Едва показались первые проплешины мерзлой земли с клочками прошлогодней травы, Корнев распорядился выгонять на выпас оставшихся коров. Заметно отощавшие животные жадно щипали сухую скрюченную растительность на лугах невдалеке от поселка. Первые несколько дней процесс выпаса проходил без происшествий.
Но однажды ближе к вечеру, когда подходило время возвращения стада домой, к председателю примчался один из пастухов и принялся шуметь. Корнев вышел к нему сразу, догадываясь, что со стадом приключилось что-то нехорошее.
— Где вы лазите?! Уже ночь на дворе! Почему так поздно? — Корнев чуть ли не с кулаками набросился на пастуха.
— Владимир Вячеславович, на нас только что напали! — протараторил испуганный пастух. — Двух наших убили и коров забрали!
— Как это случилось? — спросил Корнев, на ходу застегивая теплую куртку. — Кто это мог быть?
— Не знаю, это возле посадки случилось! Там, где она ближе к дороге подходит. Они сразу двух, кто ближе был к ним, почти в упор застрелили, а двух ближайших скотинок — в деревья, и увели в лес, — пастух был немало напуган: еще бы, в него только что стреляли! — Я вот к вам побежал, а Колька Прохоренко людей побежал собирать. Мы там недалеко от поселка остановились. Вроде как те отступили.
Председатель собрался быстро. Надел резиновые сапоги, старый бушлат с советской раскраской камуфляжа, взял "Сайгу". Выйдя из калитки, он оглядел улицу. Посеревший и утративший нарядную пушистость, начинал сходить снег, обнажая ужасную картину разрухи поселка. Виднелись гнилые доски покосившихся заборов, напоминая зубы во рту у нищего, облупившиеся дома с трещинами в стенах и выбитыми оконными рамами. Дорога на главной улице поселка, где стоял его дом, была усыпана золой от перегоревшего угля с грязно-бурым оттенком. Встречный холодный сырой ветер без устали дул в лицо.
Не дожидаясь сбора основной части отряда, Корнев поспешил на место происшествия. С десяток человек догнали его за полкилометра от поселка. Корнев распорядился обследовать место с помощью карманных фонариков и факелов. В жухлой траве возле дороги лежали тела двух пастухов, неподалеку — туша одной из коров. В ближайших кустах Корнев нашел гильзу от ружья:
— Эти отход прикрывали, пока остальные уводили скот подальше в посадку.
Председатель пояснил тактику остальным:
— Значит так, охрану увеличим вдвое. И еще надо разузнать, кто это. Может, кто чего знает? Мужики, есть какие-нибудь догадки?
— Подумать надо, так сразу не скажешь, — ответил кто-то.
— Понятно, тогда возвращаемся, сегодня вечером у меня распишем новую схему. Петя, ты зайдешь. И скажи, пусть тушу коровы в село отвезут, — обратился к старшему пастуху Петру Корнев.
— И еще минуту внимания, все! — этим неожиданным выкриком он привлек внимание бойцов отряда. — Я хочу сказать, мы сейчас находимся в очень непростом положении. Мы, наверное, единственные, кому удалось сохранить скот и подобие человеческих отношений. Кто был в райцентре или в соседних селах, меня поймет. У нас есть чему завидовать и что брать. Не известно, сколько продлится это безобразие, может, и наши внуки порядка не увидят, но нам следует принять все меры для обеспечения едой. Мужики, короче говоря, надо будет напрячься и глядеть в оба. Скот и мир в нашем селе — за этим надо следить пуще прежнего. Иначе всем нам конец, и никакой райцентр или президент не поможет. Все, мужики, а теперь за работу!
Общий посыл обращения Корнева был для мужиков понятен: следовало затянуть пояса потуже, поскольку впереди их ожидали еще большие испытания. Хмурые мужчины принялись с помощью веревок перетаскивать тушу коровы на самодельную телегу из "копанки", а председатель поспешил в поселок.
Вечером к Корневу домой пришел старший пастух, знакомый Корневу селянин, работавший ранее в милиции. Корнев давно уже принимал всех у себя дома. Здание поссовета угнетало его своими маленькими размерами и теснотой, поэтому он отдал его под "казарму" отряду самообороны и арсенал, коим руководил его сын. Но спать председатель предпочитал в других местах, бродя по ночному поселку с патрулем охраны и находя приют на блокпостах или у одной из молодых любовниц.
Корнев, заметив гостя, тут же предложил пройти к нему в кабинет.
— Значит так, посты усилишь вдвое, и надо будет пасти только засветло, чтобы до двух часов пополудни все уже были здесь. Понятно? — строго спросил председатель. — Есть идеи, кто бы мог на нас напасть? Может, соседи какие?
— Не знаю, Владимир Вячеславович. Говорили разведчики, будто в балках зеки какие-то беглые поселились, некоторые даже дымок костра видели, но проверять мы пока не решались, — пожал плечами Петр.
— А напрасно! Видишь, чем кончилось?! — тяжело взглянул на нерадивого подчиненного Корнев. — Петя, я ж тебя из охраны перевел туда, потому что доверяю тебе, а ты меня так подставляешь!
— Простите, Владимир Вячеславович! — мужчина опустил глаза в пол, как школьник.
— Еще скажи, что больше не будешь, — криво ухмыльнулся Корнев. — Ладно, за пропавших коров из твоего пайка удержать бы, да так как по твоей же вине мы еще и двух едоков лишились, выходит, ты при своих остался, и даже прибавки заслуживаешь, — продолжал издеваться Корнев. — Короче, возьмешь людей завтра и осторожно по краю леса походите, позаглядываете. Потом расскажешь мне, что видел, посмотрим, как нам быть.
— Владимир Вячеславович, я подумал, может, про них че Евсеевич знает, он же тоже сидел. Может, кто из его дружков? — попробовал доказать свою компетентность Петя. — Я бы...
— Ладно, тоже мне Шерлок Холмс! — раздраженно оборвал его Корнев и поднял руку. — Все, иди! Я с Евсеевичем сам поговорю, давно собирался, а раз тут такое дело... Все, иди, я тебя вызову через пару дней.
К встрече с бандитским атаманом следовало подготовиться. Он уже давно не показывался в поселке, и Корнев надеялся на возможный уход Евсеевича из их краев, но далекие призрачные огоньки на их отдаленном хуторе и, казалось, крики, иногда долетавшие до его слуха, говорили об обратном. К тому же они заняли еще несколько домов и начали строить большой сарай.
К Евсеевичу Корнев решил идти один, сын и зять проводили его до околицы. Оружия Корнев не брал, но взял корзинку с бутылкой дорогого армянского коньяка.
Подходя к берлоге разбойников, которую они и не скрывали, Корнев размышлял о характере отношений между двумя общинами — поселковой и этой, бандитской. Дела с поселком вел только предводитель, никто из местных не жаловался на такое соседство, хотя и пропало несколько женщин, но в их пропаже Евсеевича обвинить было нельзя: никаких доказательств не было. Будучи уже недалеко от резиденции Евсеевича, он смог рассмотреть, как основательно его люди подготовились к будущим смутным временам. Дорога перегорожена бетонными блоками и большими камнями. Первый же дом на пути Корнева оказался блокпостом, в нем дежурили несколько дозорных. На довольно грубый вопрос, кто он такой и куда направляется, Корнев спокойно назвал имя и цель своего визита. Видимо, это не произвело особого впечатления, но через пару минут из окна выпрыгнул бородатый мужик в грязном спортивном костюме и старом пятнистом бушлате бундесвера. Осмотрев Корнева свирепым взглядом, велел ему идти за ним. Их путь продолжался минут десять. За это время гость успел рассмотреть в закатных сумерках фортификационные изощрения Евсеевича и его команды. Несколько жилых домов были окружены бетонными блоками и свежей кирпичной кладкой. Окна в домах были либо заложены, либо с решетками из толстых прутьев. Территория перед домом, где жил Евсеевич, была обнесена обычным еврозабором, за которым возвышалась двухметровая серая шлакоблочная стена с колючей проволокой наверху. Видимо, усадьба атамана оформлялась в так называемом "полтавском стиле", когда фасад жилого здания не выходил на улицу, а чтоб попасть в дом, нужно было пройти через двор или сад. За забором находилось небольшое одноэтажное здание с заложенными окнами, заметно утолщенными стенами и шиферной крышей.
— Жди здесь, красная шапочка, бля,— буркнул проводник и побрел к коричневой металлической двери, постучав по-особому, остался ждать. Когда дверь немного приоткрылась, он что-то проговорил, после чего небрежным жестом, не глядя на Корнева, махнул в его сторону.
Прошло еще немного времени, и, наконец, охранник таким же небрежным взмахом руки пригласил Корнева в дом, а сам отправился обратно.
Корнев осторожно прошел в прямоугольник двери и оказался в темном холодном помещении, пахнувшем сыростью, здесь его встретил старик с керосиновой лампой в руках и, развернувшись к нему спиной, повел в глубину дома. Пройдя по узкому коридору, они спустились по лестнице из нескольких ступеней вниз, после чего оказались в небольшой комнате, освещенной двумя керосиновыми лампами под низким грубо оштукатуренным потолком. Из мебели здесь были два стола — один у стены, второй, пошире, в центре, — и несколько стульев. На столе в центре — пустые бутылки, банки из-под консервов, пепельницы.
Евсеевич что-то собирал на столе у стены, но едва заслышал шаркающие шаги старика с лампой, тут же накрыл предмет тряпкой и повернулся к двери. Разбойничий атаман бодро прошел вперед, протянув для приветствия руку:
— Рад видеть тебя! — пробасил простуженным голосом Евсеевич. Он был одет в длинную кожаную куртку, под которой Корнев рассмотрел несколько свитеров, одетых один поверх другого. — Чего ни сам не заходишь, ни к себе не приглашаешь?
— Да охрана у тебя больно суровая да грубая, — Корнев сдержанно пожал руку и слегка приобнял Евсеевича за плечо, неуклюже пытаясь показать искреннюю радость от встречи.
— Ты уж извиняй, времена нынче такие... Ну, как у вас там жизнь в поселке? Не голодаете? — Евсеевич подошел к столу и принялся переставлять грязную посуду от центра на край. — Как семья?
— Спасибо, пока все хорошо! — ответил Корнев, и, сев на скрипучий стул, достал из корзины бутылку коньяка. — Семья тоже вроде пока ничего.
— Ого! — при виде настоящего коньяка Евсеевич заметно оживился, даже его давно потухшие глаза на секунду засверкали. — Откуда такое богатство?!
— Да откуда — из семейных запасов, берег на крайний случай,— Корнев открутил пробку на бутылке. — Давай вмажем по одной, а потом поговорим, а то мочи уже нет! Я сухарем уже почти месяц хожу, то некогда, то жена не разрешает, то любовницы.
— О! Ну ты силен, Владимир Вячеславович! Я гляжу, живешь ты на полную, молодец! — Евсеевич подставил два пластиковых стаканчика и открытую банку с килькой в томате. Потом, порывшись на столе, нашел одну вилку.
Корнев быстро налил по полному стакану и торопливо закрыл бутылку.
— Ну, давай за встречу! Спасибо, что не забываешь! — Евсеевич чокнулся стаканчиком с Корневым, причмокнул губами, предвкушая вкус напитка, и в несколько глотков выпил весь стакан.
— Ох, хороша заморская дрянь! — прошипел он, вытирая рот рукавом. — Знаешь ты толк в бухле!
— Да, кучу денег за это в прошлом отвалил! — ответил Корнев, жмурясь от удовольствия и нехитрой, но честной похвалы.
— У тебя-то самого как, все ладно? — осведомился Корнев, заполняя молчаливую паузу между тостами.
Раньше, возможно, такой вопрос возмутил бы Евсеевича и породил бы в нем подозрительность, но в новом мире, где способы добывать себе на жизнь стали заметно более разнообразными, а отношение к ним стало отличаться заметной терпимостью в сфере общественной морали, эти слова воспринимались Евсеевичем гораздо более спокойно.
— Да потихоньку, — ответил атаман, опустив глаза. — Владимир Вячеславович, я ж знаю, что ты приходишь ко мне, когда у тебя не все в порядке. Давай тянуть не будем, выкладывай.
— Да видишь ли какое дело, — Корнев потер подбородок, будто размышляя: говорить все или нет. — Тут у нас неприятность несколько дней назад приключилась: на стадо наших коров напали. Пастухов постреляли, забрали несколько голов скота. Ты не знаешь, кто бы это мог быть? Говорят, какие-то зеки прячутся в здешних балках, но точно никто не знает. Вот я и подумал к тебе обратиться. Ты по округе ходишь, многих знаешь, много видишь...
— Да к тому же бывший зек, — закончил за него Евсеевич. — Даже не знаю, как тебе помочь. Лично я ни про что такое не слышал. Надо у ребят своих поспрашивать, может, из них кто чего видел или знает.
— Сделай милость. А то от них совсем житья нету. Народ уже бузить начинает, спрашивают, где их коровы. Че-то когда соседских жрали, аж за ушами трещало, не спрашивали, а теперь в них вдруг единоличники проснулись!
— Какие могут быть вопросы, друг дорогой! — Евсеевич подошел и хлопнул Корнева по плечу. — Оно ж и меня может коснуться. Когда крысы заводятся — это плохо. Ну че, давай еще по одной?!
— Конечно! Чего добру пропадать, — Корнев щедро долил коньяк в стаканы и поставил пустую бутылку на пол. — Ну, давай за здоровье!
— Поддерживаю! — Евсеевич с жадностью опрокинул второй стакан. — Хороша бормотуха! Я уж и совсем отвык от такого пойла. Ты в райцентре, говорят, бывал, чего там творится, какие новости?
— Да какие там могут быть новости?! — Корнев пожал плечами. — Заметная международная напряженность, стабильности нет. В Свердловске пусто. Когда все началось, менты все пожгли-разграбили, кто поумнее — сразу свалили, а кто остался с месяц-другой — друг в дружку стреляли. В общем, гражданская война, грабежи, насилие... Тут по всему краю такое было. Да че, было? Оно и есть.
— Да уж, — выдохнул Евсеевич. — Времена нынче. Оно живым остаться уже немалого труда стоит.
— Согласен, — Корнев опустил голову. — Порядка нету. Новые власти все обещают, что вот-вот за страну возьмутся, а к нам за полгода без малого никто, кроме бандюганов отмороженных, не приходил еще, и вряд ли придет.
— Ладно. Давай выпьем, — примирительно отозвался Евсеевич. — Теперь я угощаю. Правда, не таким как у тебя, у нас попроще.
— Да не томи, доставай уже! — Корнев изобразил нетерпение, хотя ему хотелось уйти отсюда. С первой же секунды все здесь давило на него: и комната, и дом без окон, напоминавший склеп, где старик, встречающий его с лампой, был ожившим мертвецом, заточенным под землей, и Корневу хотелось вырваться из этого мавзолея.
— Сейчас, — Евсеевич триумфально достал из темного угла трехлитровую банку с мутной жидкостью. — Вот! Самогонка высший сорт!
— Давай, наливай! — Корнев подставил стаканы.
Евсеевич открыл банку — и по комнате распространился смрад ужасной сивухи. Корнева аж передернуло. Поборов себя, он сжал стаканы. Евсеевич аккуратно разлил жидкость и спрятал банку, давая понять — аудиенция закончилась, пора расходиться.
— Ну, за успех в наших делах, — Евсеевич поднял стакан.
— Поддерживаю! — ответил Корнев. — Он нам всем нужен.
Выпив стакан самогона, Корнев сильно скривился. Увидев его гримасу, Евсеевич громко засмеялся.
— Это что, бензин? На чем вы его настаиваете? — подал голос Корнев, когда его горло перестал жечь адский огонь, а мерзкий привкус хоть немного отступил.
