Книга 2. Бледное солнце Сиверии. Часть 2

Спокойно! Спокойно! Спокойно! — уговаривая разум, удерживаю его от того, чтобы он не нырнул во мрак бешенства.

Бормочу, а сам вижу одну и ту же повторяющуюся картину. И с каждым следующим воспоминанием ярость закипала, рвалась наружу в желании уничтожить любого, кто звался водяником... Всё, что запомнилось до последней "волны" ослепляющей злобы, так это выступившая на ладони кровь. Зубы стиснули и без того порезанную ножом кожу, достигнув костей...

Я уже знал, что делать дальше, выпуская своего "дракона"...

13

В руках только примотанный куском тряпицы нож. Это чтобы не выронить его в пылу боя. С него медленно капает густая кровь. От частой работы он стал тупиться.

В живых практически никого из водяников нет. Разбежались. Вон последний. Стоит напротив, смотрит на меня своими выпученными глазами. Я чувствую, что ему страшно.

В пламени горящих хижин, весь измазанный темной вонючей липкой кровью водяников, я был похож на какого-то астрального демона. Или на иных чудовищ, о которых рассказывают легенды.

Водяник это понимал, не решаясь наброситься со своим жалким гарпуном. Он смотрел на торчащую на шесте голову Слима, а рядом с ней голову орка (откуда он тут только появился?), и медленно пятился назад к реке.

Десятки трупов. В голове одна мысль: убить их всех. Маленьких, больших — всех без исключения. Убить, уничтожить, как болотных жаб... Чтобы даже памяти не осталось. Сжечь в огне, оставить только пепел.

Двое людей, стоявших прямо за мной, единственные, кто спаслись, смотрели на меня с не меньшим ужасом, чем этот водяник.

Ах, как жаль, что убить можно только один раз. Я бы Слима бы прикончил раз двадцать, да ещё бы и разными способами. Убил бы, он воскрес, я бы снова его убил, он снова воскрес...

Эх, нельзя! А то тот звук шлепка бьющегося о камни тельца ребёнка до сих пор звучит в ушах. Никак не выходит из головы.

Прыжок. Ещё один. И вот я стою прямо подле водяника.

-Назначаю тебя вождём! — проорал я, легко отбивая его выпад. — Как тебя сейчас прикончить? Дай подумать.

Снова отбил выпад и сделал шаг ближе. Водяник хотел отпрянуть, но споткнулся и упал на снег.

Я налёг сверху коленом на грудь и замахнулся.

-Стой! Стой! — закричал кто-то сзади. — Это уже зверство!

-Отойди отсюда, — прорычал я. — Лучше поищи лодки.

Я закончил с водяником через десять минут. Его части разложил в виде руны Арга и несколько минут любовался.

-Жаль, что никого не осталось, — проговорил я, всё ещё неудовлетворенный победой.

Хотелось большего.

Вдруг другая моя частичка строго замотала головой: ай-ай-ай, отпустил на волю своего бешеного зверя.

"И что?" — зло рявкнула первая.

"Ты его не можешь контролировать. Совершенно не можешь... И где гарантия, что в будущем этот зверь не пожрёт тебя самого? — вторая частичка печально глядела на меня. Я её прозвал "единорогом". — Ты изничтожил не только взрослых водяников, и не только их воинов..."

"Пусть знают! — рассвирепел "дракон". — Люди это им не домашний скот!"

"Месть порождает только месть".

Диалог с самим собой прервал второй пленник, подошедший ко мне.

-Тот нагрудник, — вдруг сказал он, — принадлежал Сотникову.

-Что? — не понял я, с трудом возвращаясь в этот мир.

-Говорю, что нагрудник вождя водяников не его, а Ермолая Сотникова.

Мы встретились взглядами. Кажется, этот человек не очень-то выглядел испуганным, как его товарищ.

-Как тебя зовут?

-Игнат.

Я огляделся, пытаясь определиться, где нахожусь и направился к хижине Слима. Её, кстати, поджечь не успел.

Заглянув внутрь, я быстро нашёл валяющийся у входа нагрудник и взял его в руки.

-Видишь вот это клеймо? — говорил мне Игнат. — Я точно знаю, что такой же был и у Сотникова.

-Мало ли чьи доспехи...

-Ну да! В Сиверии часто найдёшь такие вещи, да так, чтобы они ещё были и похожи один на другой! Я утверждаю, что эта вещь принадлежала Ермолаю.

Ещё раз оглядев нагрудник, я резко протянул его Игнату.

-Отправишься со своим товарищем в Молотовку к Стержневу и доложишь. Ясно?

-А ты?

Я огляделся и подошёл к небольшому ларцу у стены.

-Не всё ещё сделал, — отвечал Игнату. — Кое-кто остался.

-И кто?

-Колдуны на Старом Утёсе.

-Да ты что! Это же самоубийство!

-Ну и хрен с ним!

Я присел у ларца и попытался открыть замок. Не получилось.

-Что это? — спросил Игнат.

-Нихаз его знает. Ладно, давай уходить отсюда.

Я подхватил ларец, и мы вышли наружу. Навстречу бежал второй пленный.

-Есть лодки, — сообщил он, задыхаясь.

-Вот и отлично, — бросил я. — Надеюсь, дорогу найдёте.

Игнат несколько секунд стоял, собираясь что-то сказать, но не подобрав слов, ушёл к пристани.

Я поглядел им вслед, потом подобрал камень и с силой несколько раз ударил по замку. С четвёртого удара дужка оторвалась, и я смог его снять.

Внутри лежало нечто похожее на старую книгу. Чуть полистав этот фолиант, я вдруг вспомнил, как старейшины Гравстейна сетовали на пропавшую реликвию, которая, мол, утонула в Вертыше. Она это, или не она, мне было не ясно. Но я закинул её назад в ларец и пошёл к пристани за лодкой.

Огонь ещё долго освещал холодные воды Вертыша. Даже достигнув противоположного берега, я различал, некоторые предметы на берегу.

В душе было гадко. Не хотелось никого видеть. И потому я решил, что после окончания своей миссии на Старом утёсе, какое-то время побыть одному.

14

Утро встретило меня пронзительным ветром, сбивающим с ног. Я вытянул лодку на берег, прихватил гарпун и пошёл на утёс. Взбираться вверх по пологому склону, по которому пролегала тропа, было очень трудно.

Шёл я осторожно, поминутно поглядывая вверх, опасаясь быть застигнутым колдунами врасплох. Не хотелось бы, чтобы мои кишки висели на их ледяных сосульках.

Где-то на середине подъёма, я заметил на небольшой площадке одного водяника. Он внимательно глядел на реку. Подкрасться к нему не составило труда. Среагировал он только, когда моя нога оступилась, и вниз покатились камешки. Прыжок и нож легко вошёл в районе кадыка.

Водяник безвольно повис на руке.

-Тяжёлый, собака! — выругался я, пытаясь не свалиться на скользкой тропинке.

Уложить труп водяника было трудно. Он всё намеревался скатиться вниз.

Оглядевшись, я снова пошёл вверх. Надо довести дело до конца.

Уже у самой вершины ветер чуть попритих. Я обошёл поросший соснами южный склон и вышел к небольшой ложбинке. Солнце выглянуло из-за серых туч. Его ослепительные лучи, отражались от белоснежных сугробов, вызывая на глазах слёзы.

Отдышавшись, я стал осторожно пробираться вперёд, внимательно оглядываясь по сторонам. Уже преодолев лесистую ложбину до половины, я учуял слабый запах дыма. Он доносился с восточной стороны.

Крался долго-долго. Сердце отчаянно билось о грудную клетку, но мысли в голове были чёткими и слаженными.

Шаг. Прислушался. Ещё шаг.

Кажется, что-то похожее на разговор донеслось справа.

Чуть присел и ещё шаг. Ноги увязали в снегу по колено. Пар изо рта вырывался густыми клубами, тут же инеем оседая на бороде и усах.

Шаг. Раздвинул ветки... Глаза долго шарили по площадке.

Кажется, здесь никого. Стал обходить деревья слева, прислушиваясь и принюхиваясь к окружающей обстановке.

Где-то в небе закаркала ворона. Солнце снова скрылось за небольшой тучкой, и тут же подул холодный ветер. Его порыв поднял вверх снежную пыль, отчаянно лезшую в глаза.

Я вышел к следующему ряду сосен и снова выглянул из-за веток.

Наконец-то: недалеко от края у небольшого костерка стояли трое водяников. Двое из них смотрели в сторону Крутого Рога, а последний сидел на валуне и что-то мастерил.

До них было довольно далеко, да ещё глубокий снег мешал. Если я выскочу, то явно не добегу, повиснув на "пиках". А подкрасться ближе не выйдет.

Колдуны обернулись и подошли к костерку, что-то обсуждая на своём "рыбьем" языке.

Мне виделся один выход: ждать. Желательно, чтобы они разделились и тогда...

Словно читая мои мысли, двое водяников отправились вдоль края утёса. Я тут же стал красться со спины к третьему, стараясь потупить взор и не смотреть ему в спину.

Но это не помогло. Я видел, как водяник замер и повернул голову в ту сторону, где я сидел в засаде. Два его товарища уже скрылись за соснами, хотя их сгорбленные фигуры всё ещё периодически мелькали за стволами деревьев.

Нас разделяло около пяти шагов. Я чуть согнул ноги, готовясь к прыжку. Физиономия водяника мне сейчас напоминала морду любопытной курицы. Его, не моргающие лупатые три глаза, оглядывали заросли. Подспудно, я думаю, он понимал, что его подстерегает какая-то опасность, но он был всё ещё не в силах определить её источник.

Шаг. Снег тихо-тихо скрипнул. Я отчаянно глядел сквозь водяника, стараясь не сосредотачивать взгляд на чём-то конкретном. Ещё шаг. Ладонь вспотела, сжимая нож.

И тут водяник вдруг повернулся ко мне. Я даже среагировать не успел, и мы уставились друг на друга. Так прошло несколько секунд.

Я прыгнул вперёд, но водяник отпрянул, при этом пытаясь схватить своё кривой жезл. Хорошо, что не успел, и я сделал выпад, вгоняя нож в район сердца. Лезвие с лёгким шипением распороло кожу и скользнуло внутрь. Ударом кулака левой руки, я свалил водяника наземь и, присев на колени, живо перерезал горло, лишая возможности позвать на помощь, или произнести заклинание.

Тонкая плёнка век опустилась вниз, закрывая его глаза. Я подхватил тело подмышки и посадил назад на камень. Чтобы оно не упало, взял первую подвернувшуюся палку и постарался ей подпереть водяника.

Висевшие на жезле на тонких верёвочках отполированные до блеска черепа явно принадлежали людям. А их небольшой размер говорил о том, что это были дети.

Я тут же с отвращением отодвинулся от черепков и быстрым шагом направился к зарослям. Вторые два водяника уже шли назад. Между стволами деревьев мелькали их худые фигуры.

Нападать решил на последнего. Прыжок был несколько неудачен, и мы покатились вниз к обрыву. Благо ещё, что нож не выпал из рук.

Три чётких удара в район груди и на снег полилась густая, словно слизь, кровь.

Оставшемуся водянику не было видно, что произошло и это хоть как-то спасло меня от внезапного нападения со спины. Я, полусогнувшись, рванул вперёд, выскакивая перед водяником, словно из-под земли и тем самым ошарашивая его.

Он выставил вперёд свой посох и пробулькал какое-то заклинание. Голову стянул "обруч", и я резко свернул в сторону. Надо сказать, весьма вовремя. Из-под снега вырвались четыре кривых ледяных "когтя". Кажется, один из них успел оцарапать мою ногу.

Влево, тут же вправо, снова влево... Водяник растеряно водил жезлом, чуть отступая назад.

Прыжок вперёд и тут же влево. Знакомое уже чувство "обруча" на висках и "пики" выскочили вверх, едва-едва не задев меня.

Вперёд и вправо... Не стоять на месте! Двигаться.

Влево, влево... вправо и вперёд. До колдуна ещё шагов десять... Резко назад, и снова вовремя. "Когти" подняли в воздух снежную пыль, закрывая на какие-то секунды меня от водяника.

Я подскочил к нему, перехватил рукой жезл и нанёс резкий тычок в бок. Колдун отклонился назад и лезвие полоснуло ему по руке.

Посох он держал крепко, используя его, как преграду между собой и мной. Я решил резко разжать пальцы, выпуская палку, и сделал шаг вперёд, нанося укол в район сердца. Водяник пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, и тут же из-за этого пропустил удар. Для пущей верности, я крутанул рукоять ножа.

Водяник замер, чуть согнувшись. Резким движением выдернув нож, я примерился и уже не торопясь снова пустил его в ход. А потом ударом кулака свалил водяника на снег. Опустившись коленом ему на грудь, не давая пошевелиться, приготовился закончить дело.

Нож скользнул по дряблой коже и из трахеи послышался характерный свист, вырывающегося из лёгких воздуха.

Вот и всё. Кровь резкими толчками лилась на снег.

Надеюсь тут, на утёсе, больше нет водяников. Эта мысль чуть успокоила разум, хотя от напряжения руки всё ещё дрожали, словно листья на ветру.

Я поднялся и оглядел место схватки. Выглянувшее солнце, снова ослепительно резануло по глазам, вызывая слёзы.

Да, кажется от брошенного в воду камня, пошла слишком большая волна. Но всё к этому и шло. Если бы не я, то проблему решил бы кто-то иной. Может, и Молотов нанял бы каких-нибудь ребяток...

А, может, Бор, так того требовали боги? Наверное, эти водяники перешли все допустимые нормы морали, и Сарн... или Нихаз... а, может, и они оба решили таким образом, используя меня, погубить нерадивое племя дикарей.

Я вытер нож и вымыл руки снегом.

Мысль о том, что следовало бы где-то отсидеться, уже заменилась иной. Уж если началась такая "каша", то её следует доварить до конца. Иначе будет только хуже.

С этими мыслями я пошёл вниз к реке, к привязанной лодке.

15

Холодно... очень холодно. Ещё эта отупляющая усталость... голод...

Я плыл сквозь ветер, пургу, обходя на утлой лодочке льдины, гребя, что есть силы к Гравстейну.

Прощать... оставить, как есть... Ну, уж нет! Чего прятаться, разберёмся как мужчины.

Живот жалобно заурчал. Я зачерпнул рукой воды и сделал маленький глоточек. Голод это не заглушило, но хотя бы чуть обмануло чувства.

Раз. Два. Слева. Справа. Ещё один гребок... Раз. Два...

Спина от неудобной позы затекла. А мне ещё плыть и плыть.

Темнело быстро. Рисковать и плыть наобум я не хотел, потому стал искать место, чтобы причалить. Для лагеря выбрал западный берег: на нём случайных встреч с водяниками будет поменьше.

Тут сквозь деревья мелькнул силуэт чего-то похожего на избу. Я резко развернул лодку и направил её к обледенелому берегу. Осторожно причалив, осмотрелся по сторонам, и стал выбираться вон. Причём делать это пришлось, крайне осторожно, поскольку лодка так и норовила сбросить меня в воду.

Подтянув её как можно дальше, я выбрался на твёрдую землю и стал взбираться вверх по круче. Минут через десять вышел на узкое плато, где сквозь заросли какого-то кустарника, различил чёрные обугленные бревна избы.

Дом, судя по всему, горел давно. Большая часть стен уже начала покрываться характерным для этих мест зеленоватым лишайником. Дверей не было и я осторожно вошёл внутрь. В пустые окна пробивался вечерний свет. Через дыры в прохудившейся крыше изредка залетал снежок.

Я снова вышел наружу и обошёл избу. Брёвна лишь слегка обуглились, а в середине они всё ещё оставались более или менее нормальными. Я подковырнул их ножом и вернулся к двери.

Пожалуй, остановлюсь тут на ночь. Это всё лучше, чем сидеть у берега, замерзая от порывов ледяного ветра.

Вернувшись вниз к Вертышу, я спрятал лодку в зарослях и, забрав ларец, снова пошёл к дому.

Сон не шёл. Во всём виноват голод и холод. От этого в душе снова пробуждался постоянно недовольный "дракон".

Кое-как примостившись, я попытался заснуть. А в голову снова заползали мысли о моём прошлом.