Разбитое зеркало (ознакомительный фрагмент)

Впрочем, нужно отметить, что улица Бурково, все-таки довела его прямо до цели, а по пути пересекла сама себя еще пару раз и дала несколько отростков как влево, так и вправо. Чем ближе он подходил к городскому пляжу, тем больше в нем крепла уверенность, что искупаться ему все-таки удастся. Навстречу все чаще попадались люди с мокрыми волосами и полотенцами, кроме того появились и попутчики, как и он стремившиеся к воде. Несколько пигалиц постреляли в него глазами, но видя целеустремленность летчика в странном комбинезоне, о чем-то пошушукались и отстали. Наконец Глеб простился с порядком надоевшим ему названием улицы и, пройдя буквально пару сотен метров по Полевой, увидел пляж.

Два пруда, защищенные дамбой с установленными фильтрами, были полностью вычищены от грязи, пляж был засыпан мелким песочком с торчащими тут и там пучками чахлой травы. По краю песка были установлены кабинки для переодевания, блоки камеры хранения, туалеты, с десяток столов под зонтиками, скамейки, детские качели и громадная надувная горка, а в уже песчаной зоне были натянуты две волейбольные сетки. И главное! Чуть в стороне стоял передвижной вагончик с надписью — 'Мороженое', а рядом с ним бочка с квасом и громадный мангал под стационарной деревянной крышей! В животе тут же предательски заурчало, все-таки прогулка получилась несколько дольше, чем Глеб планировал. Вообще на непритязательный и неизбалованный взгляд Грустинина, он попал в рай!

Быстро скинув вещи и убрав их в камеру хранения, Глеб превратился в обычного отдыхающего, правда, со слишком уж не загорелой кожей. Он с удовольствием окунулся, пару раз переплыл пруд, около часа понежился на солнце и пошел реализовывать следующий пункт плана, заодно внеся в него корректировку в виде шашлыка. Мясо естественно было синтезированное, но для Грустинина, который лет десять точно, другого не пробовал, просто божественное! А овощи и вовсе местные, прямо с огорода! Глеб минут тридцать блаженствовал за столиком, уминая две порции шашлычка, четыре порции салата и обильно запивая все это изобилие двумя литровыми кружками кваса.

Наконец, тщательно собрав остатки соуса остатками пресной лепешки и сделав последний глоток кваса, Глеб почувствовал себя абсолютно и безоговорочно счастливым и довольным жизнью. Мороженого как-то уже не очень и хотелось, но план есть план! Взяв стаканчик пломбира, Грустинин пошел обратно на пляж, где, присев на травяную кочку, стал его лениво облизывать. От этого важного занятия его неожиданно отвлек гневный женский окрик:

— Молодой человек, как вам не стыдно!

Глеб бросил взгляд налево, потом направо, в поисках кто это тут вздумал безобразия нарушать, но на пляже царил мир, дружба и прекрасная погода.

— Нечего тут башкой вертеть, с тобой разговариваю!

Перед Грустининым, в нескольких метрах, возвышалась монументальная женщина и, грозно наставив на него палец, вещала:

— Ай-яй-яй, люди старались, строили, а этот тут приперся и пакостит!

До Глеба наконец-то дошло, что обращаются именно к нему, а по причине того, что ни малейших нарушений он за собой не чувствовал, это его очень сильно удивило.

— Что вам угодно, сударыня? — справившись с удивлением, наконец, спросил он.

— Да он еще и хамит! Вы посмотрите на него, какая я тебе сударыня! Вот молодежь пошла, гадят, хамят приличным женщинам, а сами-то от горшка два вершка, молоко на губах не обсохло, за душой ничего нет, а все туда же! Кобель придурошный! — все больше заводя себя орала незнакомка.

Грустинин просто обалдел от такой речи, по службе он с женщинами общался редко и за всю свою жизнь столкнулся с подобным впервые. Начальство, то да, бывало, так материло, что уши в трубочку заворачивались, но то за дело! А здесь на ровном месте и здрасьте!

— Да что вам надо-то! — повысив голос, вклинился он в монолог тетки.

— Мне надо? Да вы гляньте, люди добрые, сопляк, пороха не нюхавший, будет на меня орать!

— Вообще-то я, как бы, герой войны, — хмыкнул Грустинин.

— Да какой ты герой, рожа безусая! Хмыреныш мелкий, когда война шла, ты еще в пеленки гадил! А теперь повылазили, херои хреновы! Люди тут песочек на руках возили, пляж делали, а этот лупоглаз, тут все мороженым засрал!

В душе Глеба вскипела какая-то жгучая, мальчишеская обида. Ему стало до такой степени противно от происходящего, что он молча встал, дошел до ближайшей урны и, выбросив в нее стаканчик с, так и не подтаявшим, мороженным, пошел одеваться. После него на песке пляжа не осталось ни одной самой завалящей капельки сладкого деликатеса. На душе стало настолько пасмурно и гадко, что хоть в петлю лезь! Да еще и на солнце с непривычки пересидел. Не Сидней конечно, но кожа, особенно на плечах, покраснела, натянулась и начала явственно болеть. Грустинин, уложившись в тридцать секунд, натянул форму и покинул кабинку. А дурная тетка все не могла успокоиться и продолжала голосить:

— Во еще и форму какую-то непонятную натянул, хамло! Спер небось, ворюга! А вот я сейчас милицию вызову, будешь знать, как чужое брать!

Глеб, не оборачиваясь, покинул пляж и быстрым шагом направился по Полевой улице подальше. Настроение было безнадежно испорчено, кожу жгло при каждом шаге, в общем, выходной удался на славу!

За спиной послышался топот, кажется босых ног. 'Если это та тетка, вот точно по шее ей дам, а там хоть под трибунал, вот же зараза приставучая!' — подумал он и резко развернулся. Но к его радости догоняла его совсем не давнишняя 'сударыня', а молоденькая короткостриженая светловолосая девчонка, лет восемнадцати-девятнадцати, в ситцевом платьице. Добежав до него, она несколько раз запаленно вздохнула и начала тараторить:

— Ой, здравствуйте! Не обижайтесь на маму Нину, пожалуйста! Я только отошла, а у нее..., а она..., больная она очень. Вы уж простите ее, — девчонка потупилась, — Ладно?

— Да бог с ней! — Грустинин улыбнулся и не без удовольствия оглядел преследовательницу, — Забыл уже.

— Вы понимаете, — вновь затараторила девчонка, — У нее в войну все-все погибли, и брат, и муж, и двое сыновей. Вот она и малость, того..., но она хорошая, нас сирот четверых подобрала и воспитала, но иногда на нее находит, спасу нет, — улыбнулась собеседница.

— Да ладно! — тоже улыбнулся Глеб, — Всякое бывает. А вас как зовут?

— Таня, — улыбнувшись и слегка покраснев, ответила девушка, — А вас?

— А меня Глеб.

— А вы и вправду воевали?

— Да и даже значительно дольше, чем хотелось бы, — вздохнул Грустинин, — Собирался в апреле в отставку и идти учиться, но не вышло.

— А кем вы хотели стать? — спросила Таня.

— Не поверите, архитектором. Всю жизнь мечтал строить красивые здания, а получалось, пока что, лишь защищать уже построенные, — с ухмылкой ответил Глеб.

— Не расстраивайтесь! Все у вас получится! У вас еще вся жизнь впереди! — горячо протараторила девушка, — Ой, заболталась совсем! Мне же нужно Маше помочь маму Нину домой проводить!

Девчонка резко развернулась и уже сделала первый шаг обратно, когда опешивший Глеб ее окликнул:

— Таня! Как мне вас найти? — на одном дыхании выпалил он.

— А зачем? — лукаво улыбнулась девушка, слегка повернув голову.

— Я хотел бы вновь вас увидеть! — неожиданно для себя самого ответил Грустинин.

— Ну, раз хотели бы, значит, увидите! — улыбнулась Таня, — Например, завтра. На пляже. У меня каникулы! — и весело рассмеявшись, девушка понеслась обратно к прудам.

Глеб стоял и счастливо, совершенно по-идиотски улыбался. Проводив Таню взглядом, он развернулся и пошел искать автобусную остановку. Ведь должны же в этой части города ходить автобусы? Солнце снова заливало мир не только своим светом, но и радостью и на душе у Грустинина было так же хорошо, светло и радостно. Не изменил его отношения к жизни даже тот факт, что автобус, в который он вскочил, завез его черт знает куда, в какую-то такую редкостную дыру, из которой он сумел выбраться и вернуться домой лишь к вечеру.

Глава 5

— Множественные отметки выше-справа в передней полусфере, угол сорок два, идут курсом на перехват. Вероятная встреча — Иван помедлил — Минут двадцать.

— Множественные это сколько? — вспылил Грустинин.

— Ориентировочно, больше семидесяти, — устало ответил Молчалин, — Точнее скажу, когда будем ближе.

— Твою в бога в коромысло! — прошипел Глеб, открыл канал связи с Городецким и спокойно спросил, — Антон, что с пушкой?

— Чиним, — услышал он лаконичный ответ.

— Долго еще?

— Долго.

— Как долго? — Грустинин почувствовал, что закипает и в уже, наверное, тысячный раз попытался погладить дико болящий затылок.

— До прилета, точно починим! — отрапортовал Городецкий, — При хорошем финансировании можем чинить и дольше!

Глеб прикрыл глаза, пару раз глубоко вдохнул и снова связался с оружейниками.

— Антон, шутку я оценил. Если через пятнадцать минут мы не сможем вести огонь, финансирование закроют. Навсегда!

— Сколько целей? — голос Городецкого резко посерьезнел, — Ага, вижу. Петя, Кирилл, проверить ракеты и турели. Будем готовиться отбиваться без главного калибра. Крис, правее! Да правее же, чурбан ты не русский! Райт! Нет, не ол райт, а нот лефт! Во! Молодец, вот так и держи! Капитан, пришли ко мне Смирнова, тут, похоже, в электронике затык, а с механикой мы разберемся.

— Хорошо, — ответил Грустинин и сменил канал, — Саша, бросай все и дуй к Городецкому, у нас еще минут пятнадцать и пушка должна стрелять!

— Уже лечу, — прохрипел динамик, — Да, капитан, антенн связи у нас похоже больше нет.

— Это чинится? — устало спросил Глеб.

— Все чинится, — философски ответил Смирнов, — Я займусь. Но быстро не получится.

— Ясно. Хоть пушку запусти, а то антенны будут уже не нужны.

Грустинин побарабанил пальцами по краю панели, прикинул, что еще можно сделать и отчетливо осознал, что все приказы отданы, проконтролированы и от него по большому счету на этот момент ни черта не зависит. А это значит, что? Значит можно успокоиться и расслабиться минут на десять.

Первые три дня после отлета, прошли штатно. Вышли на расчетную траекторию, набрали крейсерскую скорость, никаких неожиданностей, тишина, уют и покой. На четвертый день, на грани чувствительности систем обнаружения мелькнул объект. На кораблях объявили тревогу, но объект больше не появился, а Молчалин и вовсе заявил, что вполне возможно это и не объект был, а ошибка системы. Все успокоились, жизнь экипажей вновь вошла в привычную спокойную колею, и еще три дня ничто не предвещало неприятностей. А вот вчера началось!

На вахту заступил Том, а Глеб, сдав дела, отправился перекусить и поспать часиков этак шесть. Но успел лишь пообедать. Стоило ему переступить порог своей каюты, как по всему Аресу раздался звук боевой тревоги, и следом корабль ощутимо тряхнуло, прилично приложив капитана головой о переборку. Мысли об ужине разом покинули Грустинина, и он опрометью бросился обратно к рубке. Не успел он сделать и нескольких шагов, как корабль начал мелко вибрировать, а потом Арес содрогнулся, и Глеба швырнуло об стену затылком.

Очнулся он через пару часов в медблоке, с загипсованной дико болящей головой. Попытка встать окончилась диким головокружением, но Глеб сумел себя перебороть и все же встал. Оба врача отсутствовали, а кроме него в лазарете обнаружилось еще пятеро пострадавших. Разбираться, что с ними и в каком они состоянии Грустинин не стал, сейчас его значительно больше волновал вопрос, что с Аресом. По коммуникатору он вызвал рубку, но ответа не получил. Тогда он вызвал Хьюза, с тем же эффектом, на Глеба накатила злость. Продолжая перебирать каналы, Грустинин двинулся в рубку, но добраться до нее не смог.

За несколько метров до двери в рубку, коридор был перерезан герметичной аварийной переборкой. Глеб настолько удивился увиденному, что для верности даже потрогал ее рукой. И тут наконец-то ожил коммуникатор:

— Капитан, где вы? — раздался из него голос Смирнова.

Глеб мгновение помедлил, оторвался от переборки и ответил:

— У входа в рубку. Саша, что творится?

— Капитан, вы передвигаетесь как? Нормально?

— Нормально! Что происходит?

— Долгий разговор, двигайте в посадочную рубку, я там буду через минуту.

— Хорошо, — ответил Грустинин и скривился от прострелившей затылок боли.

Пока Глеб тащился сначала к центральному коридору, а потом к посадочной или резервной рубке, расположенной диаметрально противоположно основной ходовой, навстречу ему не попалось ни одного человека. Чувствовал он себя просто отвратительно, приходилось постоянно останавливаться, пережидая тошноту. Несколько раз Грустинин садился и отдыхал и, похоже, при этом даже терял сознание. В общем, либо Смирнов сообразил, что капитан переоценил свои силы, либо так просто совпало, но на середине пути Глеба встретила пара дюжих десантников и транспортировала к месту сбора.

В резервной рубке собрались кроме Смирнова, очень злой Молчалин, не отрывая взгляда от мониторов, тарабанящий по клавиатуре, всклокоченный командир десантников Вильямс и глава службы контроля двигателей Сергей Жухрай. Как только десантники втащили и усадили в кресло Глеба, Смирнов начал доклад:

— Капитан, вооружение в норме, одну пусковую повредило, но Городецкий ее уже привел в чувства, с двигателями тоже все в порядке, система жи...

— Саша, объясни, что вообще произошло, а то я как-то не в курсе, — прервал доклад Грустинин.

— Нас атаковали, — вздохнул Смирнов, — Судя по всему, вахта Хьюза проморгала нападение. Вань, ты смог, наконец, телеметрию достать?

— Уже да, — зло буркнул Молчалин, — У них все звуковые сигналы были выключены!

— Диверсия? — вскинулся Глеб.

— Нет, меломания! — зло, скривив губы, почти выплюнул Иван, — Они блюз решили послушать на вахте! А чтобы посторонние звуки не мешали, вырубили звуковое оповещение, оставили только данные на мониторах. Да, кто же на эти мониторы смотрит, тем более постоянно! Да, никто! У этих дебилов было десять минут, чтобы отреагировать! Ладно, — попытался успокоиться Молчалин, — В общем, сигнал тревоги они включили, буквально за секунду до первого попадания.

— Я этого ценителя музыки под трибунал отдам! — процедил Грустинин.

— Это вряд ли! Руки у вас Глеб Глебович коротки, — вступил в беседу, переступивший порог рубки Городецкий, — Его теперь судить будет суд высшей инстанции! И его и его вахту. Вторым попаданием Аресу начисто снесло ходовую рубку, ну и Тома с командой заодно.

Глеб закипел. И если до Хьюза добраться уже не было никакой возможности, то вот последовать совету Кирилова и расстрелять, к чертям собачим, Городецкого, был в силах! К счастью сказать он ничего не успел.

— О! А вот и наш герой! — воскликнул Смирнов, — Этот юноша, не умеющий общаться, даже по уставу, особенно со старшими по званию! Нас всех фактически спас. Расскажете старший лейтенант Городецкий? А то капитан не в курсе.

— Виноват! — стал во фрунт Антон, — Обещаю исправиться и так сказать искупить!

— Клоун! — неодобрительно покачал головой Смирнов, — Рассказывай, уже.