Он отдал распоряжение командирам других судов, в случае если какие-либо обстоятельства разлучат их, продолжать идти курсом на запад, однако, проплыв семьсот лиг, они должны ложиться в дрейф с полуночи до рассвета, так как на таком именно расстоянии он с уверенностью ожидал встретить землю. В то же время, допуская что земля не будет обнаружена и там, и предвидя, что возникшая у моряков глухая тревога будет усиливаться по мере удаления от родных краев, он пустился на некую хитрость и не отказывался от нее до конца путешествия. Он стал вести двойное счисление пути, причем лишь одно было правильным. В нем указывалась подлинная величина пройденного расстояния, и предназначалось оно для собственного его употребления. Во втором, общедоступном, он укорачивал покрытое за день расстояние на несколько лиг, так что команды оставались в неведенье относительно истинного пройденного пути.
Одиннадцатого сентября, находясь примерно в ста пятидесяти лигах к западу от Ферро, они нашли в море обломок мачты, судя по размерам, принадлежавшей кораблю около ста двадцати тонн водоизмещением и давно, очевидно, пребывавшей в воде. Матросы, болезненно чувствительные ко всему, вселявшему в них надежды или страхи, печально взирали на это зловещее свидетельство постигнувшей безвестного путешественника катастрофы, повстречавшееся им в преддверии неведомых морей.
Вечером 15 сентября, в двух сотнях лиг от острова Ферро, Колумб впервые обратил внимание на отклонение стрелки компаса, которого ранее никогда не наблюдалось. Уже в сумерках он приметил, что стрелка не указывает на Полярную звезду, а повернута к северо-западу на полчетверти румба, или на пять с лишним градусов, наутро же отклонение было еще больше. Пораженный этим обстоятельством, он в течение трех дней внимательно следил за компасом и обнаружил, что отклонение стрелки увеличивается по мере продвижения вперед. Сперва он умолчал об этом явлении, зная, как легко можно встревожить моряков, но вскоре оно было замечено кормчими и повергло их в ужас. Самые законы природы, казалось, были нарушены. Эти люди словно вступали в иной мир, подверженный неведомым влияниям. Компас терял свои таинственные свойства, а что станет с ними без него в бескрайнем, неизведанном океане? Колумб употребил все свои знания и изобретательность, изыскивая доводы, могущие рассеять их страхи. Он говорил, что стрелка компаса указывает не на Полярную звезду, а на неподвижную и невидимую точку. Следовательно, отклонение ее связано не с негодностью компаса, а с движением самой звезды, которая, подобно другим небесным телам, подвержена переменам и вращению и ежедневно описывает круг у полюса. Репутация высокоученого астронома в глазах кормчих придала весомость его объяснению, и их беспокойство улеглось. Солнечная система Коперника была еще неизвестна; поэтому объяснение, найденное Адмиралом, было изобретательно и говорит о живости его ума. Предположение это, первоначально призванное убедить других, впоследствии, по-видимому, стало убедительным и для самого Колумба. Новое тогда явление стало ныне привычным для нас, но мы по-прежнему остаемся в неведенье относительно его причин. Оно относится к числу тех загадок природы, которые, будучи в любой день доступны наблюдению и проверке, представляясь простыми в силу своей обыденности, напоминают взыскующему человеческому разуму о его ограниченности, оставаясь непроницаемыми для эмпириков и смиряя самомнение науки* (* Речь идет о магнитном склонении — отклонении магнитной стрелки от географического меридиана вследствие несовпадения магнитного и географического полюсов.).
Глава 3
Продолжение плавания. Тревога среди моряков
(1492)
Четырнадцатого сентября путешественники с радостью увидели, как они полагали, предвестников суши. Над кораблями парили цапля и тропическая птица, называемая трясогузкой, которые далеко в море не залетают. На следующий вечер моряков привело в трепет зрелище метеора, или, как записал Колумб в дневнике, пылающего пламени, которое словно бы падало с неба в море лигах в четырех или пяти от них. Эти метеоры, обычные в жарких странах, в особенности в тропиках, наблюдаются всегда в ясном небе этих широт и никогда — если небо в тучах. В прозрачном воздухе восхитительной ночи, когда каждая звезда сверкает ярчайшим светом, они иногда оставляют за собою светящийся след, который сохраняется двенадцать — пятнадцать секунд и вполне может напоминать пламя.
До тех пор дули попутные ветры, изредка приносившие облака и короткие ливни. Каждый день корабли проходили немалый путь, хотя Колумбу удавалось сокращать предназначенное для команды счисление на несколько лиг.
Они вошли теперь в полосу пассатных ветров, что постоянно дуют в направлении движения солнца — с востока на запад; эта полоса в несколько градусов шириною простирается между тропиками. Благоприятные ветры быстро, но спокойно влекли корабли по тихому морю, так что в течение многих дней моряки к парусам и не притрагивались. Колумб постоянно упоминает в своих записях о безмятежно мягкой погоде: в этой части океана воздух свеж, но не бывает холоден. С присущей ему безыскусственностью и выразительностью он сравнивает ясные, благоуханные ранние часы в море с апрельскими утрами в Андалузии и замечает, что для полноты сходства не хватает только пения соловья. "У него были причины для таких слоз, — пишет почтенный Лас Касас, — ибо на половине пути к этим Индиям мы ощущаем изумительную благость, и чем более корабли приближаются к земле, тем более заметны мягкость воздуха, чистота неба, и чувствуются приятность и ароматы, источаемые рощами и лесами на суше, — много сильнее, нежели в Андалузии в апреле".
Стали попадаться большие скопления травы и водорослей, которые плыли по поверхности воды, всегда с запада, и их становилось все больше. Среди водорослей были такие, какие растут на приморских скалах, и такие, какие водятся в реках; некоторые были желтые и увядшие, иные же — зеленые, явно совсем недавно унесенные морем. Раз среди водорослей нашли живого краба, и Колумб бережно сохранил его. Видели путешественники белую тропическую птицу, из тех, что в море не спят. Тунцы устраивали игры вокруг кораблей, и один был убит матросами "Ниньи". Колумбу пришли на память рассказы Аристотеля о кораблях из Кадиса* (* В древности Кадис назывался Гадесом (прим. авт.).), которые во время прибрежного плаванья за Гибралтарским проливом были унесены порывистым восточным ветром и оказались в таком месте океана, где вода была покрыта целыми полями водорослей, напоминавшими затопленные острова, и между ними было видно много тунцов. Он предполагал, что вошел в "травяное", по старинному выражению, море; древние моряки в страхе повернули оттуда обратно, но он с надеждою полагал его преддверием суши. Он не думал еще, впрочем, достигнуть вскорости предмета своих поисков, так как, по его расчетам, удалился от Канарских островов не более, чем на триста шестьдесят лиг, а материк Индии он помещал гораздо дальше.
На восемнадцатый день сентября стояла та же погода: устойчивый мягкий бриз с востока наполнял все паруса, а море, пользуясь выражением Колумба, было спокойно, точно Гвадалквивир у Севильи. Ему казалось, что морская вода становится все более пресной.
Моряки исполнились бодрости, каждое судно стремилось вырваться вперед, ибо все хотели первыми заметить землю. Алонсо Пинсон сообщил с "Пинты" Адмиралу, что судя но перелету большого количества птиц и по некоторым другим признакам, в северной стороне находится суша. Поскольку его судно было самым быстроходным, он поднял все паруса и устремился вперед.
На севере появились тучи, какие часто бывают над сушей, и в час заката они так сгустились и приняли такие очертания, что многим стало казаться, будто они видят острова. Поэтому все желали повернуть в ту сторону; Колумб, однако, был убежден, что они обманываются! Всякий, кому доводилось путешествовать морем, бывал, должно быть, введен в соблазн видом облаков над горизонтом, в особенности на восходе или закате солнца; человеческий глаз в союзе с воображением легко превращает их в желанную землю.
На следующий день моросил дождь и усилился ветер, что Колумб счел обнадеживающими признаками. К тому же на корабли присели два пеликана, а эти птицы как он замечал, редко залетают далее двадцати лиг от суши. Поэтому он спустил за борт лот длиною в двести морских саженей,** (** Морская сажень составляет 6 футов или 1.82 м (прим. перев.).) но дна не достал. Он мог предположить, что корабли проходят между островами, из которых один лежит к северу, а другой — к югу, но не хотел терять попутный ветер, пускаясь на их поиски. Кроме того, он ведь всегда утверждал, что земля будет обнаружена при плавании строго на запад, вся его экспедиция основывалась на этом предположении, и он рисковал бы доверием и авторитетом в глазах своих людей, прояви он сомнения и колебания и начни рыскать слепо и наугад из стороны в сторону. И Колумб решил держаться раз избранного курса на запад, пока не достигнет берега Индии, а уж потом, на пути обратно, если то будет целесообразно, заняться поисками этих островов.
Несмотря на предосторожности, принятые Колумбом для сокрытия истинной величины пройденного расстояния, его спутники были уже крайне встревожены продолжительностью плаванья. Ни один мореход прежде не заходил так далеко на запад, и хотя никто не мог подать им здесь руку помощи, они день за днем оставляли за кормой все новые морские пространства, упорно углубляясь в эту явно беспредельную бездну вод. Правда, то тут, то там они встречали разные признаки земли, но те лишь дразнили их напрасными надеждами; подарив их мимолетной отрадой, все они, один за другим, исчезали, и перед путешественниками по-прежнему простиралось все то же нескончаемое море и небо. Даже и попутный ветер, словно бы Провидением посланный, чтобы привести их своим бережным дуновением в Новый Свет, превратился в источник тревоги: им представлялось теперь, что ветры в этих морях всегда дуют с востока, и уже потому им никогда не вернуться в Испанию.
Колумб старался всеми средствами рассеивать возрастающие страхи — то рассуждением и увещанием, то возбуждая новые надежды и указывая на новые признаки земли. Двадцатого сентября ветер сменился: потянули легкие бризы с юго-запада. Хотя они дули в лоб, но моряки приободрились — стало ясно, что здесь бывают не только восточные ветры. Прилетело несколько птиц, совсем маленьких, какие живут в рощицах и садах; они со щебетанием появились поутру, а вечером их не стало. Их пение оживило угрюмых моряков, ибо для них это был милый голос земли. Большие птицы, попадавшиеся им на глаза, могли залететь в море на большое расстояние, но малым пташкам это было не под силу, и песенки их показывали, что перелет не утомил их.
На следующий день стояло полное затишье, перемежавшееся легким юго-западным ветром; море, сколько хватал глаз, покрывали водоросли, что нередко бывает в этой части океана, который при этом приобретает вид бескрайнего затопленного водой луга. Как полагают теперь, дело в том, что подводные растения, в огромных количествах растущие на дне, созрев, отделяются под напором течений и волн и всплывают к поверхности. Эти поля водорослей сперва доставляли морякам отраду, но позднее они местами оказывались столь плотны и тесно переплетены, что положительно препятствовали движению судов. Моряки, всегда склонные к самым нелепым тревогам, припомнили тут какие-то россказни о заросшем океане, в котором без движения замирали корабли. И они пытались, насколько возможно, избегать этих плавучих скоплений, боясь, что и с ними может случиться такое же бедствие. Иные же считали водоросли признаком мелкой воды и толковали о подводных камнях и гибельных плывунах, об опасности посадки на мель, да притом в самой середине океана, где корабль сгниет и распадется на части, не дождавшись помощи вдали от берега, где можно было бы найти спасение. Они, должно быть, слышали отголоски рассказов об Атлантиде и боялись, что вступают в ту часть океана, где плаванье затрудняется остатками затонувшей земли.
Еще, три дня продолжали дуть легкие летние ветры с юга и запада, и море было гладким, словно зеркало. В отдалении был замечен большой кит, и Колумб сразу же отметил этот благоприятный знак, утверждая, что эти животные обыкновенно держатся вблизи суши. Моряков, однако, беспокоило и самое спокойствие моря. Они толковали о том, что противный ветер здесь непостоянен и так слаб, что не волнует водной глади, недвижной, словно в стоячем пруду. Все в этих чудных местах не так, твердили они, как в привычном им мире. Устойчивы и сильны здесь лишь восточные ветры, да и они не могут поколебать оцепенелые воды океана; потому не миновать опасности погибнуть среди моря без течений и берегов, либо же оказаться в невозможности вернуться в родные края из-за противодействия ветров.
Колумб продолжал с достойным восхищения терпением бороться доводами разума с этими нелепыми страхами. Он снова и снова повторял, что спокойствие вод несомненно говорит о близости суши в том направлении, откуда дуют ветры, которые не успевают на малом пространстве поднять большую волну. Ничто, однако, не делает людей столь глухими к увещаниям, как голос страха, он тысячекратно усиливает и умножает воображаемую опасность. Чем более старался Колумб вразумить команду, тем более нарастал ее ропот, как вдруг 25 сентября, в воскресенье, без ветра поднялась большая волна. Явление это часто возникает в открытом океане, и оно представляет собою либо утихающее волнение после шторма, либо же колебания, сообщаемые морю каким-нибудь ветром в отдалении; однако оно привело моряков в изумление и рассеяло надуманные страхи, возбужденные спокойствием моря.
Колумб, убежденный, что находится под надзором неусыпного ока Господнего и руководим им в своем величавом свершении, замечает в дневнике, что волнение моря было ниспослано Провидением для умиротворения моряков, и сравнивает его с чудом, которое спасло Моисея, когда он выводил сынов Израиля из плена египетского.
Глава 4
Продолжение плавания. Обнаружение суши
(1492)
Положение Колумба день ото дня становилось все более угрожающим. По мере приближения к тем местам, где он ожидал найти сушу, нетерпение команды росло все быстрее. Те отрадные приметы, которые поднимали доверие к нему, теперь осмеивались как обманчивые, и возрастала опасность, что матросы взбунтуются и принудят его повернуть обратно перед самым достижением цели всех его трудов. Моряки видели, что все дальше уходят по беспредельной водной пустыне, окружающей обитаемые земли. Что станется с ними, если закончатся припасы? Их суденышки малы и слабосильны даже для того долгого перехода, который они уже сделали. Но если они будут продолжать продвижение, с каждым часом увеличивая огромное пространство, отделяющее их от земли, то как они смогут возвратиться, да тем более без порта, где можно пополнить припасы и починить суда?
