Пустая клетка

— Латынь. Это стишки. Видно, парень был из школяров. В Монпелье ведь знаменитый университет, славящийся преподаванием медицины. Когда то и я переписывал там в тетрадку такие же стихи. Помню один назывался "Прощание со Швабией". (Хайме поднял глаза от книги и устремил взор на пыльный двор). "Много зим и много лет прожили мы вместе, сохранив святой обет верности и чести". Студентов, которые ходят из университета в университет звали вагантами. У нас были свои песни.

— Ты тоже ушёл в другой университет? — тихо спросил Илгизар.

Хайме грустно усмехнулся:

— Нет, мой юный друг. Судьба школяра оказалась не для меня. Я отправился сражаться с неверными. Вот такими, как ты. Или, как Злат. Древняя арагонская кровь забурлила. Может всё сложилось бы иначе не попадись мне вот эта книга. Она есть и здесь. Я был точно уверен, что увижу её. Здесь нет картинок, бедный Санчо сам переписал её. А та рукопись, что читал я была очень богато украшена и иллюстрирована. Она называется "Роман о розе". Могу побиться об заклад, что дальше пойдут тетради со стихами провансальских трубадуров о Прекрасной Даме, а потом и любовные песенки. Ого, пергамен! По-моему это какой-то алхимический трактат. А это книга венецианского купца Марко Поло "О чудесах мира". Парень знал итальянский. Для этого нужно было пожить в Италии — в университете этому не учат. А это написано на еврейском.

— Бонифаций говорил, что он знает несколько языков.

— "Книга тайн". Это отрывки из книги географа Марино Санудо. А это карта. Вот смотри, здесь подписаны названия: Каффа, Матрега, Тана. Вот ещё одна. Видишь? Написано Константинополь.

— Интересно, что в комнате этого учёного человека нет ни единого листка бумаги и никаких письменных принадлежностей, — подал Злат голос со своей скамейки. — Видно, он прихватил всё это с собой. Интересно, почему не забрал компас и астролябию, коли они так дорого стоят?

— Это вещи хрупкие. Их легко сбить тряской или случайным ударом. Поэтому он хранил их на самом дне сундука.

— Тем не менее, должна же быть у него чернильница, перочинный нож и хотя бы несколько листов бумаги. Их он утащил с собой?

— На этот вопрос я ответить не смогу. Давай подведём итог того, что нам рассказала эта книга. Наш Санчо был школяром и довольно долго — латынь он знал основательно. Вряд ли он изучал право или философию, во всяком случае в его бумагах ни малейшего намёка на это. Зато, взгляни сюда. Видишь эти значки и цифры? Это трактат по алгебре. А вот эти рисунки дуг и углов? Парень явно много сил уделял математике, различным вычислениям. Прибавь сюда географические сочинения, компас и астролябию, которые нужны чтобы определять место, где ты находишься. Этот Санчо занимался составлением карт. Отсюда его знание итальянского языка — он ездил подучиться рисунку. И учился, видно, всерьёз.

— Почему ты так думаешь?

— Видишь эти изображения углов и дуг. Они проведены без линейки и циркуля. Чувтсвуется твёрдая рука и хорошая практика. Наверняка его наставником был какой-нибудь архитектор из того же Монпелье.

— Так Монпелье разве в Италии?

— Чего ты придираешься к словам? Просто парень половину книги забил итальянскими стихами. А зачем ему было долго ошиваться в Италии?

Наиб повернулся к Илгизару, всё ещё не сводящего восхищённых глаз с загадочного фолианта:

— Вот нам уже и есть, что поведать почтенному шейху эн-Номану. Думаю ему понравится рассказ о чужеземце, приехавшему тайно составлять карту улуса Джучи. Жалко, что это уж совсем не вяжется с нашей свиной ногой.

— Да, — согласился Хайме, — Картография — наука королей. Такое задание могли дать самые сильные люди мира сего. Которые вполне могли вручить впридачу мешок золота и пожаловать плащ с королевского плеча.

— Только пожаловать такой плащ лучше по возвращении. Когда нужно не привлекать к себе лишнего внимания, он будет только мешать.

Злат стукнул кулаком по колену и забегал по комнате:

— Эта дурацкая нога везде только мешает! Куда ни сунься — обязательно с ней ничего не увязывается! Воистину, я скоро начну верить, что это козни самого дьявола!

— Так может посрамить прародителя лжи и сделать вид, что никакой ноги не было? — засмеялся Хайме.

— Такие штуки ловко проделывает старый эн-Номан. Ему легко, он изучал логику и диалектику. Илгизар! Тебя учили логике и диалектике?

— Совсем чуть-чуть...

— А-а! Так значит всё-таки учили! Почему же ты всегда молчишь и ничего мне не советуешь?

— Что ты набросился на бедного малого? — вступился Хайме, — Ведь для того, чтобы искать убийц Санчо не нужно наук. Просто нужно пойти по следу тех, кто так удачно ускользнул той ночью от водовозов и городской стражи.

— Пожалуй, ты прав. Уже пора наведаться к водовозам. Хотя, если бы они узнали, что стоящее, сами бы пришли.

Злат стал быстро допивать айран, а его юный помощник все не мог оторваться от заворожившей его книге.

— А про что написано в "Романе о розе"? — робко поинтересовался он.

— О любви. Любви возвышенной и всё поглощающей. О том, что за всё в этой жизни нужно платить. О служении прекрасной даме. В этом романе есть ещё вторая часть, там уже больше нравоучений. Но, её здесь нет. Почему я и сказал, что дальше пойдут любовные стихи. Сначала, как и положено, о Прекрасной даме. На провансальском. А дальше уже на итальянском. Уже о дамах реальных. Вот здесь написано о любви к некой Беатриче. Кстати, здорово написано.

Хайме молча склонился над книгой погрузившись в чтение, а Злат решил добавить своё:

— Я вот тут дьявола помянул. У нас говорят, где чёрт не сладит, туда бабу пошлёт. Уж коли расследовать всё это дело без всех этих свиных ног, астролябий и пропавшего золота, то я бы побился об заклад, что этот крендель подался на ночь глядя к бабе. Вырядился, как фазан, надушился мускусом. Да и книжка не даст соврать — он это дело очень уважал. Даже ты вон оторваться от стихов не можешь.

Хайме рассмеялся:

— Мало того! Эта книга может тебе назвать имя одной из тех, кто владел сердцем бедного Санчо. Видишь, вот здесь на полях написано другими чернилами имя. Оно явно пришло на ум парню, под обаянием стиха. Её звали Райхан.

— Райхан!!

15. Магрибский пирог

Двор Урук-Тимура затих в дремотном оцепенении. Только воробьи лениво чирикали на крыше. На стук из под тенистого карагача появился полусонный привратник. За ним, со стороны сада вышел и ключник. Он, казалось, был даже рад нежданным гостям. На вопрос: "Чего спите?", лишь печально развёл руками:

— Хлопотать стало не о ком. (Сделал приличную паузу и смахнул с глаза воображаемую слезу). Да и денег на расходы совсем нет. Только то, что госпожа успела загодя выдать. Хорошо, ещё что в леднике припасы, да и муки полно, а то бы сейчас и есть нечего было. (Вздохнул). А завтра кончается пост. Послезавтра разговение.

— То-то я смотрю у вас даже их кухни не пахнет. Маруф тоже спит?

— Вроде собирался куда-то сходить с утра. Что ему делать? Ужинать будем после захода солнца. Да и то, старые лепёшки доедим, сыр да сушёные фрукты. Даже очаг сегодня не разжигали.

Внизу у реки кто-то звал кого-то и голос уносило ветерком. Мимо с ленивым гуденьем пролетел шмель.

— Вы шапочку с рубином надёжно спрятали? — Злат никак не мог придать своему голосу строгость.

Ключник кивнул.

— Есть для этого и место и сундук, не беспокойтесь.

Понятно, что не покажут. Речь, скорее всего идёт о тайнике, известному только посвящённым.

— Ну, и хорошо, — кивнул наиб с чувством человека, исполнившего свой долг. — Он вытер на лбу пот и заговорил о погоде, как и положено человеку, которому больше нечем заняться. — Жарко. Передохнём в твоей беседке немного, да и назад поедем.

Ключник был только рад нежданной кампании. Он даже крикнул, высунувшейся на разговор служанке, чтобы принесла в сад свежей воды. Повздыхали. Наиб поделился новостями, вернее их отсутствием. Посетовал, что теперь поиски вряд ли сдвинуться с места до приезда Урук-Тимура.

— Зимой у вас, наверное, веселее?

— Места не хватает, — подтвердил ключник, — И пиры бывают, и гости часто ходят.

— Маруфу работы хватает, не то что сейчас, — засмеялся Злат.

— Пока госпожи были, ему и здесь работы хватало. Скучали в городе, одно развлечение было — полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Он даже жаловался мне недавно, что в степи ему легче было. Там почти каждый день бешбармак. А то и просто жареное мясо.

— Мне один генуэзец вашего Маруфа хвалил. Говорил, когда был в гостях у Урук-Тимура, так угощали, что и в Константинополе такой еды не пробовал.

— Это что за генуэзец? — вскинул брови ключник.

— Бонифацием его зовут. Контора на Большом базаре.

— Врёт, — решительно приговорил старик, — Три дня не ел, а в зубах ковыряет. Он у нас ни разу в гостях не был. С чужих слов говорит. Это ему помощник его рассказывал. Тот к нам захаживал.

— Молодой такой? В шитом плаще?

Ключник кивнул:

— Да. Плащ у него знатный. Видать высокого полёта птичка.

— Дела какие с хозяином вёл?

— Вроде нет. Они летом познакомились, на кочевье у Кубани. Вот и заглядывал по старой памяти пару раз. Дочке про дальние страны рассказывал. Госпожи тоже слушали.

Злат рассмеялся:

— Так он к госпожам подъезжал или к дочке?

Ключнику поворот понравился. Он оживился:

— Староваты наши госпожи. Если только к покойнице.

— Чего староваты? Не варить же он их стал бы?

Просмеявшись, старик махнул рукой:

— Видать и хозяин так же думал. Не стал его больше звать.

Злат с тоской подумал, как много могли бы рассказать служанки Райхан. Но, они на Кубани.

На выходе привратник сказал, что повар давно вернулся с утренней прогулки и, наверное, спит у себя. Поблагодарив ключника за радушный приём, решили заглянуть и к нему.

— Хороший повар всегда найдёт, чем угостить, — пошутил Злат, — Если не едой, так рассказом о еде. — Глядя в спину удаляющегося ключника добавил, — Он ведь сам говорил, что никто так много не знает о хозяевах, как повар.

Илгизар не выдержал:

— Но, ведь Санчо мёртв. А то, что он был принят в этом доме и был знаком с Райхан мы уже знаем.

— Только в ту ночь Санчо явно не шёл кого-то убивать, а было очень похож на влюблённого, отправившегося на свидание. А вот Райхан, как раз ждал не просто влюблённый юноша, а сообщник по страшному преступлению. Тут опять что-то не сходится.

Маруф не спал, а просто отлёживался в прохладе, почёсывая за ухом кота, такого же толстого и сонного, как он сам. Наиб не стал темнить и сразу взял быка за рога.

— Скажи мне почтенный друг Маруф, часто к Урук-Тимуру ходили в гости франки?

— Никогда не ходили, — даже удивился тот, — Сынок его Мухаммед-ходжа, тот с ними дружбу водит. Так он ведь эмир в Азаке. А это, почитай, наполовину франкский город. Они его и зовут на свой лад Таной. Когда на Кубани прошлым летом кочевали, он одного и к нам приводил несколько раз. Тот больше женщин развлекал рассказами разными. Потом, уже зимой здесь нас пару раз навещал.

— Велели к его приходу чего особенное готовить?

— Да, нет. Он же больше женщин развлекал. Поэтому с ними разными сластями и угощался. Разве что вино к его приходу кипрское велели подавать. А оно, известное дело — подороже.

— Он из тех был, кто на столе больше всего ценит вино?

Маруф улыбнулся:

— Мимо рта не проносил, это точно. Но, и поесть любил. Много рассказывал про всякие заморские явтства и кушанья.

— Так ты что, с ними за столом сидел?

— Зачем? Просто после его прихода госпожи мне раз заказали магрибский пирог. А я про такой и не слышал. Пришлось идти в арабский квартал, выспрашивать. Нашлись люди, бывавшие в Фесе, подсказали. В общем, в грязь лицом не ударил. Этого франка госпожи специально звали мой пирог пробовать. Говорят, удивился и сказал, вкуснее, чем у магрибских поваров.

— Что же за пирог такой особенный?

— Главная его особенность, сочетание мяса со сладостью. Ну, и как во всяком пироге, много значит тесто. А по тестяной части я дока. Не зря мою лапшу весь Сарай знал. Здесь тесто тоже готовится, как для лапши: пресное и тонкое. Для начинки берут голубиное мясо. Голубей обжаривают немного с луком в сливочном масле, петрушки добавляют, кинзы. Перец с корицей, имбирь тёртый. Потом всё это варишь, пока мясо сготовится. Голубей вынаешь, разделываешь от костей. А в отвар потихоньку вливаешь взбитые яйца и чуть томишь на огне, чтобы всё загустело. Как остынет, осторожно выкладываешь эту гущу на лист теста, туда же добавляешь мясо. Сыплешь корицу с сахаром. Сверху накрываешь тестом. Остаётся только запечь в слабом жару.

— Мудрёно. Мясо с сахаром.

— Да ещё, как испечёшь, нужно сахарной пудрой присыпать и корицей. На вид — совсем сладкий пирожок к чаю.

Маруф самодовольно ухмыльнулся:

— Здесь ещё очень важное значение мясо имеет. Я сразу это понял. Арабы, наверное, голубей из голубятни берут, специально откормленных. А они на вкус ближе к курятине. Я купил диких голубей. Они, конечно, помельче, но у них вкус другой. Продавец ещё смухлевал, всучил вперемежку с дикими домашних, тоже мелких, но, я их сразу по виду определил.

— Вернул?

— Госпожа забрала. Она любила птичек на волю выпускать.

— Это которая госпожа?

— Райхан.

— А-а-а. То-то я гляжу в комнате у неё пустая клетка.

— Для неё часто птичек покупали. Подержит немного и выпустит.

— Ты мне вот, что скажи. Урук-Тимур ханский сокольничий. Под его началом все соколятники. Да и свои соколы, поди имеются. Для натаски ловчих птиц держат полно голубей. Ими же и кормят. На кой ляд тебе понадобилось голубей покупать у торговца?

Похоже эта мысль озадачила самого Маруфа. Он в растерянности задумался.

— Даже не знаю. Я сказал помощнику, что ходит за продуктами, что нужно диких голубей. Обязательно диких. Может, он подумал, что на нашей голубятне все только домашние? Пошёл к знакомому торговцу.

— И тем не менее притащил половину домашних. Не мог сразу отличить?

— Тут моя вина была, каюсь. Мне ведь не просто дикий голубь нужен был, а обязательно вяхирь. Их за городом ловят. Соответственно, товар дороже, чем простой сизарь, которого можно прямо на заборе у себя во дворе поймать. Вот продавец и намешал вяхирей с сизарями. А взял, как за одних вяхирей.

— Так ты говорил остальные домашние были?

— Сразу видно. Ручные. К человеку приученные. Видно, уже давно поймали.

— Сильно переплатил?

— Да, нет. Голубей всего-то было пяток. Которые домашние.

— Кто сказал Райхон, что в кухне есть лишние голуби?

Толстяк растерянно развёл руками:

— Ума не приложу. Пришла служанка с клеткой. Говорит, дайте несколько голубей госпоже. В клетку как раз пяток и входил. Я этих сизарей и отдал.

— Значит она не знала, что есть лишние голуби, а просто попросила дать несколько штук? Пожалуйста, Маруф, подумай хорошенько и вспомни не спеша: была у этих голубей какая-нибудь общая примета?

Толстяк задумался.

— Прости меня, но, ничего вспомнить не могу. Не присматривался сильно. Мне ведь что? Главное, отобрать своих вяхирей. На остальных и не посмотрел. Сизари и сизари.