— Хорошо, я вам поясню, почему опасаюсь именно багаудов. Их позиция будет ключевой. Наши легионы будут достаточно далеко друг от друга. Амброн с кавалерией будет прикрывать Проба, а Аврелиан и Марк будут маневрировать в случае опасности, с целью собраться вместе для отражения нападения варваров. Место для маневра будет, но при одном условии — поддержке местного населения. Чтобы это обеспечить, мы будем посылать разведчиков и послов на проведение переговоров в течение всей зимы. Если обстановка будет благоприятствовать, то всем быть в готовности в обозначенные сроки уйти в Галлию. Тысячные гарнизоны останутся в каждом лагере, а Галл перейдет с Двадцатым в лагерь под Лондинием, и вместе с оставшимися вспомогательными частями будет отвечать за остров. Приск, — обратился он к новоиспеченному начальнику флота,

— Как у тебя с постройкой кораблей?

-Думаю, к марту план выполним.

-Ты отвечаешь за высадку, собери к марту кораблей тридцать купцов со стороны, плюс десять твоих. Боевые корабли охраняют переправу. В общем, тебе задача ясна.

Константин передохнул. Задумался и потом сказал, обращаясь ко всем:

— Нам нельзя останавливаться на месте, и я, отчасти, согласен с Пробом, — если бросим Галлию наживем врагов. Теперь у нас силы есть. Марк переводи на постоянную основу две когорты в Бононию (Булонь), Амброн возьмешь триста всадников, и в этом месяце до марта, уйдешь на ту сторону. За себя оставь Силура. За зиму подготовишь крепость и порт, к приему войск. Рекрутируй там зимой легионеров, сколько сможешь, там много желающих отомстить варварам. Деньги получишь у квестора. Сейчас главным вопросом становится уровень боевой подготовки. Несмотря на наступающие холода, обучение не прекращать ни на один день. Я буду лично инспектировать все легионы и не один раз.

Все друзья, не расслабляйтесь, до марта не так много времени. Сказанное здесь не подлежит разглашению. Проводите всю подготовку под видом обычных мероприятий. Езжайте с Богом по местам.

Глава 3 Попытка возврата

В Равенне стоял конец сентября. Император недавно отпраздновал свой двадцать третий день рождения. Его правая рука и фактический правитель Запада Стилихон, направлялся во дворец Гонория будучи весьма опечаленным. Недавно скончалась его дочь Мария и молодой император овдовел. Прекрасная погода и легкий ветерок с моря, сносивший в сторону миазмы окрестных болот немного расшевелили всесильного фаворита.

— Хотя какой я фаворит? — грустно подумал в такт своим мыслям Стилихон.

— У него фавориты петухи да курицы. Вот уж не в папу сынок удался.

Раздражение командующего армией усилилось в последнее время еще больше. Проблема состояла даже не столько в Марии. Безвременно умершую дочь, конечно, было жалко, но они с женой уже решили, что следующей спутницей Гонория станет совсем юная Ферманция. Серена, его жена, нисколько не сомневалась, что двоюродный брат — император не откажет ей. Проблемы росли как ком. Юный император все чаще прислушивался к советам Олимпия, придворного евнуха, интригана и своей сестры Галлы. Стилихон понимал, что прежнего влияния уже нет и ему все труднее будет самостоятельно принимать решения. Вот и сейчас надо что — то решать с посольством, прибывшим от Константина из Британии.

Стилихон помнил весенний визит Приска. Странно, но он вздохнул с облегчением, когда узнал, что старый друг ускользнул от погони. Стилихон понимал, что в течение нескольких дней того и след простынет, но искать его не стал. Зачем? Пусть уходит живым. Не нужна ему кровь товарища и сослуживца, тем более, что теперь никто не заподозрит его в связи с бунтовщиками. Другое дело сейчас. Официальная делегация прибыла от Константина с уверениями в почтении и признанием верховенства императора. Пришлось, правда, подержать их месяц взаперти. Надо было обдумать порядок действий. Сейчас, когда в Галлии творилась подлинная вакханалия, Стилихону понадобились хоть какие союзники, тем более он помнил о загадочном письме Константина и о мрачных пророчествах, касающихся его собственной судьбы.

— Я рад тебя видеть, блистательный Флавий, император ждет, — Олимпий было само радушие. Его улыбка, казалось, утопит Стилихона в неизмеримой радости.

— И я рад видеть тебя, — довольно сухо ответил Стилихон.

— Вот гнида, радуется, что заполучил доступ к мальчишке, — подумал магистр.

В просторном зале Гонорий сидел на высоком троне и рассеянным взглядом смотрел в сторону приглашенного полководца.

— Вот и угадал, — невесело усмехнулся про себя Стилихон.

Недалеко от императора на небольшом дощатом настиле прогуливались несколько кур и шикарный петух Рим, любимец Гонория.

— Какой вопрос надо обсудить сиятельный Флавий? — Гонорий повернул голову в сторону птиц и одновременно заговорил.

— Прибыли послы от Константина, узурпатора из Британии. Он признает тебя верховным правителем и выражает почтение. Правда, о безусловном подчинении нашим приказам в его письме ничего не говориться, — доложил Стилихон.

— Странно, это какой-то вызов нам. Никаких поступлений в казну оттуда нет, приказ о защите Рейнского лимеса не выполнен и вот, это посольство. Может казнить их? — Гонорий наконец повернулся к родственнику.

— Не думаю, что сейчас это повлияет на Константина. Между ним и нами захваченная варварами Галлия и войск там сейчас нет. Надо наверно пока признать его, и поручить защищать Британию. Мы не знаем сколько у него войск, по крайней мере приказ он получил на выдвижение со Вторым Августовым и частью приданных когорт, — полководец поморщился.

Напоминание о зимнем нашествии на Рейн было хуже зубной боли.

— А ведь ты служил с ним, дорогой тесть, и вы прекрасно знаете друг друга. Мне тут все уши прожужжали, — обращаясь уже в сторону, Олимпия сказал император, — что и с Алларихом нечисто. Как-то он из всех бед поразительно быстро выпутывается. Не слишком ли много совпадений?

Простодушный Гонорий частенько говорил, что думал, но полководец понял, что это был вызов других сил. Дерзкий и одновременно подлый. Стилихон прекрасно помнил, что творилось в Италии, когда Радагайс подошел к Фезуле. Как все эти придворные трепетали от одной только мысли, что его войска не выдержат.

— Вас бы туда, под удар аланов и готов, посмотрел бы я на вас, — душа кипела, но приходилось терпеть и смиряться.

Собрав всю волю в кулак, Стилихон заговорил.

— И все-таки нам надо думать о государстве, а не о личных обидах и интригах. Константин, безусловно, узурпатор, и он ответит за это, когда придет срок, но сейчас нам лучше признать его, — повторил он.

— Хорошо, делай, как знаешь, — Гонорий уже потерял интерес к рассматриваемому вопросу и Стилихон понял, что он тут лишний. Тем более в таблиний зашла красавица, сестра императора Галла Плацидия.

Делегаты Константина были отправлены в Британию с письмом для мятежного легата. Гонорий признавал Константина правителем острова, но никаких особых полномочий тому не предоставлялось. Обе стороны не питали иллюзий по поводу дальнейших взаимоотношений. Только сила могла окончательно поставить точку в этом вопросе.

Спустя неделю в Риме у Стилихона состоялась еще одна интересная встреча. К нему частенько в гости заглядывал Гай Целий Сатурнин Догмаций. Мало кто мог узнать в этом крепком на вид старике бывшего префекта Рима. Пронзительный и одновременно отдающий внутренней тоской взгляд. Твердость губ, присущая родовитому римлянину, и какая-то детская растерянность во всем облике. Внутренне они были очень близки, полувандал, всесильный временщик Западной империи и квирит, ведущий свою родословную от этрусков, времен царского Рима. В своих беседах они улетали вглубь веков, перед ними оживали драмы давних интриг, мужество сильных и подлость слабых. Стилихон из бесед со своим престарелым собеседником выносил заряд знаний и зачастую именно тогда у него вызревали многие решения.

— Что нового, Флавий? — Сатурнин, зайдя в помещение, посмотрел на Стилихона несколько насмешливо, впрочем, по-доброму.

— Ничего нового, благородный, — в тон ему ответил Флавий.

Он вполне доверял своему гостю и особенно не скрывал от него положение дел в империи. А оно далеко не радовало. Галлия практически была потеряна. Аларих, неоднократно разгромленный и все таки недобитый, требовал неустанного внимания. У него присутствовала реальная военная сила, которой у римлян становилось все меньше и меньше. Испания держалась сама по себе. Хорошо хоть Африку сохранили под собой, не допустив ее под руку Константинополя. И самое главное — катастрофически не хватало воинов. В одну из встреч Стилихон поделился со стариком впечатлением от посещения Гельвеции и Норика, где в горных хижинах пастухов он нашел мужественных и славных воинов, когда нужно было экстренно набирать легионеров. С горечью в сердце он признавал, что спасение Рима теперь приходит от диких и необузданных народов, но чистых душей и сильных телом.

Гай Целий тогда понимающе кивал. Он насмотрелся на своем веку на золотую молодежь столицы и уже давно не питал иллюзий относительно будущего своего народа.

Сегодня же старик был явно чем-то возбужден. Его вид излучал, какую-то энергию и решительность. Давно Стилихон не видел таким своего друга.

— Что с тобой Гай? Ты как будто женишься на молоденькой патрицианке. Неужели подфартило? — несмотря на все неурядицы, ему стало весело.

— Ты перестанешь смеяться, когда узнаешь, что я пришел попрощаться с тобой, — лицо Стилихона выразило удивление.

— Еще больше ты удивишься, когда узнаешь, куда я поеду, — старик был настроен весьма решительно.

— Куда же ты решил уехать Сатурнин и зачем?

— Понимаешь, у меня в соседях числится один купец. Он частенько ходил с караванами в Галлию и Британию, — Стилихон насторожился.

— Так вот он недавно вернулся из плавания. Новости о событиях в Британии, переданные от знакомых мне чиновников, буквально потрясли меня. Я никогда не думал, что на старости лет услышу такое, — Догмаций раскраснелся лицом.

— И что же там такого интересного? Я знаю, что Константин, один из легатов узурпировал власть на острове. Что же тут необычного?

— Дело не в том, что он захватил власть. Это бывало на моем веку не раз, и удивительного тут ничего нет. Главное — что он предпринял, став у власти.

— И что же он натворил? — теперь уже Стилихону стало интересно. Он поймал себя на мысли, что за полгода в этой текучке так и не удосужился раздобыть информацию о действиях Константина. О прерванной встрече с Приском, он вспомнил сейчас с досадой и стыдом. Мог бы, и порасспросить старого друга.

— Неужели становлюсь трусом? — ему внутренне стало неуютно.

Сатурнин продолжал, не обращая на него внимания.

— Понимаешь, он пытается реформировать саму природу власти. Таких попыток не предпринимал никто со времен Цезаря с Августом, и Диоклетиана. Он провел выборы в сенат, — это поразительно. Более того он решил резко изменить систему налогообложения, в результате чего граждане, заплатив налог с произведенного продукта, все остальное могут тратить на себя. Он дал развернуться торговым людям, опять же четко обозначив размер налоговых сборов для каждой категории купцов в зависимости от ценза. Не прибегая к насилию, он стал интересен большинству деловых людей и в Британии и в Галлии. Поток переселенцев через пролив огромен. Очевидцы утверждают, что Константин скромен и непривередлив, мне также доложили, что разительно изменились наши общие знакомые, некоторых из которых я знал как отъявленных взяточников, и они стали деятельными и честными, кроме того он очень сильно занялся армией и хочет вдохнуть в нее дух и силу старых легионов — старик перевел дух. Стилихон же был ошарашен, хотя и старался выглядеть спокойным.

— И что тебе с того? Ты собираешься плыть в такую даль, на старости лет из любимого и обожаемого тобой Рима, чтобы увидеть реформы, которые неизвестно чем закончатся?

— Тебе не понять меня Стилихон. Ты славный воин и великий гражданин этого погибающего города, — Гай Целий стал задумчив и строг.

— Вот только повседневность засосала твою душу, и в потоке событий уже некогда оглянуться вокруг себя. И я не осуждаю тебя. В свое время и я так же суетился и бегал, думая о запасах хлеба в городе, о ремонте акведуков, да как пережить дожди, имея изношенную канализацию, поверь, я понимаю тебя. Теперь же у меня возраст старости и я скоро уйду к богам. Чтобы стало понятно мое поведение и мое решение, послушай, что я недавно вычитал у Полибия: ' Римские добродетели — мудрость решений, совершенство политического строя Рима, способность делать то, что важно и полезно для страны в войне и труде, справедливое распределение наград и наказаний, соблюдение обычаев и законов, верность клятвам и долгу, вера в религию, неподкупность, скромная жизнь, тяга граждан к общей выгоде'.

Он как будто разговаривал сам собой:

— Вдумайся только,— понятие добродетели (pietas) не имело и до сих пор не имеет эквивалента на греческом языке. Добродетель основала Рим. На всем этом было основано предками наше нынешнее величие, и оно сейчас попрано и осмеяно. Правда и среди предков бурлили страсти, было много высокого и низкого, только предки стремились подражать лучшим, и они — эти лучшие, становились идеалом для молодежи. Вот и ты будешь смеяться надо мной, славный воин, но я хочу вернуться к романтике юношеских мечтаний о спасении больного отечества, и умереть там, где его пытаются спасти. Мне страшно уйти из жизни в городе, предавшем свое прошлое, в городе дешевых актрис и мимов, которые вызывают восторг у отупевшей публики, в городе полуграмотных астрологов и откровенных шарлатанов, развратников и сутяг.

Молчание повисло в комнате. Стилихон сгорбился и задумался. Этот дряхлый старик потряс его душу. Многое из того, что он делал, вдруг показалось пустым и ненужным, но комит и магистр обеих армий знал, что из своей упряжки он уже не выпрыгнет. Где же, на каком повороте судьбы он стал таким жестким и бескомпромиссным? Чем отличался от него Константин, которого он запомнил книгочеем и в то же время храбрецом? Ответов не было, а найти их было необходимо. Теперь Флавий Стилихон твердо это знал. Он сам должен был оценить свою жизнь и взвесить ее на весах собственной совести.

Вспомнился один из более ранних разговоров с Гаем Целием, в котором ветеран префект привел очередной случай из древности.

Царь Филипп, отец Александра Великого, заставлял слугу каждый день с утра подводить его к зеркалу и, обернувшись к царю, говорить:

— Царь не забывай, ты всего лишь человек.

Стилихон подошел к другу и, обняв его, сказал:

— Разве можно смеяться над силой духа. Конечно, отправляйся, я буду рад за тебя, и мне очень не будет тебя хватать. Через два дня из Остии отправляется посольство в Британию, я распоряжусь, чтобы ты поплыл с ними и усилю вашу охрану. Будьте осторожны, сейчас тяжелое время для плавания, а у тебя очень почтенный возраст. Никому не надо это говорить, но передай привет Константину от старого друга и попроси, чтобы он не держал на меня зла.