серьёзно.
Капитан удовлетворённо кивнул. Моя последняя фраза прочно встала в его картину мира. Вообще-то никаких особых предчувствий у меня не было, в этом капитана я обманул, сказав ему то, что он был готов от меня услышать. Почему я настоял на наказании, фактически отказавшись от дополнительной компенсации, я и сам толком не понимаю. Может я капитана и не обманул? Может в самом деле интуиция?
— Я на благодарность от родственников не претендую. Я думаю с этим Вы и сами справитесь, у нас было принято с начальством делиться.
По лицу капитана было видно, что он начал считать, сколько следует выделить начальству.
— То, что это рекомендовал псион-интуит особо скрывать не нужно. — Я сделал паузу. — Вот как-то так. Нужно мне что-то сообщить под протокол?
Капитан отмахнулся. Его всё устроило. Он должен был всем продемонстрировать свою решительность и власть, а потом за это ещё и денег получить. Так что капитан проводил меня до КПП и демонстративно-громко поблагодарил за полезное сотрудничество.
3.12. Дуэли.
Рабочий период до приступа у меня оказался 18 дней. Медкапсула, баня, курсы адаптации и бордель на станции. На галифатских кораблях у меня получалось порядка трёх тысяч кредитов в день, на аварских — где-то четыре, или немного больше. В бордель заехала девица из Галифата с кулоном-сердечком "попой вниз". Заплатить "за доступ к телу" пришлось 900 кредитов, но я не жалел. Она такое вытворяла! Нет, в постели всё было удобно, приятно и уместно, но эротично описать у меня это не получается, а получается настоящая порнография. Так что этот кусок я решил удалить. Может зря? Ну ладно. В благостном настроении я вышел из борделя и не торопясь отправился на посадку.
Не успел я отойти на один квартал, как мощный поджопник приподнял меня вверх, я пролетел вперёд и упал. Скафандр у меня больше боевой, чем технический, так что я перекатился и оказался на ногах. Не больно, но обидно.
— Что, аварец! До девочек наших дорвался? — Орал мне галифатец — он был в боевом скафандре с символикой подразделений Галифата, крупнее, мощнее и выше меня на голову, лицевой щиток у него был просветлён и сквозь него просматривалось типично галифатское лицо. Нейросеть его показывала "Аббасли, боец-3". За ним высились три его приятеля "Галибли, боец-4", "Зейдли, боец-3", "Кайсли, боец-4", тоже в боевых скафах. Зейдли был покрупнее и стоял в центре тройки.
Почему он назвал меня аварцем? Наверно из-за скафандра и размера. Щиток у меня затемнён, так что лицо не видно. Еще у меня нейросеть высвечивает Техник-2моб. Вот и ведёт он себя нагло. Правильно! Техник-то у меня высвечивается на аварском, я ж с аварских кораблей только-только.
Настроение у меня испортилось, и я разозлился.
— Ссышь, аварец? Это правильно. Вот только вякни мне здесь! Сразу уши отрежу! Знаешь, сколько я аварцев убил? — Продолжил Аббасли.
— И где же здесь дуэльный зал? — Спросил я на общем.
— Слышали? — Обратился Аббасли к своим. — Он меня сам вызвал! Повеселимся! — И продолжил, обращаясь ко мне: — Вперёд и налево, ублюдок! — Общий у Аббасли хромал, но фраза была понятна.
Я быстро пошёл вперёд и свернул налево. Дуэльный зал был в соседнем квартале. Галифатцы шли сзади. Быстро идти им было неудобно — галифатцы вышагивают неторопливо, размеренно. Бежать тоже повода не было.
— Слышь! Он сбежать от нас хочет!
