Напряжение - 6

Мы деликатно придвинули центральный стул, позволяя молчаливому княжичу расположиться и установить ящик перед собой.

— Хочешь, я открою? — предложил я другу, разрушая длительное молчание.

— Нет. — Сверлил Шуйский коробку взглядом.

— Да не могло там уместиться шестнадцать тысяч триста сорок голов! — Успокоил я друга.

— А если пальцев? — Почесал затылок Пашка. ґ— Ну, которыми они лайки нажимали.

— Максимум — ногти, — не согласился я.

— Тьфу на вас! — Возмутился Артем, резкими движениями срывая пломбы.

А затем аккуратно снял крышку с деревянного ларя, украшенного затейливой резьбой. Убрал упаковочные материалы, плотно фиксирующие содержимое, и последней извлек изящную статуэтку, сантиметров в двадцать пять высотой, достаточно схематично разрисованную.

Но со вполне узнаваемым лицом Аймара Инки.

— Добрый вечер, — коротко кивнул я статуэтке.

Артем нервно покосился на меня, звучно сглотнул, осторожно положил статуэтку рядом с ларцом и резко встал из-за стола.

— Господа, прошу на пару слов, — подхватил он нас за плечи и, вместе с нами вышел из кабинета.

Нам только ноги оставалось пошустрее переставлять.

— Могли бы там говорить, — недоумевал Пашка, оправляя мундир и оглядываясь на коридор.

— Тш-ш! — Шикнул на него Шуйский, нервно расхаживая на пару шагов в ту и другую сторону. — Она услышит!

— Кто?

— Инка. — Остановился Артем, привалившись к стене. — И что делать? — Посмотрел он, отчего-то, на меня.

— Это же статуэтка, — недоумевал Паша.

— Это ритуальная статуэтка Аймара! — Сорвался на него Шуйский. — Она заменяет собой человека! Считается, что она теперь прямо рядом со мной!

— Она что, слышит? — Опасливо покосился Борецкий на дверь.

— А я знаю?! Я — понятия не имею. — Вцепился Артем в волосы. — А у меня — служба!

— Так ты же ей говорил про гусарство, — уточнил я.

— Да, но я не говорил Инке, что придется спасать мир! Она бы меня тогда из дома не отпустила. — Нервно смотрел Шуйский в потолок.

— Короче, у нас проблема с возможной утечкой информации. — Подытожил я.

— И нет, я не могу оставить ее одну в комнате или камере хранения! — Всплеснул руками друг. — Это как жену в тюрьме запереть!

— Ну-у... — Чуть неловко переступил я ногами. — Хочешь, отправим ее к Нике? Пообщаются?

— Нет, они плохо ладят.

— Как раз помирятся! У меня жена обожает, когда она говорит, а ее слушают и не спорят.

Это, в общем-то, все любят.

— Что сделает Ника, когда с ней заговорит статуэтка? — Покосился он на меня.

— Ну... — Почесал я затылок, примерно представляя, с какой высоты той лететь. — Они и раньше плохо ладили.

— А если это просто статуэтка? — Вступил Пашка. — Такой намек. И не более!

— А чего тогда у нас за праздничным столом статуэтки всех, кто не смог приехать, стояли? — Посмотрел на него Артем.

— Просто в знак уважения!

— Ох, не знаю. Не знаю, — вновь замельтешил Артем перед взглядом, шагая взад-вперед.

— Придумал. — Уверенно выдал я. — Старое русское народное решение.

Шуйский остановился, с надеждой посмотрев на меня.

— Матрешка! — Веско выдал я.

— Да ну тебя...

— Я серьезно! — С возмущением, отстаивал я свою позицию. — Вот ты думал, для чего она вообще нужна? А я тебе скажу — берем твою Инку, сверху матрешку, чтобы она ничего не увидела. Потом плотно минеральной ватой, чтобы ни одного звука, и еще матрешку. Все! Носи с собой, никто слова не скажет. Подумаешь, мужик с матрешкой.

— Сразу видно — водку тайком носит, чтобы жандармы не прицепились. — Вставил слово Пашка. — Никто не удивится.

— Вот, — поддержал я. — Отличная легенда!

— А если Инка узнает, что я вместо нее с какой-то размалеванной бабой?!

— Да ты успокойся, — подхватил я Артема за руку и заглянул в глаза. — Что значит — какой-то? В конце концов, скажи ей, что с мамой решил познакомить. Изобразить же на второй матрешке не проблема.

— А если мама отвечать не станет?! Инка же обидится!

Я бы больше опасался того, что ответит...

— Да она ее и не увидит. — Успокаивал я друга. — Выглянет — а там темно и тихо. Значит, ночь! — Веско отметил я.

— Круглосуточно ночь? — Со скепсисом уточнил он.

— В декабре — да. — Вздохнул я, глядя на дальнее окошко коридора, где уже изрядно стемнело.

— Ну она ж не попугай. Она ж и дальше матрешки выглянуть сможет.

— А на это, друг мой, конструкцией предусмотрено до семи контуров матрешки! — Покивал я. — А там тебе и руны, и артефакты и фольгой плотненько в пару слоев!

— Издеваетесь, да? — чуть беспомощно уточнил Артем.

— Нет, ну мы все еще можем отправить Инку к моей жене. Или знакомиться с твоим дедом.

— Нет. — Резко пресек Шуйский. — Матрешка, так матрешка. Это служба, она поймет! Тем более, — успокоился он, вновь обретая рассудительность. — Вероятнее всего, это просто сувенир, напоминание о ней. Просто статуэтка.

— Там, кстати, окно открыто. Уведут твою Инку.

Артем резко рванул в кабинет. И уже около стола, проконтролировав наличие статуэтки, с недовольством обернулся на меня, и уже степенно затворил все окна.

— Слушай, а может наши и действительно раньше с индейцами контактировали? — Задумчиво шепнул Пашка. — Хотя там целый океан до них...

— Скифские погребения видел? Отчего их вершины смотрят в землю — на те же звезды, что пирамиды Аймара? — Веско спросил я.

— Ого...

— Ты такой доверчивый, — махнул я на Пашку рукой. — Найдешь подходящую матрешку Артему? Он оценит.

Как-то надо их мирить.

— Сделаю, — уверенно кивнул Борецкий.

— Господа! — Торопясь по коридору, окликнул нас тот же распорядитель до того, как мы вернулись в кабинет. — Я дико извиняюсь, но там...

— Теща моя? — Ухнуло сердце недобрым предчувствием.

— Князь Давыдов с барышнями! — С тоскливым выражением лица выдал мужчина, и словно преследуемый неизбежным, указал жестом себе в спину.

Где, из-за угла, с хохотом и весельем вывалился пьянющий полковник Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, поддерживаемый двумя прекрасными дамами едва ли за двадцать — блондинкой в сиреневом и брюнеткой в зеленом, но столь же воздушном платье и со столь же стремительно-высокой прической.

— Князь, вы обещали нам показать Артема Шуйского! — Лукаво щебетала одна из них, стреляя на нас с Пашкой расчетливым взглядом.

— Мадем-муазээ-эль Голицына, мад-ма... Мадама... Катька, я вам ничего не обещал! — Возмущался Давыдов. — И вам, милая моя Баюшева...

— И не отнекивайтесь, князь, мы его сразу узнали по фото!

— Вольноопределяющийся Архипов! — Грозно произнес я, что даже эти трое замерли, не дойдя до нас десяток шагов. — Принимай вводную, два дробь шестнадцать тысяч триста сорок! Два метра на север!

— Принял! Ухожу через окно! — Отрапортовали мне.

После чего послышался звучный гул — аж вибрация по полу прошла.

— Стекла бронированные! — С досадой и слегка поздно предупредил я человека, который только что закрывал эти окна и точно знал, где у них ручки. — Господин полковник? Леди? — Вежливо поклонился я подошедшим людям.

— Мы желали бы видеть княжича Шуйского, — горделиво приподнялись симпатичные подбородки. — Нам назначено судьбой!

Я обернулся в кабинет и мог бы поправить, что им назначено небольшой контузией, максимум — легким сотрясением головы, которой Артем мотал, сидя на полу и плотно прижимая к себе статуэтку Инки.

Окно при этом выглядело целым, разве что с запотевшим полукругом по центру, в котором с некоторым усилием можно было узнать контуры носа, рта и глаза с ресницами.

— Господин полковник, разрешите сопроводить посторонних на выход! — Уверенно загородил я проход собой.

Князя Давыдова тут же подтолкнули локтями и зашипели в ухо что-то про карточный долг.

— Поручик ДеЛара! — Мигом выпрямился полковник, неуверенно вгляделся в два мутных силуэта перед собой, хлопая глазами, и, демонстрируя немалый опыт, выбрал все-таки меня. — Сопроводите дам к вольноопределяющемуся Шуйскому! Так желает его отец.

Мигом по воздуху вновь прошел знакомый звук удара.

— Там все окна бронированные! — Чертыхнулся я, заметив на соседнем окне знакомое пятно.

— Передайте им, что я женат! — Провозгласили из кабинета.

— Поручик ДеЛара, исполняйте приказ!

— Слушаюсь, господин полковник! — Вздохнул я и посторонился, запуская двух фурий.

И подхватывая падающего князя Давыдова, немедленно позабытого сопровождавшими.

— Разрешите доставить вас к постели? — Уточнил я у гусара, и принял утвердительный всхрап за согласие.

— Максим, ты куда? — Раздалось жалобное позади. — Максим!

— Я помогу, — подхватил князя за вторую руку Пашка.

— Паша! — Паниковали за спиной. — Паша, останься! Мне нужен свидетель! Мне нужно, чтобы кто-нибудь смотрел!

— Вы та-акой затейник, Шуйский, — проворковали ему на два девичьих голоса.

— Леди, а вы умеете делать сальто назад?!

— Всегда!!!

— Макси-им!!!

— Паш, помоги ему, — сжалился я. — Отвлеки как-нибудь.

— А мне потом кто поможет? — С укоризной посмотрел на меня Борецкий. — Ладно, — вынырнул он из-под руки Давыдова и заспешил обратно.

Мне же досталась рутинная процедура по поиску свободной комнаты и укладыванию князя спать. Комнат было много, но большинство заперты на ключ — таким образом сообщая, что к посетителям не подготовлены. Так что приходилось тыкаться наугад — не в свою же его размещать, да и не к друзьям — тем более, что у них свои ключи на руках.

В итоге справился, в общем-то — аккуратно уложив гусара на заправленную кровать и сняв ему ботинки. В одеяло сам завернется, если холодно станет.

— Ты, наверное, думаешь, алкаш, — пьяно пробормотали над ухом.

— Нет, ваше сиятельство.

— А вот твои солдаты смотрят на меня и думают, чему же их может научить алкоголик. Я же вижу.

Я промолчал.

— Пьяный шут, единственный в полку. Так они говорят все. — С закрытыми глазами бормотал полковник. — Они не понимают, никто. Это не пьянство, поручик. — Давыдов открыл глаза и посмотрел серьезным, хоть и чуть расфокусированным взглядом. — Это поминки. По всем, кто умер. По моим друзьям. Ты думаешь, они хотели бы, чтобы по ним горевали и плакали? — Прикрыл он веки и отрицательно покачал головой. — Они не из таких. Они хотят, чтобы их вспоминали с весельем и вином. И тогда... — Поднял князь Давыдов в локте раскрытую левую руку и сжал в кулак. — Тогда они явятся на зов.

Пространство вдруг наполнилось звуком тысяч и тысяч копыт, ржанием лошадей, гулким шумом азартных голосов целой армады всадников, готовой снести любого врага.

Князь раскрыл ладонь, расслабленно опустил руку, и все звуки исчезли.

— Уважай павших, таков мой первый урок, — пробормотал князь, окончательно засыпая.

Я набросил сверху плед и аккуратно прикрыл дверь, распорядившись подошедшему слуге снабдить комнату водой и вином.

А затем распознал в окружающей тишине странную неправильность — ни романсов, ни перебранки, и заспешил к кабинету, в котором оставил Шуйского.

Пашки не было, как и не нашлось девицы, названной Баюшевой, вместе с ее подругой. Зато обнаружился Артем — в той самой позе, сидя возле окна, как я его запомнил.

— А девушки где? — Оглядел я кресла.

— А вот, — указал Артем на девичью ногу в туфле, почти прикрытую столом.

Голицына — в цвет платья...

— Ты ее... — Поднялись у меня брови.

— Во-первых, не я, а Инка, — логично посмотрел он на статуэтку в своих руках. — Во-вторых, минут через десять очнется. Я ж аккуратно, это ведь девушка.

— Ты ее вырубил. — Констатировал я.

— Инка. — Упрямился Артем.

— Тогда это международный скандал.

— Ладно, я ее вырубил. — Схватился Артем за волосы. — Что делать, Максим?!

— Пашка где?

— Увел свою пассию показывать коллекцию бабочек в своей комнате. Но у него же нет бабочек?

Сзади звучно откашлялись. В проеме двери горделиво стоял Пашка.

— Зато я знаю, как открывается окно! Запер ее на третьем этаже и спрыгнул. — Солидно кивнул он.

— А она что?

— А у нее перелом и болевой шок, вроде как, — почесал он затылок. — Она ж за мной рванула... На каблуках...

— Горжусь вами. — Сдержанно кивнул я. — Настоящие гусары. Сотрясение и перелом. У двух высокородных девиц.

— Года три поживу у Аймара, а там все уладится.

— Из Китая выдачи нет!

— Олухи, вам здесь еще месяц работать! — Не сдержался я.

— Максим, — встал с места Артем и подошел плотно-плотно. — А давай их с Никой познакомим? На месяц?

— Они ж сбежать попытаются...

— И у них ни-чер-та не выйдет, ты же знаешь, — смотрел на меня Шуйский. — Пожалуйста! Это в наших общих интересах!

— Похищать двух незамужних девиц? — Ответил я мрачным взглядом.

— У нас есть уважительная причина — мы спасаем мир!

— Ладно, — тяжело вздохнул я. — Скажем, что забрали на лечение.

— Ты настоящий друг! — Чуть не всхлипнул от избытка чувств Артем.

— Но к Нике поедете вместе со мной! Еще не хватало, чтобы она этих двух ликвидировала из ревности... — Оглядел я лежащую Голицыну. — Паша, только не говори, что оставил Баюшеву валяться на земле.

— Как можно! Я же гусар! Вон, в коридоре лежит, — посмотрел он направо и вниз. — Я ей, между прочим, мундир постелил.

— Я тоже, — возмутился Артем, — указывая на скрученный под щекой у Катерины валик из красной шерсти.

— Сама галантность, — покачал я головой, достал телефон и принялся организовывать чужие проблемы.

А вот мои личные проблемы все-таки догнали меня через пару часов, на пороге высотки, и были они на руках спецкурьера Его Величества.

— Поручик ДеЛара, это вы? Извольте принять конверт, — смотрел на меня уставший и хмурый юноша двадцати пяти лет. — По регламенту, обо всех событиях особого списка обязано сообщать полковнику Лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка. По неимению такового на рабочем месте, первому офицеру по старшинству. Честь имею.

Я разорвал ленту на конверте и заглянул в единственную вложенную бумагу — депешу, набранную кратко и в явной спешке.

Обернулся к Шуйскому и Борецкому, глядящим соответственно моменту — серьезно и с полной ответственностью.

— Собираемся немедленно. Дело государственной важности.

— А у меня еще нога не заросла, — робко уточнил Пашка, для которого общение с Никой не прошло просто так.

Согласно промычал Шуйский, которого Ника не тронула, но разбудила Голицыну и отказалась лечить Шуйскому последствия тяжелой оплеухи.

После чего дамы втроем выразили княжичам свое "фи" и отправились осваивать недавно открытые в здании спа, солярии, парикмахерские и прочие салоны красоты — в общем, лечить нервы и веру в прекрасных принцев.

— Вольноопределяющийся Борецкий, разрешаю остаться. Вольноопределяющийся Шуйский, твое дело быть большим и кивать. — Оправил я мундир и заспешил к коню.

— Может, на машине? — Заикнулся Пашка.

— Мы отряд быстрого реагирования, а не долгого стояния в пробках. — Оседлал я своего серого "Вихря", разворачивая к пешеходной дорожке.