В самой долине схватка у машин превратилась в настоящую бойню, когда Вьетминь методично убивал всех раненых французов, лежавших на земле вокруг конвоя. К счастью, вмешательство французских ВВС примерно в 12.00 по тыловому району противника, особенно по полковому КП коммунистов и тыловым артиллерийским позициям возле старого китайского форта на высоте 222, несколько ослабило давление на сам конвой.

Бастиани стало ясно, что проблема для тыловой части конвоя заключается не только в том, чтобы вновь открыть дорогу, но и зачистить окружающие холмы от смертоносной артиллерии и минометов противника, прежде чем будет предпринята разумная попытка возобновить отход. Примечательно, что связь между батальонами на дороге не была нарушена и Бастиани смог поддерживать связь не только с де Кергарава, но и с командирами пехоты, чьи подразделения сражались за свою жизнь посреди ловушки вокруг яростно пылавших машин. К 15.00 план боя был разработан; в то время как оставшаяся часть алжирского стрелкового батальона будет прикрывать сам конвой, индокитайский маршевый батальон будет атаковать и займет орудийные позиции противника вдоль восточного фланга дороги, в то же время полторы роты Иностранного легиона, попавшие в ловушку, атакуют три позиции противника на высотах в направлении старого китайского форта. Одновременно пехота де Кергарава будет контратаковать в направлении конвоя, в то время как третья рота индокитайского маршевого батальона будет атаковать непосредственно на юг вдоль дороги, зачищая ее от всех препятствий, пока не восстановит связь с мобильной группой ?4 де Кергарава.

Почти чудесным усилием дисциплины и воли, командиры рот индокитайского маршевого батальона и Иностранного легиона вывели свои подразделения из рукопашного боя вокруг машин для контратаки холмов. Около 15.30 под прикрывающим огнем танковых орудий и крупнокалиберных пулеметов французские пехотинцы — менее 500 человек — начали пробиваться к холмам. Как только французские намерения стали ясны, вьеты, в свою очередь, отозвали свою пехоту с дороги, чтобы получить свободные зоны обстрела для своих тяжелых пулеметов и минометов с их хорошо замаскированных позиций на холмах. (Как показал последовавшая зачистка французской пехоты, почти ни одно из орудий противника не было уничтожено французской авиацией или контрбатарейным огнем, а замолчало только тогда, когда было захвачено самой пехотой).

Убийственный удар снова обрушился на волны наступающей французской пехоты. В то время как иностранные легионеры, которым предстояло преодолеть меньшее расстояние между дном долины и высотой, вскоре быстро продвинулись по своей стороне долины и в течении часа заняли господствующие позиции на холме, бойцы индокитайского маршевого батальона были трижды прижаты заградительным огнем противника. Затем, в 16.30, долина внезапно огласилась резкими звуками французского горна, призывающего к чему-то, что почти исчезло из западного военного лексикона — к штыковой атаке.

Собрав последние силы, оставшиеся в живых бойцы маршевого батальона поднялись из кустов и бросились вперед. На этот раз Вьетминь был сыт по горло; внезапно огонь противника прекратился, как отрезанный завесой и 36-й полк опять растворился в джунглях. Долина Чан-Мыонг вернулась к своей обычной тишине. Если не считать тлеющих останков французских машин и жутких куч убитых и раненых вокруг них, едва ли можно было найти какие-либо свидетельства того, что здесь произошло нападение противника. Медленно, с орудиями развернутыми в тыл, два танка столкнули тушу своего уничтоженного собрата в канаву. Кто не был ранен, также помогли расчистить дорогу от других поврежденных машин и к 17.15 оставшаяся часть конвоя, на этот раз с бронетанковой подгруппой ?1 в арьергарде, просочилась через каньон в сторону Тайбиня. Измученная пехота — она непрерывно воевала в течении десяти часов с 07.00 — отступила на дорогу и вышла под прикрытием танков арьергарда.

Но это была не последняя вражеская атака на день. В 18.30 36-й полк снова ударил по танкам арьергарда 'коктейлями Молотова' и базуками, повредив несколько машин, но был отбит сосредоточенным огнем французской артиллерии конвоя, которая теперь находилась на оборонительном периметре Тайбиня. Но сам Тайбинь был явно нездоровым местом для бивака и де Кергарава решил идти вперед, несмотря на темноту, чувствуя, что лучше рискнуть в ночном переходе, чем попасть в еще одну ловушку, которую измученная пехота наверняка не сможет преодолеть. Конвой, наконец, разбил лагерь в Нгоктап в 22.30, непрерывно проведя на марше и в бою около восемнадцати часов. Засада в Чан-мыонге стоила французам десятка машин, включая один танк и шесть полугусеничных машин, а также 56 убитых, 125 раненых и 133 пропавших без вести. Многие из них были убиты Вьетминем на месте.

Французы продолжали устало пробиваться вдоль шоссе ?2 к плацдарму Вьетчи. Выступ на правом берегу Красной реки был эвакуирован 17 и 18 ноября и к 23 ноября 'Операция Лотарингия' сократилась до размеров узкого плацдарма около пяти миль в глубину вокруг Вьетчи, укрепленного двумя постами в Фудук и Котич. Здесь противник снова успел догнать отступающих французов и 24 ноября в 22.00 один батальон 36-го полка, вероятно усиленный подразделениями 176-го полка, начал обычную для Вьетминя двухсоставную атаку. В то время как минометы коммунистов нанесли сильный удар по Котич, основная масса пехоты противника атаковала КП 1-го батальона мыонгов вблизи Фудук.

Обладая сверхъестественным тактическим чутьем, вьетконговцы вскоре определили один ротный опорный пункт, который, будучи плохо прикрыт перекрестным артиллерийским огнем, мог стать легкой добычей. Не ослабляя минометного огня по Котич, и давления пехоты на Фудук, вьеты разгромили французский опорный пункт, прикрывавший шоссе ?2 в ожесточенном двухчасовом рукопашном бою. Французская танковая контратака в 05.00 прибыла как раз вовремя, чтобы спасти раненых от смерти среди горящих боеприпасов разрушенного поста. Атака стоила французам 12 убитых (включая одного офицера), 40 раненых (включая двух офицеров) и 41 пропавшего без вести (включая двух офицеров).

К 1 декабря 1952 года французы взорвали все постоянные сооружения к северу от плацдарма Вьетчи, сняли все понтонные мосты и тяжелое вооружение, все еще остававшееся к северу от Красной реки и вернулись в относительную безопасность линии де Латтр. Операция 'Лотарингия' стоила потери почти целого батальона; она сковала значительную часть подвижных сил, имевшихся на северном театре военных действий, и создала значительную нагрузку на воздушный транспорт французов в тот момент, когда он был решающим фактором в обороне северо-западного горного района.

Без сомнения, склады противника, попавшие в руки французов в Фудоан, были важны, но если операция должна была иметь длительный тактический эффект, следовало включить в нее расширения рейда в направлении жизненно важных складов близлежащего Йенбей.

Но это, конечно, критика задним числом. Как бы то ни было — и последующая смертельная засада отступающих французов у Чан-мыонга доказала это — французы уже сильно перенапряглись, пытаясь вообще провести операцию 'Лотарингия'. Следует также помнить, что склады, хотя и были важной целью французского наступления, тем не менее были второстепенными по сравнению с основной целью, которую французы преследовали в течении почти двух лет: привести основные ударные регулярные дивизии противника к ситуации, когда они могли быть уничтожены в одном большом сражении, подобии Сталинграда, где французская огневая мощь, мобильность и авиация могли использоваться в полную силу.

Этот отчаянный поиск решающего сражения стал навязчивой идеей сменяющих друг друга французских главнокомандующих в Индокитае вплоть до конца войны. Но Зиап, командующий коммунистов, совершил однажды ошибку против де Латтра и не собирался ее повторять. В десятках различных сражений, в которых участвовали подразделения от одного полка до более чем двух дивизий, Зиап предпочитал жертвовать теми подразделениями, которые уже были безнадежно попавшими в ловушку, а не позволять 'затягивать' себя в мясорубку, которую американцы могли так эффективно устраивать атакам 'человеческими волнами' северокорейских и китайских коммунистов в Корее.

На самом деле эта битва стала кредо не только французов, сражавшихся в войне в Индокитае, но и Соединенных Штатов, которые после 1952 года все больше и больше принимали непосредственное участие в ее финансовых, а зачастую и стратегических аспектах. Ныне известный 'План Наварра', названный в честь неудачливого французского главнокомандующего в Индокитае в 1953-54 годах, предусматривал, согласно такому авторитетному источнику, как покойный госсекретарь Джон Фостер Даллес, что французские войска должны были разбить 'организованный корпус коммунистической агрессии к концу сезона боев 1955', оставив задачу зачистки оставшихся (предположительно, дезорганизованных) партизанских групп постепенно усиливающимися национальным армиям Камбоджи, Лаоса и Вьетнама.

Коммунисты должны были дать французам последнюю возможность встретиться с ними лицом к лицу. Когда это произошло в марте 1954 года в Дьенбьенфу, это произошло в такой же опасной тактической ситуации и на той же местности, что и дорого обошедшееся сражение за плацдарм Хоабинь, с той лишь разницей, что путь для французской авиационной поддержки увеличился на 200 миль, а огневая мощь противника возросла на 300 процентов. Результат этой схватки не был неожиданным для тех, кто мог понять предзнаменования.

Как позже объяснял главнокомандующий коммунистов Во Нгуен Зиап своему французскому гостю, 'Французский экспедиционный корпус был захвачен врасплох стратегически, потому что не верил, что мы нападем — а мы напали; и был захвачен врасплох тактически, потому что нам удалось решить проблемы сосредоточения наших войск, нашей артиллерии и нашего снабжения. Планы со стороны французов, был логичны, но слишком формальны. Мы создали наши пути снабжения; наши солдаты хорошо овладели искусством маскировки, и нам удалось успешно доставить наши грузы'.

И это, в основном, было тем, что засчитывалось в такой войне.

Дневник: Обычный вылет

31-е мая. Все началось с того, что Дэйв Сэйлор, связной офицер ВВС США в Ханое, небрежно спросил меня, как я смотрю на то, чтобы слетать сегодня на самолете, и я ответил, что это великолепная идея для воскресного утра.

Встаю в 5.30, перекусываю завтраком 'а-ля франсез', то есть кофейником кофе, хлебом, маслом и джемом; на джипе французских ВВС добираюсь через мост Думер на базу ВВС Залям. Место выглядело в легком расстройстве — в Лаосе шло контрнаступление, а у отрезанного авангарда в Бан-Бан кончались боеприпасы к гаубицам и бензин. Аэродрома поблизости не было, так что груз был уложен для сброса с парашютом. На стоянке аэродрома рядком стояли 'летающие вагоны' (американские транспортные самолеты 'Файрчайлд' C-119, прим. перев.), с широко раскрытыми створками кормовых люков. Точнее сказать, у них нет кормовых створок; французы обнаружили, что кормовые створки были только помехой и их отсутствие облегчает выгрузку, в случае громоздких грузов. Конечно, в полете это похоже на сидение в открытом гараже посреди неба. Это создает адский сквозняк, но в этом климате никто не возражает.

Пилоты американцы, из 'CAT'Шеннолта (авиатранспортная компания 'Civil Air Transport', созданная генералом Клэром Ли Шеннолтом, бывшим командиром авиагруппы 'Летающие Тигры'. Прим. перев.). Моего пилота зовут Кусак, из Рочестера, штат Нью-Йорк. Сама погрузка ведется французскими десантниками одной из рот снабжения воздушно-десантных войск. Чертовски завораживающе наблюдать, как они швыряют тяжелые грузы на палубу самолета. В типично французской манере, груз даже не полностью закреплен, когда самолет начинает выруливать со стоянки на взлетно-посадочную полосу.

Нельзя терять времени, длинный ряд 'летающих вагонов' ждет своей очереди; еще несколько передовых баз должны сегодня пополнить запасы. Одежда очень неформальная: все в шортах и даже без легких рубашек. Даже на высоте 8000 футов температура составляет около 18 градусов Цельсия. Точно так же никто не надел парашюты — кроме меня. Они надели его на меня одного, чтобы соблюсти правила; не то, чтобы это могло принести мне какую-то пользу в случае аварии. На сотни миль вокруг нет ни одного аэродрома, который мог бы принять наш самолет в случае неполадок с двигателем и прыжок с парашютом без надлежащей подготовки в сотнях миль во вражеском тылу в джунглях, вряд ли был приемлемой альтернативой крушению самолета. И, учитывая что мы были нагружены взрывчаткой, от нас мало бы что осталось в случае прямого попадания зенитного огня противника. Так или иначе, правила были соблюдены и я , чувствуя себя глупо, пробирался по самолету, с парашютом на заднице.

Втиснувшись с пилотами и французским штурманом в кабину, я мог осматривать окрестности. Это действительно слишком красиво, чтобы описать словами: кружево маленьких дамб с рисовыми чеками, темнозеленые пятна полей, скрытые за бамбуковыми кустами и деревьями; затем зубчатые известняковые скалы, круто поднимающиеся с плоской равнины и вдруг, как ковер сине-зеленого бархата — джунгли. Вся эта смена обстановки происходит менее чем за десять минут.

С последним рисовым полем позади нас, весь пейзаж становится однообразным. Никаких следов человеческой деятельности, никаких тропинок, тягловых животных, дорог.

— Территория вьетов, — говорит штурман по интеркому.

Кусак наклоняется влево, смотрит вниз на местность, кивает и что-то говорит второму пилоту, но я не слышу его в своих наушниках. Ничего другого не остается, как устроиться поудобнее. Курс примерно на запад, лететь час. Штурман переключает свой приемник на полосу широковещательных волн и возится с настройкой. Внезапно, громко и отчетливо, мы слышим британский голос, читающий воскресную утреннюю проповедь. Кажется, что-то о любви к ближнему. Штурман ухмыляется.

— Радио Сингапура.

Облака возникают, когда мы пересекаем первые горные хребты. Самолет начинает раскачиваться, оба пилота проверяют управление, а штурман перемещается одного борта кабины к другой, пытаясь получить визуальный пеленг. Здесь, наверху, особенно в сезон дождей, все остальное совершенно бесполезно, и практически ни на одном аэродроме нет навигационных систем. Я выбрался из кабины в грузовой отсек, где французские такелажники были очень заняты. Они, несомненно, занимались этим постоянно, но на этот раз процесс шел в обратном порядке. Они готовят грузы к выброске. Внезапно раздается громкий зуммер; это означает что мы в пяти минутах от цели.

Мы все еще находимся на высоте 4000 футов над землей, когда два такелажника подходят к краю грузового отсека, чтобы начать отстегивать цепи, удерживающие груз на палубе самолета. Конечно, на них нет парашютов. Совершенно логично, командир роты снабжения десантников чувствовал, что парашюты будут совершенно бесполезны для такелажников, потому что если самолет покачнется в момент отстегивания страховочных цепей и оба человека выпадут, шесть тонн боеприпасов, которые вывалятся сразу после них, очевидно, расшибут их насмерть. Так зачем же тратить два хороших парашюта?