Боярин. Князь Рязанский

Староста на мой крик открыл ворота скоро, словно ждал. А открыв, упал в ноги.

— Благодетель приехал. "Слава тебе Боже Правый, за доброту твою", — пробормотал он и перекрестился.

— Валяться будешь, или пойдёшь показывать завод?

— Пошли, родимый... Пошли, Сокол...

— Дед, уволю.

— Чегой то?

— От службы отлучу, если дурь нести будешь.

— Не вели...

— Уволю!

— Понял-понял. Пошли, князь. — Дед мелкими шагами побежал впереди меня и моих дружинников. Накатанная и утоптанная дорога привела к небольшому замёрзшему пруду с печами. Возле каждой печи был пристроен сарай, а не далеко от дороги навес с готовыми кирпичами. Кирпичей было много.

— Как торговлишка?

— Как пирожки горячие в ярморочный день, слава Богу.

— Вот и ладно. Ты дед не держи обиду на меня за строгость мою, но я по делу, ты понимаешь?

— Бог с тобой, Князь, какие обиды на тебя, благодете... — он запнулся.

Я засмеялся:

— Тебя звать то как, по имени и отчеству?

— Семён Ильич.

Я спешился.

— Ну вот, Семён Ильич, благодарю тебя за работу добрую. Держи тебе мой подарок.

Я свистнул Гриньку, взял у него завернутый в дорогой бабий платок самовар, и передал деду.

Тот развернул платок, увидел блеснувший солнцем пузатый самовар, обомлел, захлебнулся воздухом и... из глаз его потекли слёзы. И он снова упал на колени.

"Эк их..." — сглотнул слезу и я.

— Ты, что, Ильич? — Поднял я старика, и обнял. — Я тебе за такую работу три таких самовара должен. И жонке твоей плат возьми.

Дед стоял, чуть отвернувшись, и утирал рукавицей глаза.

— Вот барина Бог дал... До слёз довёл, — сказал он, и улыбнулся.

Улыбнулся и я.

— Ни чо, дедко, слёзы без горя — радость. Бывай. — И я поехал дальше.

Глава шестая

Проехав ещё в сторону Рязани, я свернул свой отряд на окольную дорогу, а потом развернул назад, в сторону Твери и Великого Новгорода. Знать, что я поехал туда, а не в Рязань, никому не следовало.

* * *

Я стоял в общей толпе работных и крестьян перед собором и истово молился, бия земные поклоны. В храме шла праздничная служба, и он был заполнен знатью. Простому люду места в храме не хватило. Зазвонили колокола. Служба закончилась. Из храма повалил народ. Увидя нужную мне личность, я пробрался сквозь толпу.

— Прёшь куда, голодранец, — махнул на меня рукой он, но встретившись со мной взглядом, вздрогнул и опустил руку.

— Ты ли, князь? — Спросил он шёпотом.

— Я ли.

— Чого здеся?

— Дело не конченое есть.

— Так, вроде... Нет князя и дела нет... Или...?

— Вот пришёл спросить об том тебя. Ты ближний ему был, и при договоре нашем с ним присутствовал. А то, вроде, я деньги взял, а дело не сделал. Не по нраву это мне.

Глаза Шемякинского воеводы алчно блеснули.

— Дело говоришь. Мне то дело... сейчас не нать. Казна у меня, пока. Значит задаток тот вернуть в казну ты должон.

— И мне те деньги мошну жгут. Но, что-то и мне взять надоть. За страх, — сказал я громко.

— Тихо, — зашипел он. — Давай в корчме погутарим. Иди за мной. Токма не сразу.

— Ты, гляди, не балуй... Задаток не со мной, ежели чо.

— Ступай ужо...

Я шёл за ним по городу, которого я не знал. Каменные здания очень отличали Новгород, и от Москвы, и от Твери, и от Рязани. Новгород был — Европа. Я крутил головой, и старался не упустить в толпе воеводу из вида.

Увидев богатую вывеску "У Юстаса", я усмехнулся: "Анекдот: "Встречаются два нелегала у Юстаса..." Не. Круче было бы, если бы пивная называлась — "Элефант". Так думал я, пока воевода не нырнул в дверь. Я следом. Постояв, и привыкнув к полутьме, я прошёл весь зал, и присел рядом с ним.

— Сколько ты хочешь? — Он явно думал об этом всю дорогу, и его трясло от возможности заполучить мои деньги. Деньги не малые.

Я скинул рукавицы, и крикнул корчмарю.

— Пива. — Я посмотрел на взалкавшего чужих богатств воеводу. Он сглотнул и качнул головой.

— Два пива, und schnell . — Добавил я на немецком.

Корчмарь вздрогнул, и рванулся за стойку. Воевода тоже вздрогнул, и видимо, тоже хотел удрать, но жадность победила.

— Странный ты, князь. Наш, не наш. Не понять тебя. Может ты немец переодетый?

Глаза его шарили по мне испуганно, он весь дергался.

— А тебе разница есть?

— Нет вроде... Так, сколько ты хочешь?

— Я за работу беру... не законченную... десятую часть. И не спорь. А то уйду, и плакала твоя казна. Ежели согласен, приезжай завтра на то место, где наш лагерь стоял, помнишь? Там и сейчас мои вои стоят табором, в купчишек одетые. И тут есть, мои, так что, не балуй.

— Много, Князь...

— Мне уйти?

Корчмарь принёс пиво и сухари. Воевода снял рукавицы, и одним махом всосал в себя литровый жбан с пивом. Я тоже отпил.

— По рукам? — Спросил я.

— По рукам, — сказал он, и протянул мне руку.

Я её пожал. Воевода обтёр свою ладонь о кожушок, и оглянулся в сторону корчмаря, решившись заказать ещё один жбан.

— Погодь, воевода, — тон голоса у меня изменился, и он посмотрел на меня удивлённо.

Я вытащил стеклянный флакон. Открыл пробку и выпил всю жидкость, демонстративно перевернув его вверх донышком, а горлышком постучал по столу. Из флакона на стол капнула жёлтая капля. Я её растёр пальцем.

— Это — противоядие. А это, я раскрыл правую ладонь, и показал перстень с распылителем, — яд. Через сколько дней умер Шемяка после моего с ним рукопожатия?

Воевода покраснел так, что я подумал, его хватит удар...

— Тихо... не шуми, — сказал я. — Противоядие есть.

— На второй день, — сказал он.

— Вот... Соображаешь. Вези всю казну шемякинскую, и получишь противоядие.

Подбежал корчмарь.

— Bier an den Herrn , — сказал я громко.

— Но... так нельзя. Я не один... — Попытался он юлить.

— Извини, я в тебе ошибся. Всё-таки твоя жадность сильней желания жить, — я поднялся.

— Стой, а я...

— Ты умрёшь тихой смертью чрез два дня.

Я пошёл к двери. Почти у самого выхода я услышал, как он крикнул:

— Я согласен! — На него все оглянулись

— Das ist gut. Das ist ein Schnäppchen, — сказал я улыбаясь во все тридцать два зуба и, подмигивая питухам за соседним столом, уселся рядом с воеводой. — Допиваем пиво и выходим.

— Не хочу пиво. Пошли.

— Заплати, — сказал я, — у меня мелких нет.

Воевода с тоской посмотрел на меня, и выложил монету.

— Не пытайся напасть на наш лагерь. Зелье закопано. Не найдёшь. И меня живым не возьмёшь. Жду завтра с утра. Не будет, — я ухожу.

На улице мы расстались.

А рано утром он приехал на повозке, груженой серебром. Я лично проверил казну: вскрыл княжеские печати, помазал рубли серной мазью. Потом дал ему бутылёк.

Он вскрыл его, торопливо выпил, и умер. Я свистнул бойцов.

— Гриня, этого "чёрта" в карету. И снимаемся. На Рязань. Арьергард в пределах видимости, — тихо и буднично приказал я.

* * *

— Ты, князь? — Спросил Василий Васильевич удивлённо. — Не ждал. Что вернуло тебя? Что-то случилось?

— Казну твою тебе привёз.

— Как-к-кую казну? — Он привстал с трона.

— Которую Шемяка украл.

— Врёшь!

— Да, что ты всё, Князь: "врешь да врёшь"? — Я засмеялся. — Когда я тебе врал. Вон во дворе повозка стоит, а в ней серебро в мешках с твоими печатями, токмо, прости, взял грех на душу, сломал некоторые. Проверял, серебро ли. Проверил. Настоящее серебро.

— Пошли.

Мы вышли во двор и постельничные подвели Василия к телеге. Откинув полог, он стал шарить по мешкам.

— Посмотри, Настас.

— Они, Батюшка.

— Сколько тут, Михаил?

— Я не считал, Великий Князь. Не до того было. Скоро шли. Но привезли всё, что воевода отдал. Всех дружинников обыскивал три раза. Они сами друг друга обыскивали. И меня тоже, князь, обыскивали. Три раза.

Василий Васильевич слушал меня, чуть склонив голову и направив в мою сторону правое ухо. Потом хмыкнул и покачал головой.

— Откуда ты такой появился? А, Князь? Всё у тебя, как по писанному. Всё ладно... Не бывает так.

— Я же тебе говорил, Василь Василич...

— Снится-мниться?

— Нет... Я много думаю. Только и думаю, как лутче сделать. Хворь у меня такая. Сам маюсь уже. Сон не йдёт. Думка на думку лезут.

— У меня тако же, Михаил. Понимаю я тебя.

— Спаси тебя Бог, государь. Хочу, чтоб на Руси мир был.

— Иди сюда, Михась. Обниму тебя. Были бы глаза — заплакал. Спаси Бог тебя. Великое дело сделал ты.

— Что могу...

Он обнял меня, и мы долго так стояли. Василий был высок и широк в кости.

— Десятая часть этой казны — твоя. Забирай.

— Пусть у тебя лежит. Всё одно... Всё моё — твоё, Государь.

Князь снова покачал головой.

— Святой ты, что ли, Михаил.

— Да, ну, тебя, Князь. Скажешь тоже, — смеясь сказал я. — Пойду я, умаялся...

— Ступай, Михась.

— Там в повозке воевода шемякинский. Похоронить бы...

* * *

Я сидел у себя в кабинете и пил чай с мёдом после баньки, поигрывая метательным ножиком. Их на столе лежало с десяток, а несколько уже торчали в колоде, когда вбежал Иван, и остановился в проёме, глядя на меня.

— Как у тебя это получается, Михась. Как ты везде успеваешь? Казну привёз...

— Иван, да хватит уже. Василь Васильевич сначала, ты теперь... Ах, да ах... Вот, всё брошу, спрячусь в Рязани и всё... Надоели. — Я притворно "надул" губы.

— Ты, как моя Марья губы капылишь, — засмеялся он, и запел, — Девица-девица, скушай-ка варенья.... Дам тебе девица вкусного печенья.

Я засмеялся.

— Дразнись-дразнись. Кто девица, а? — Я метнул ножик — стук, второй — стук, третий-стук. — А ты? Смогёшь?

— Ловко ты... Дай, ка...

Он взял ножи. Стук-дзинь, стук-дзинь.

— Да ну тебя... Научи.

— Научу... Только, вот, что, Иван... Подумал я над нашим разговором вчерашним... Пустые разговоры были... Прости ты меня.

— Что не так? Здравые слова ты говорил.

— Не... Вздор... — Я угрюмо замолчал.

Иван смотрел на меня хмурясь, подняв левую и опустив правую бровь.

— Объясни!

Он сел в кресло. Сел и я, напротив.

— Про армию мы вчера с тобой всё правильно удумали, а кто воев кормить будет и чем? Не додумали.

— Крестьяне и другие работные люди. Кто ещё? — Он пожал плечами, и развёл руками.

— Так они же все в вои пойдут, а землица на Руси скудная, не родит обильно. Лесов уже не хватает. Трёхпольем сеять начали. Но выход зерна в разы меньше стал.

— Почему так? — Спросил Иван.

— Землица отдаёт себя травам да деревам и оскудевает. Ежели дерева срубать, либо траву скосить, на такой земле злак не родит, потому, как в дерево, да в траву жизнь ушла, а мы его в сруб, либо скоту. Таку землю удобрить надоть. Така земля кислая и вредная, как девица не кормлена, а потому, усластить её треба . И, тодыть, землица — мать наша, родит урожай богатый.

— И чем её кормить? — Заинтересованно, подавшись вперёд, спросил Иван.

— Тем, что от скотины остаётся, да от сжигания дерев. Куда золу с пожарищ деют?

— На дорогу...

— Вот... А надо куда?

— На поля?

— Ты знаш, что англы у новгородцев и немцев пепел и золу покупают, лодьями увозят.

— Не.

— Вот тебе и не. И гоуно скотское под пар. Но этого мало. Усластить землицу можно известью.

— О, как!

— Так. Потому известь жечь надо много. И для стен каменных, и для землицы нашей.

Мы помолчали.

— Много трудов, однако... — Задумчиво сказал Князь.

— Хэх! А ты думал, как государством править? Надоть всё знать. Не токма военное дело.

В свое время, армия Руси, разросшись и окрепнув, решила некоторые задачи по созданию независимого государства, но в итоге "съела" экономику. От голода и непомерного "тягла" народ бунтовал и бежал с земель. Бежали они и от преследования за еретичество.

— Самое главное, Великий Князь...

Я так к Ивану обращался редко, и Иван напрягся.

— Народ надо сохранять, и не давать ему уходить с земель... Но силой этого не решить. Хоть кордоны ставь... Всё одно уйдут. Одни к литвинам, други к морю Белому, да Тихому. Народу надо дать молиться любым своим богам. Нельзя за это их гнобить. Тут на земле русской. В одном и том храме. Пока ещё кое-где так и есть. Но приходят из Литвы попы, которые воюют с твоим народом, князь. И гонют его из храмов. Силком в веру склонят. Идолов жгут.

Я вот говорил, чтобы Василь Василич власть над церковью взял. Щас по-другому думаю. Надо тебе власть, и над церковью взять и над Русью. И далее, старшему сыну передавать, либо какому другому родичу наследовать.

И делать это надо прямо сейчас. Пусть батюшка завтра указ напишет. Поговори с ним. Хуже, верь, не будет. Сейчас все храмы сами по себе. Под единую руку их брать надоть. Пока Византийцы, либо ляхи не опомнились.

* * *

Оба Великих Князя пришли ко мне рано по утру. Поздоровавшись, мы уселись в моём кабинете. Василий с удовольствием сел за стол.

— Михась, — по-доброму, но снисходительным голосом, обратился он ко мне. — Ну чего ты Ивану голову дуришь церковью? Ну их к б..., — чуть не вырвалось у князя крамольное слово, — к Богу пусть идут. Военных дел по самые... — он не смог найти слово и, поморщась, замолчал.

— Жабры, — сказал я.

— Чо? — Переспросил Князь.

— Жабры. Это, тут, у рыб, — я показал двумя руками на шею, — чем они дышат в воде.

Князь со вздохом махнул рукой.

— Ты и про рыб знаш... Всё знаш... Кто чем дышит, он знат, — подняв к небу обе руки, и подняв слепое лицо в закопчённый потолок, взмолился князь. — Ну, отколь? Скажи ты мне.

— Бог знат... — Пожал я плечами.

— Ты на Бога не кивай, сукин ты сын...

Потом помолчал, и извинительно сказал:

— Звиняй, Михась, про сына... это я... того... загнул не к месту.

— Понимаю, государь. Грех на тебя обиду мать. Не со зла ты... от сердца.

— Не со зла, Михась. Обскажи думы твои. Ванька, мне сказывал, вечор. Вроде складно сказывал, но не понял я.

Я пересказал, сказанное Ивану ранее, и добавил.

— Храмы и монастыри говорили про ханов ордынских слова добрые? — И сам же ответил, — Говорили и продолжают говорить. Ханы сейчас нам — враги? Враги! Вот сейчас надо храмам и монастырям запретить хвальбу ханам баять, и для слежки над ними назначить главу церквей всея Руси — Ивана. И начните сначала их гнобить, а потом можно и похолить. Земли пока не отымайте, но покупать новые — запретите.

Василий Васильевич сидел, задумчиво теребя бороду.

— А Константинополь?

— Константинополь в этом годе рухнет и останется под турками на многие века.

— Как так?! — Вскричал царь. — Второй Рим падёт?!

— Падёт, батюшка. И самое время всю власть церковную в Руси собирать под началом твоим. Литва, Польша — считай уже папская вотчина... У моря орден Тевтонский прусов, родичей наших, давит.

— Да-а-а... Сурьзные дела предстоят... — Он надолго замолчал.

— Молод Иван... Не забороть ему книжников... — Задумчиво сказал он. — А вот ты... Складно сказывать можешь, смел и дерзок не по децки... С кондачка их крепости монастырские и умы книжные не взять... Ты у себя в княжестве своим указом тоже можешь... себя назначить...