Хроники Обетованного. Пути и маски

Вины, однако, в его тоне не наблюдалось. Альен с трудом подавил улыбку — хорошо, что сейчас темно.

— Скажи, что они не калеки, — попросил он, не к месту думая об обездвиженном, несправедливо оскорблённом Дарете. — Просто они... Другие. И я не поплыву без них.

"Без Бадвагура", — честно исправился он про себя. Сравнение Ривэна с карасём показалось ему удачным; он бы с радостью оставил мальчишку, как отдирают надоевший репей.

Но диадема Хелт тяжелила сумку, неволя совесть.

— Говорит, что согласна, — произнёс боуги после очередной порции шипения. Ногти русалки впивались всё глубже; Альен уже знал, что на руке останутся кровавые борозды. — Но и ты в обмен должен пообещать, что не тронешь никого из её сестёр своим Даром. Она чует в тебе силу, которая пугает её. Она хочет, чтобы ты убил эту силу, ибо она не доступна смертным.

— Я убью её, — сказал Альен, купаясь в неподвижной зелени глаз. — И не позволю освободиться тем, кто хочет завладеть ею.

Русалка склонила голову набок, повела рукой — и белые пальцы окрасились красным. Ривэн охнул; Бадвагур схватил Альена за плечо, оттягивая назад.

— Прекрати это, слышишь? Немедленно!

— Нельзя, — бросил Альен, мысленным усилием сталкивая его ладонь. — Так надо.

Кожа русалки впитывала его кровь, будто губка; вскоре от неё и следа не осталось, кроме нескольких капель, упавших в море. Их, впрочем, сразу жадно собрали другие русалки; они подоспели мгновенно, как голодные рыбы. Альену доводилось призывать вампиров во время экспериментов по чёрной магии, так что это не особенно удивляло его; а вот Ривэн, кажется, был близок к обмороку.

Юный дуралей. В жизни есть куда более жуткие вещи.

Сны или память, например. Голоса в голове. Любовь. Зеркала.

Альен поднялся, отряхивая руку, и затянул царапины магией. Опустил обратно рукав.

— Она сказала, что ты ей понравился... Ваш договор теперь скреплён кровью, волшебник, — объявил Зелёная Шляпа, провожая русалок задумчивым взглядом. Жёлтые глаза блестели от довольства вперемешку с печалью. — Отправляйся на запад и закончи эту войну. Если понадобится моя помощь, просто съешь кусочек вот этого, — он протянул Альену крошечный, меньше ладони, золотой горшочек. Альен с благодарностью раскрыл его, заглядывая внутрь.

— Что там, ядовитые грибы? — сурово поинтересовался Бадвагур.

— Масло, — сказал Альен, вновь смутно вспоминая легенды о боуги; там часто говорилось, что они обожают масло и что когда-то частенько крали его у людей. Он ещё раз посмотрел в раскосые янтарные глаза. — Я понял. Спасибо тебе, Зелёная Шляпа.

— Не благодарят за то, что не в нашей воле... — остроухий привстал на цыпочки, и Альен пожал влажную ладошку. А повернувшись к морю, увидел серебристый плот, который тянули к берегу три русалки.

Он сошёл с берега и ступил на него.

* * *

Море, как никогда изумительное с берега, на поверку оказалось куда непригляднее. Ривэн ненадолго забылся дремотой, но вскоре проснулся: его тошнило от качки. Как только они вышли из бухты Лезвия, волны точно взбесились, и теперь корабль со страшной силой (по меркам Ривэна) швыряло вверх-вниз. На самом деле, вероятно, всё было не так уж страшно, но в какой-то момент Ривэн понял, что у него нет ни гномьей выдержки, ни колдовства лорда Альена, чтобы ещё хоть минуту провести в отсеке для сна.

Он едва успел взбежать на палубу и перегнуться через борт. Из воды раздалось разъярённое шипение, замелькала серебристая чешуя: русалки, подталкивавшие корабль в нужном направлении, с брезгливыми гримасами расплывались кто куда. Ривэн смущённо дёрнул плечом, вытирая рот, и уже собрался ляпнуть что-нибудь вроде "Простите, леди!", когда заметил Альена.

Тот стоял, опираясь локтями о борт, ближе к корме, за надувшимся белым парусом. Ривэн мельком задался вопросом, что будет, если сменится ветер, но быстро забыл об этом: магия, будь она неладна... Магией, кажется, можно объяснить всё.

Ривэн хотел подойти, но почему-то не решился. Лорд Альен так и не расстался со своим плащом и почти сливался с окружающей чернотой, а его бледность в лунном свете казалась совсем мертвенной. Несколько русалок льнули к кораблю прямо под ним, он не отрывал от них взгляда, и чуть погодя ошалевшему Ривэну показалось, что они ведут беседу без слов. Зрелище было странное и завораживающее одновременно.

Вспомнив объяснения Зелёной Шляпы, Ривэн тихо вздохнул. В голове у него всё смешалось: Порядок и Хаос, разрыв в ткани мира, борьба каких-то там Цитаделей... Ривэн никогда не задумывался о том, существуют ли миры за пределами Обетованного. Одна мысль об этом казалась нелепостью: "пределы Обетованного" — бессмыслица, как "пределы бесконечности".

Но, оказывается, всё куда сложнее. Оказывается, исход целой войны может зависеть от единственного человека.

"Альсунг не разбить простой силой, — сказал остроухий уродец, вдруг возникший на месте хозяина гостиницы. — Дорелия может победить северную армию, может отбить Ти'арг или даже убить саму Хелт, но это не остановит хода вещей. Хаос будет просачиваться в наш мир, пока разрыв не закроется. Если Хелт не исполнит волю тауриллиан, они найдут другое орудие на вашем материке".

Королева Хелт — орудие?.. Ривэн вспомнил волчье чучело в её комнате и недоверчиво поёжился. Просто голова кругом.

Ещё он вспомнил, что Вилтор и лорд Дагал рассказывали о жалобах Линтьеля (сто лихорадок ему в печень) на магическое поле в последние месяцы, вспомнил загадочные смерти в столице, слухи о кровожадных тенях и призраках, и даже одноглазых чёрных недокрыс, появившихся в Энторе...

Энтор. Лорд Заэру, семья Мейго... И леди Синна. Он уплывает на другой край света, а они остаются здесь — может, накануне гибели...

Ну уж нет, твёрдо сказал себе Ривэн, глядя, как ветер треплет складки плаща лорда Альена и играет его тёмными волосами. "Я не бросил их. Я плыву туда, чтобы их спасти. Он спасёт всех".

От этой веры внутри становилось теплее — несмотря на холод и мрак.

— Не спится? — донёсся басок из-за спины — после деликатного покашливания. Ривэн чуть не подпрыгнул от неожиданности: обычно гном топал так, что не услышать его было трудно.

"Агх, — мысленно исправился Ривэн. — Запомни уже наконец".

— Да, немного, — кисло признал он, подумав, что зеленоватостью лица теперь наверняка превзошёл лорда Альена и даже русалок. — Вам... Тебе тоже?

Бадвагур кивнул и подтянул пояс: он остался в одной рубахе, но от холода, видимо, не страдал.

— Нам лучше спуститься, чтобы ему не мешать, — сказал он, указывая глазами на Альена. Ривэн закивал, изобразив понимание.

— Не мешать... общаться с полурыбинами?

— Просто не мешать, — улыбнувшись в бороду, гном мягко потянул его за собой. — Не порти ему настроение.

Ривэн хмыкнул и в ужасе спросил прежде, чем успел подумать:

— То есть его можно ещё сильнее испортить?

Бадвагур беззвучно засмеялся и с шутливой угрозой ткнул его кулаком в ногу — совсем не больно, слава богам. А потом поднял голову и посмотрел на Ривэна с внезапной серьёзностью.

— Это ведь он. Делай то, что он скажет. И береги его жизнь, — агх помолчал. — Он должен добраться живым. Умри за него, если потребуется. Сможешь?

Ривэн ощутил, как тугой узел сплетается в животе — не только из-за качки. Обернувшись, он ещё раз взглянул на неподвижную узкую спину, на видневшийся острый профиль... Альен казался странно беззащитным сейчас, но Ривэн вдруг понял, что он слышал каждое их слово.

— Смогу.

ГЛАВА VII

Альсунг (бывший Ти'арг), Академия

Оправившись и крякнув, Дорвиг распахнул высокие двери и без доклада прошёл в комнату, которую двура Хелт выбрала приёмной. Двери оказались такими лёгкими, что разлетелись от едва приметного толчка, и Дорвиг поморщился. Не умеют эти южане ничего сделать по-надёжному. Ещё и этот лак, и глупая багряная краска...

Не так уж и долго длился этот поход, а Дорвиг уже был по горло сыт Ти'аргом. Даже взятие Академии почему-то не доставило ему особой радости — хоть он и пировал в честь победы на её улицах вместе со своими людьми, как полагалось. Вином и смертью они чествовали богов. Всё-таки ни на что не похожее наслаждение было во мгновениях, когда на его глазах рушились эти гордые стены, и ворота городской цитадели разлетались от тарана, и огонь бушевал в норах пузатых книжников... Дорвиг лично выбрал себе рабыню помоложе — белокожую, черноволосую дочку одного из местных писцов (а развелось их тут не меньше, чем бродячих собак и студентов). Девчонка, правда, скоро ему наскучила: только таращилась в одну точку, дрожала да плакала, портя свою красоту. Хилая была, как и все южанки... А Дорвиг лишь в очередной раз понял, каким стал старым.

Но ребята Дорвига быстро выбили из южанок их спесь. Двура Хелт приказывала щадить знатных — и они добросовестно щадили тех леди, чьи мужья и отцы успели укрыться в своих замках и благоразумно сдаться.

С остальными же поступали так, как требовала справедливость.

Однако Академия Дорвигу не нравилась — несмотря на их триумф и на то, что после Хаэдрана Хелт назначила его ульдвуром, главнокомандующим. Конечно, не провонявшая рыбой помойка вроде Хаэдрана, но не намного лучше. Все эти широкие улицы, точно расчерченные по линейке, белые стены, уродливо высокие, до семи этажей, дома... Муравейник, да и только — и как южане живут в этих каменных грудах?.. А главное — книги и свитки. Всюду одни книги и свитки — от лавок и школ до храмов и пригородных усадеб. А особенно, конечно, в самой Академии... Дорвиг надеялся раздобыть там побольше золота, тканей для убранства или, на худой конец, жемчуга, как в Хаэдране, — но обнаружил только груды книг, измерительных приборов и прочего хлама. Ну и, разумеется, толпы перепуганных профессоров и студентов — таких мальчишек, что их и убивать было совестно.

Что-то, впрочем, и нравилось Дорвигу — например, хитроумная система водостоков и канализации. Он, конечно, не разобрался, как именно всё это работает, но кто-нибудь помозговитее, наверное, сможет взять это на вооружение в Альсунге. Дорвиг где-то слышал, что Академия по величине уступает лишь кезоррианской Вианте. Наверное, старый Хордаго сейчас ликует в чертогах богов, рядом с предками: им удалось, удалось взять этот распроклятый город...

— Рада нашей встрече, Дорвиг, — донеслось из-за тяжёлых шёлковых занавесок. — Проходи.

Он прошагал через маленький кабинет, неприязненно покосившись на письменный стол с пером и чернильницей. Со дня штурма миновала всего неделя — восьмидневье великого морского бога, — а он насмотрелся на эти чернильницы до боли в глазах... Дорвигу и от хаэдранских торговых контор с ратушей воротило душу, а здесь своё правление было в каждом районе города. Ти'аргцы изводят бумагу вместо того, чтобы жить.

Раздвинув шторы, Дорвиг шагнул на балкон — ещё одна особенность Академии, где эти самые балконы понатыканы даже в дома людей победнее. Двура Хелт смотрела на город, заснеженный и залитый рассветными лучами. Как всегда, куталась в свои меха, перекинула через плечо золотую косу. Совсем ведь девчонка, если разобраться... Девчонка, подобно всем бездетным женщинам. Как всегда, при встрече с ней Дорвиг чувствовал смесь отцовской нежности и недоверия.

Перед Двуром Двуров положено вставать на колени, но Дорвиг лишь поклонился, насколько позволяла ломота в спине. Перед ним всё-таки женщина — пусть и королева.

Хелт подняла на него глаза и ясно улыбнулась.

— Вот мы и встретились, Дорвиг.

— Да, моя госпожа.

— Я приехала этой ночью.

— Я знаю, — не спрашивая разрешения, Дорвиг встал с ней рядом — кряжистый дуб бок о бок с берёзкой... Не надо забывать, что у этой берёзки в ручках теперь полмира — и что она явно не собирается на этом останавливаться.

У берёзки-ведьмы... Дорвиг вздохнул. Вспоминая о проклятом порошке и той морской твари, он каждый раз ощущал позорную дурноту. Вот что Хордаго бы никогда не одобрил. Нечестная была битва, и нечестная это война. Вот она, Академия, лежит перед ним, сверкая белым и серым камнем да серебряными шпилями десятка библиотек — покорная, точно девушка после свадьбы, наполовину опустошённая... И сам он стоит на балконе во дворце короля Тоальва, а на сердце неспокойно. Что-то идёт не так, и не отмолить им у богов своих ошибок. Но останавливаться поздно.

— Отчего ты печален, мой верный Дорвиг? — певуче спросила Хелт. И положила узкую ладошку ему на прикрытое соболем плечо. — Говорят, ты дрался как вепрь. Я и не знаю, как благодарить тебя за твою отвагу.

Дорвиг хмыкнул в усы. Лесть давно не действовала на него — даже лесть правителя или красивой женщины.

— Не лучше и не хуже, чем всегда, двура. Не привык я драться верхом, но всё получилось, хвала богам.

И снова у Дорвига вырвался вздох: об одном из отрывков той битвы (славной битвы, надо признать) он почему-то не мог думать спокойно. Тот парень, рыцарь у второй стены — давно он не видел, чтобы кто-то так храбро дрался. Не хорошо или умело (этого как раз недоставало), а именно храбро — до молодецкого безрассудства, нисколько не боясь смерти. Жаль, что он ти'аргец: безымянный бог войны был бы доволен им.

Эйвир Тоури — кажется, так он назвался, тот мальчишка. Другого Тоури, такого же синеглазого и молодого, заколол один из десятников Дорвига в этом самом дворце. Мелдона, кажется — на него указали как на приближённого короля, а с ними разговоры были короткими. Этот трус захлёбывался слезами и умолял его пощадить... Уже после того, как старый калека Тоальв принял яд от придворного лекаря. Да, кажется, уже после. Вот ведь червяк — и не поверишь, что брат того Эйвира...

Ох уж эти южане. Даже умирать не умеют, как следует.

— Тогда разгони свою тоску и празднуй со всеми, — сказала Хелт. — Передышка будет недолгой.

— Это хорошо, двура, — отозвался Дорвиг. — Я не устаю от войны.

— Только от мира, я знаю, — Хелтингра опять улыбнулась. До чего же всё-таки холодные у неё глаза — будто две льдинки. Бедный двур Форгвин, светлая ему память: нелегко, должно быть, с такой женой... — Всё сделано согласно моим приказам?

"Моим приказам"... Ох, Хордаго — до чего, старина, тебя не хватает. Или хотя бы молодого Конгвара.

— Да, моя госпожа. Всё как в Хаэдране. Суды, лечебницы, торговля и так далее оставлены им, — (Дорвиг скривился: по его мнению, это было совсем не разумно), — а нам передано всё, что связано с землёй, войском и кораблями... И налоги, само собой. Но я в этом ничего не смыслю, двура. Говори со своими советниками.

— Конечно, — кивнула Хелт. — Я лишь хочу, чтобы город восстановили, как должно... Чтобы профессоров Академии оставили в неприкосновенности. И чтобы прекратились ненужные убийства, — голос её звучал теперь ровно, но скользил холодом, словно лезвие по коже. — Ты сможешь это устроить?

Дорвиг долго не отвечал. "Ненужные убийства" — хорошо говорить об этом бабе, которая не держала в руках меча. Она всерьёз надеется взять город без "ненужных убийств"? Да разве ребята простят ему, если он не позволит им поразвлечься?..