И опять Пожарский 3

— Про Фердинанда фон Рихтгаузена я слышал, но приедет ли он сюда, на край света. Когда Якоб предложил мне ехать с ним, я и не представлял, что путешествие займёт четыре месяца, — какой-то неулыбчивый попался товарищ.

— Ладно, Иоганн, сейчас тебя будут устраивать на постоянное место жительство. Твоё путешествие закончилось и начинается новая счастливая жизнь. Только бани не пугайся, она сделана, чтобы получать удовольствия, — Пётр кивнул трущемуся рядом Коровину.

— Теперь с тобой Якоб, понимаю, что устал с дороги. Вечером помоешься, отдохнёшь и приходи ко мне, а сейчас просто скажи, что на этих возах, больно много их? — Дорога была и вправду просто заставлена телегами. Хорошо, что успели до снега.

— Здесь почти две тонны платины и много какао, всё какое нашёл в Испании и Португалии, я сделал заказы на какао бобы множеству людей в этих странах и надеюсь, что теперь поставки пойдут регулярно. Тоже самое и с платиной. Только боюсь, что такое пристальное внимание к этим товарам поднимет на них цены, — Якоб развёл руками.

— Ладно, вечером переговорим, есть у меня пара задумок, как сбить цену, расскажу.

Осталось только с рейтарами определиться, но рядом уже крутился прознавший откуда-то о возможном пополнении Виктор Шварцкопф. Молодец немец, нужно как-то поощрить его.

Событие тридцать четвёртое

Антуан ван дер Бодль стал дедушкой. У его старшего сына Иоахима и его жены, дочери пастора Виктора ван Бизе, Шарлоты Марии родился сын, которого назвали в честь князя Пожарского Питер. Маленький Питер родился не дома, как тысячи и миллионы детей до него, а в родильном доме. Эту больницу для новорождённых и их матерей придумал и построил за прошлую зиму и весну князь Пожарский. Здание было, как и школа, сделано из толстенных брёвен и обложено снаружи кирпичом. На четыре палаты полагалась одна печка голландка, причём в той палате, где была топка, никто не лежал, там был запас дров и несколько кресел, чтобы могли присесть и отдохнуть доктора или "медсёстры", так теперь называли женщин, которые ухаживали за роженицами и новорождёнными. "Главврачом" этой больницы и был Иоахим ван дер Бодль. Вторым доктором был Генрих Тамм. Кроме них было две повивальные бабки, привезённые Онисимом Петровичем Зотовым из его частых поездок по Нижегородской губернии. Медсёстрами здесь работали крестьянские девушки, которые решили стать лекарками. Лечебные же отвары и настои продолжали делать травницы, что привёз в Вершилово тогда ещё княжич Пожарский. У них теперь имелось с десяток учениц, и одна всегда дежурила в родильном доме. Всех девушек учил ежедневно всему, что знал сам Антуан ван дер Бодль. Второй сын доктора Томас, которому на днях исполнилось восемнадцать лет, тоже практиковался в родильном доме. Дать ему в Московии университетского образования, конечно не получится. Но теперь уже ван Бодль сомневался, а тому ли учат в тех университетах, например в Падуе он узнал гораздо меньше, чем в Вершилово. Причём многое из того, чему его учили, не просто не могло помочь больным, но и наоборот вредило им. Пусть сыновья не смогут похвастать дипломом Падуи, зато они смогут сказать, что проходили практику в Вершилово, а это в сотню раз лучше, чем любой университет во вшивой Европе. Антуан теперь иначе как "вшивой" Европу и не называл. Всё с лёгкой руки князя Пожарского. Очень меткое выражение. Ведь педикулёз — это не только болезнь. Это образ мыслей. Грязь, невежество и самое главное, нежелание учиться на своих ошибках.

На днях князь Пожарский привёз из очередной поездки на Урал целую группу новых лекарей. Они ещё очень плохо говорили по-русски и не знали ни одного европейского языка. Но их главный — ходжи Али ибн Заир Мезуани арабский врач, был выше всяких похвал. Он знал многое из того, что поведал Антуану Пётр Дмитриевич и чего не знал ни один врач в Европе. Сейчас Али со своей дочерью Гулистон и двумя учениками тоже работают в родильном доме. Они все вчетвером как проклятые изучают русский. Ещё бы, столько знаний нет ни на одном другом языке в мире. Половину понятий просто нельзя произнести на другом языке, хоть на той же латыни, им нет аналогов в этом древнем языке. Латынь — это вчерашний день. Любой доктор должен знать русский. И Антуан подозревал, что так же думают и астрономы, и химики, и другие учёные, живущие в Вершилово.

Антуан заметил на днях, что очень охотно помогает осваивать Гулистон язык его сын Томас. Ну, что ж, девушка очень красива и ровесница Томаса, если у них что получится, будет не плохо. А вера? Ван Бодль, прожив два года в Вершилово, понял, что все разделения веры на протестантов, католиков, православных нужны только иерархам церкви, чтобы "стричь деньги" (выражение князя) с доверчивых людей. Если бы богу больше нравилось то или иное течение в христианстве, он бы давно дал о том знать и сделал веру единой, значит, ему нужно просто чтобы люди верили и жили по заповедям. Чего не скажешь о большинстве жителей вшивой Европы.

Сам Антуан сейчас писал две книги. Вернее, одну перерабатывал. Свою первую книгу по траволечению он сейчас дополнял и исправлял. Более продолжительное общение с травницами и частые беседы с Пожарским во время "северного похода", когда доктор продолжал по крупицам вытягивать из князя знания по медицине, привели к тому, что книгу пришлось серьёзно дополнять и исправлять. Вторая книга была голландско — русским словарём. Ну, над этой ещё работать и работать.

Идея построить родильный дом была настолько радикальна, что первых пациенток приходилось туда буквально загонять. Как это рожать не дома? Но теперь все понимали, что так лучше, дети практически перестали умирать, а смертность среди рожениц вообще близка к нулю. В почти восьмитысячном Вершилове рожали примерно две женщины в день, Женщин с новорождёнными держали в палатах примерно неделю, и только удостоверившись, что с матерью и младенцем всё в порядке отпускали домой.

Примерно за месяц до родов женщина должна была прийти на приём к доктору на осмотр и получить от травниц сбор из нескольких трав, который весь этот месяц нужно было заваривать и пить. И это было правильно, но во вшивой Европе до этого естественно не додумались. Какие всё-таки правильные книги легендарных атлантов прочитал князь Пожарский в детстве. И как хорошо, что русский язык и язык атлантов очень похожи. Очень жаль, что эти книги сгорели, сейчас и Антуан смог бы их прочитать, русский он уже знает вполне достаточно.

Слух о чудесном родильном доме пополз по округе и недавно князь Пронин, воевода Нижнего Новгорода привёз рожать в него свою жену. Ну, после него и остальные дворяне потянутся, а там и купцы. Так скоро рядом второй корпус строить надо будет.

Событие тридцать пятое

На своих ошибках учатся, а на чужих богатеют. Пётр решил воплотить этот постулат в реальные доходы. Оба его инженера получили задание сделать рулетку. Это для человека двадцать первого века ничего необычного, в семнадцатом сложнее. Пока ещё не существует подшипника качения. Подшипники нужны ещё в тысячах вещей, но пусть господа иностранные специалисты для начала сделают рулетку. Пётр, как мог, рассказал им об её устройстве. Главное, чтобы барабан крутился равномерно и не заклинивал. В помощь Симон Стивен и Вильгельм Шиккард получили токаря, резчика по дереву и литейщика с кузнецом. Пожарский нарисовал подшипник с шариками и роликами, пусть пробуют сделать оба. Конечно, промышленность ещё не способна делать те подшипники, что помнил Афанасий Иванович, но кто-то их когда-то придумал, и это было явно до создания станков с ЧПУ. Из всей машиностроительной промышленности в Вершилово сейчас имелось четыре станка. Был первый созданный Симоном Стивеном токарный станок на литой станине, был обычный наждачный станок, химики долго бились, пока камень сделали, чтобы он и точил и не разваливался сразу. Третий станок был фрезерный, тоже пока больше проблем создавал, чем пользы, ведь надо фрезы ещё научиться делать. Четвёртый был тоже токарный, но должен был выпускать болты и гайки. Пётр нарисовал инженерам лерку и метчик, пусть пытаются создать. Пока получалось не очень. Резьба была рваная, и инструмент быстро садился или ломался. Пётр даже подумывал бросить всё до появления у него приличного металлурга, но Симон Стивен отговорил его.

— Когда мы с Вильгельмом пытаемся воплотить в металл ваши великие идеи, то приобретаем кучу бесценного опыта, — сказал тогда немец.

Ну и ладно, пусть бьются. Пётр помнил, что в сталь для твёрдости добавляют хром, но где его взять. Стоп, ведь ещё подойдёт и платина. Пожарский выделил десяток килограмм металлургам, пусть попробуют добавлять в сталь разное количество. Если бы они знали, сколько их опыты стоят. Конечно сейчас платина не дороже золота, как в будущем, но она обошлась Петру в треть стоимости серебра, то есть на опыты парни получили больше ста полновесных рублей. Это сто коров купить можно.

После инженеров Пётр пошёл, пообщался с художниками. Во время плавания по Белой Пожарский вспомнил торгутов. Монгольские лучники больше не появлялись, но Пётр думал не о них, а просто о лучниках. И вот какими-то непонятыми тропами его мозги переключились на воспоминания об эльфах. Его внучка в той жизни прямо была фанатка этих мифических существ, и вся её комната была завешана напечатанными на принтере рисунками эльфиек. Вот всю дорогу от Михайловска до Вершилово князь Пожарский и пытался нарисовать этих воительниц. Рисовал он, конечно, как курица лапой, но оружие и украшения, а также нанесённую на тела боевую раскраску он попытался изобразить.

Вот сейчас Пётр и показал свои наброски художникам.

— Я не знаю, слышали ли вы легенды об эльфах. Скорее всего — это сказки. И чёрт с ними. Представьте себе гибких, стройных девушек с луками. Их тела разукрашены вот такими рисунками. Из одежды у них только стальные нагрудники скрывающие часть груди и железные же плавки, я вот тут нарисовал. Эти предметы одежды должны быть со всякими узорами и украшены драгоценными камнями. Луки должны быть не просто палками, а тоже все изукрашены. Мечи должны быть со всякими вычурными гардами и тоже украшены самоцветами. Теперь о лице. Уши должны быть острые и длинные, глаза если они зелёные, то с зеленоватым белком, если синие, то с голубым белком. Волосы должны обязательно развиваться, и могут быть любого цвета, хоть голубые, хоть зелёные, хоть красные. И попробуйте рисовать их так, как будто волосинки гораздо толще даже чем в гриве у коня. Каждый волосок виден отдельно. У них должны быть тонкие, чуть вытянутые лица и они не должны быть добрыми. Это злые воительницы. Понятно ли я объяснил? — Пётр осмотрел всех тридцать собравшихся художников.

Те молчали, переваривали услышанное и пытались такую девушку представить. Пётр решил их добить.

— Сюжеты не важны, это может быть размытый пейзаж с лесом или скалы. Можно попробовать на горизонте нарисовать волшебный город с высокими остроконечными башнями. Можно просто голубой или зелёный фон. Не обязательно помещать лучницу в центр композиции. Попробуйте сместить её максимально от центра и нарисовать так, что она целится в вас. Стрелы тоже могут быть не простые. Пусть наконечники светятся магическим светом. Одним словом, отпустите фантазию. Мы выпустим большие вазы с раскрашенные золотом ручками, вот на них и надо будет рисовать эльфиек. Думаю, за каждой такой вазой выстроится очередь из королей.

Слушать обсуждение его бредовых идей Пожарский не стал. На днях вернётся тесть от царя, и нужно будет выступать на войну. Столько всего нужно подготовить. На северном походе логистику немного обкатали, но тогда было всего двести пятьдесят воинов и сотня саней сопровождения. Сейчас же войска набирается почти пятьсот человек, а это значит, что обоз будет уже из двухсот саней. Врут, наверное, о стотысячных армиях монголов и турок, как кормить такую прорву народа и самое главное лошадей. Если с пятьюстами такие проблемы, то войско в десять тысяч человек займёт дорогу от Казани до Смоленска.

Если по учебникам истории Наполеон вторгся в Россию с армией в триста тысяч человек, то когда он входил в Москву, конец его армии ещё в Париже в колыбели лежал. Это несколько лет непрерывного потока из войск и обоза. Точно "всё врут календари". По приблизительным подсчётам, только обоз для такой армии вытянется на тысячу километров, если сани или телеги будут ехать одна за другой даже без просвета. Или в эти триста тысяч человек как раз и входит двести тысяч человек обоза.

Но Наполеон ещё не родился, а вот свои пятьсот человек нужно к походу готовить.

Событие тридцать шестое

Михаил Фёдорович ходил по грановитой палате из угла в угол и всё не мог успокоиться. Дикие вещи он сейчас услышал от боярина Долгорукова. Правда ли это, возможно ли такое? Князь ушёл собираться в обратную дорогу, а Государь приказал дьяку Борисову найти и привести к нему князя Разгильдеева, а сам вот бегал из одного угла в другой. Если задумка Петруши удастся, то Русь не только все земли вернёт, что по договору 1618 года отошли ляхам, но ещё и часть исконно русских земель, что сейчас Украиною зовётся, назад у проклятых католиков заберёт. Но сможет ли юноша шестнадцати лет, имея всего не полных пять сотен, подобное совершить. Конечно, гарнизоны во взятых городах и крепостях будут оставаться не из этих пяти сотен, грамотку всем воеводам без исключения слушать указания князей Долгорукого и Пожарского меньшого они сейчас с Владимиром Тимофеевичем собственноручно написали. Даже смешно, сидит Государь и пишет сам приказ воеводам. А только, как всегда прав Петруша. Если об этом плане кто узнает, то сорвётся всё. Михаил даже Долгорукому побожился, что ни батюшке, ни матушке ничего не скажет. Единственную коррективу в план Петра Пожарского они всё же внесли. Сейчас царь ждал князя Разгильдеева, чтобы отправить его в Севск на новую границу с ляхами. Пусть положение дел разведает до прихода в этот городок отряда Пожарского и Долгорукова.

— Великий Государь, тут французы до тебя просятся, — прервал ход царских мыслей дьяк Фёдор.

— Скажи послам, что Дума боярская ещё не решила их вопрос, — махнул на дьяка рукой Михаил и по его лицу понял, что не получится так.

— Прости надёжа Государь, но это не послы, те вчерась приходили и я им это же и сказал. Это учёные из Франции по приглашению князя Пожарского.

— Вот как! Петруша последних в Европе выгребает, уже немецкие земли все очистил от умных людей и теперь за Францию взялся, ну что ж, зови, только что с толмачом?

— Я уже парнишку кликнул из приюта сиротского, говорят, он зело в языках продвинулся, — Фёдор запустил в палату рынд и белобрысого веснушчатого мальчонку лет десяти.

— Как звать тебя, толмач? — улыбнулся бухнувшему на колени мальчику Михаил.

— Иннокентием, прозываюсь, Великий Государь, — пискнул парнишка.

— Разумеешь ли язык франков? — Михаил продолжал улыбаться. Вот и ещё одна затея Петра Дмитриевича плоды принесла, подрастают в приютах толмачи, а не на улице тати.

— Немного разумею, — мальчишка опустил голову, но царь успел заметить в глазах радость, видно остальные языки не так хорошо знал юный толмач.