То, что нам предстоит преодолеть почти девяносто миль до Парижа, Жульен сообщила сразу же после нашего начала пути. Я с интересом разглядывал открывшуюся мне панораму прифронтового города, и первое что бросалось в глаза это разрушенные здания. Вслушиваясь в ее воспоминания о том счастливом времени, когда не было войны, и люди не вздрагивали при грохоте разорвавшихся снарядов, понимал, насколько неподдельно ее горе от осознания значительного ущерба для города. Удивление и непонимание, звучавшие в ее словах были искренними, она никак не могла понять, что движет людьми в их стремлении разрушить, уничтожить, сравнять с землей прекрасный некогда город. Всякий раз при виде развалин девушка с горечью в голосе рассказывала, что именно на этом месте находилось до войны, какое здание, и с чем оно связано исторически.
— В Реймсе всегда было на что посмотреть, и сам город и многие здания представляли культурную ценность, но многое, как видишь, уничтожено артиллерией противника, да и так, когда боши захватили его в сентябре 1914 года, за месяц что они здесь были, немало нагадили. Ущерб нанесли непоправимый, да что говорить, как были вандалами, так и остались ими. Грабили все, что считали ценным. Ведь здесь очень много погребов с винами. Вывозили бочки круглосуточно, но все вывезти им так и не удалось. Жаль нам некогда, а то я бы тебя сводила к моему знакомому виноделу. Шампанское игристое, у него бесподобно, особенно мне нравится белое игристое вино из винограда сорта "пино менье". Пробовал?
Я посмотрел на Жульен с недоумением. Мне было непонятно, или она просто не представляет, как живут крестьяне в российской глубинке, или продолжает подшучивать надо мной. Я решил, что кашу маслом не испорчу, и подыграл ей в ее желании не говорить о грустном.
— Ты знаешь Жульен, я не особо разбираюсь в сортах винограда, и не могу вспомнить, какими винами забиты наши погреба, но скажу честно, шампанское под названием "Вдова Клико Брют" мне приходилось пробовать. Как сейчас помню: — разлил Николай, который Александрович, по фужерам из бутылки и говорит мне: давай Христофор дерябнем по маленькой. Вот только запамятовал, что именно мы с ним пили, то ли "Вино кометы" то ли "Посарден".
Заметив, с каким недоумением, слушает мои приколы Жульен, я бросил пристебываться и постарался замять разговор.
— Шучу я, шучу. Ты же вроде как медсестра и должна знать, на контуженных иногда находит, и они могут говорить что угодно. Но и сама посуди, я простой крестьянин, и у меня нет дома виноградников, а значит и погребов с винами. Самое лучшее из спиртного, что может себе позволить простой народ пить — это самогон, правда иной раз он бывает не хуже вашего коньяка, а уж от виски совсем не отличить. Рецептура у всех разная, соответственно и вкус разный, но большинство россиян все-таки употребляют обычную сивуху.
— А что такое сивуха? И почему именно ее пьют? — Заинтересованно спросила девушка, при этом стараясь заглянуть в мои глаза, чтобы понять, не шучу ли я вновь.
— Сивуха... — я несколько растерялся, если честно я и сам не знал, почему так назвали самогон. Видимо что-то связанное с сивушными маслами, которые в большом количестве накапливаются в процессе брожения браги. Объяснять девушке долго и вряд ли для нее будет интересно. Я раньше на винных изысках не зацикливался, лишь иногда мы с женой распивали шампанское. Под тихо играющую музыку, сидя за столиком в нашем баре, мы, с ней наслаждаясь тишиной и покоем, смаковали шипучее вино, которое Катя безумно любила и неплохо в нем разбиралась.
— Водку продавать в России запретили в связи с войной. Правильное, на мой взгляд, решение. Но не для россиян, они всегда найдут выход, особенно если это касается спиртного. Гнали, гонят и будут гнать самогон. Так вот, при его производстве закладывают в емкости наполненные водой зерно, и дают время отстояться. Полученная смесь во время брожения выделяет сивушные масла, которые и называют сивуха. Фор штейн, понятно я рассказал? Нет? Если честно я мало чего знаю про самогон, так что давай замнем это дело. А насчет вин.... Не могу точно сказать, откуда у меня имеются знания про французское вино, но они есть, и разговор на эту тему поддержать вполне способен. Так что там про него ты говорила?
-Я и пытаюсь рассказать тебе о шампанском, которое, вы с вашим царем пили. — При этом Жульен хихикнула, как бы показав тем самым — шутку она поняла.
— в нем смешан виноград нескольких сортов — продолжала просвещать меня в вопросах виноделия, — а если конкретно, то это сорта Пенье Нуар, Шардене, и Пино Менье, причем в разных пропорциях. Здесь играют большую роль именно пропорции и технология, но это, как понимаешь, секрет изготовителя. Множество нюансов имеется у владельца виноградника при производстве вин, даже от того, где конкретно вызревают эти сорта, зависит вкус и запах. Хорошее шампанское обладает сложным, богатым и тонким букетом. В нем могут присутствовать ароматы цветов, фруктов, пряностей, миндаля, грецких орехов и еще множество разных оттенков запаха... да что там говорить, это может понять только француз.
— Ну конечно где уж нам сирым да убогим лапотникам. Мы же одну водку хлещем, причем на пару с медведем.
— Вот, вот, французы представляют себе русских именно такими, но не все. Лично я думаю, у людей, причем независимо кто какой национальности, хватает детей веселого ужина, которым совершенно без разницы что пить.
Продолжая разговор, мы отвлеклись от осмотра последствий артиллерийского обстрела, да и время поджимало, поезд ждать нас не будет. Увидев конечный пункт нашего небольшого путешествия по улицам города, Жульен коротко проинформировала:
— Как ни странно, но железнодорожный вокзал не пострадал, видимо немцы надеются захватить город, считают, поезда и пути им еще пригодятся, поэтому и не обстреливают. Сам вокзал построен в 1858 году, с тех пор тут ничего не изменилось, жаль, прямого поезда до Парижа нет, придется добираться с пересадками. Ты к неудобствам готов?
— Я-то привычен к неустроенности, русскому солдату все по плечу. Непонятно только, тебе-то, зачем тащиться со мной?
— Ну, это как раз понять не трудно, просто свою цель преследую, мне ужасно как хочется дома побывать. Вот и воспользовалась ситуацией. И тебе помогу и с родителями встречусь, соскучилась страшно.
Глава
Я в столице Франции ни разу не был. Читал много, в основном восторженные впечатления каждого кто здесь отметился, но вот я бы не стал утверждать — увидел и выпал в осадок от восторга, было бы чересчур. Я хоть и не выездным по понятным причинам считался, но посещал и Москву, и Санкт-Петербург, и как мне показалось, сегодняшний Париж, смотрелся чуть ли не провинциальным городишкой, если сравнивать со столицами моего времени. Я это понял даже по той небольшой экскурсии, устроенной мне Жульен по пути к месту назначения. Нет, я не могу сказать, что он мне совсем не понравился. Определенно, прекрасный город, во многом опережает другие столицы Европы, и это уже само по себе притягательно для людей, посещающих его, несмотря на военное лихолетье. Но мне милее мои родные места. Несравнимые ни с чем просторы степей, лесов, многочисленные реки и озера, города, имеющие множество разнообразных архитектурных особенностей. Даже плохие дороги и стоящие вдоль них деревушки вспоминаются с ностальгией свойственной русскому человеку. Никто не станет восхвалять подобное, лишь мы, россияне, можем с таким восторгом восхищаться на первый взгляд незначительными, но значимыми для каждого жителя России мелочами, милыми взгляду и душе любого кто влюблен в свои края, в малую Родину. Особенно заметно такое отношение, когда читаешь стихи наших поэтов, взять того же Есенина с его словами:
Мелколесье. Степь и дали
Свет луны во все концы.
Вот опять вдруг зарыдали
Разливные бубенцы.
Неприглядная дорога,
Да любимая навек,
По которой ездил много
Всякий русский человек.
Или моего современника, Высоцкого:
Темнота впереди, подожди!
Там стеною — закаты багровые,
Встречный ветер, косые дожди
И дороги, дороги неровные.
Оба они влюблены в Россию, так же, как и мне, им намного милее родные места, к тому же дан талант высказать свои эмоции в стихах, а для меня все умещается в одном единственном слове — РОДИНА. Не хочу умалять чувства других народов, не меньше любящих близкие сердцу края, но, тем не менее, я Русский, открыто горжусь своей Родиной, и этим все сказано.
Как бы в подтверждение, что и среди других людей имеются подобные категории, Жульен стала мне рассказывать про знаменитого географа Элизе Реклю, в честь которого названо авеню, где и расположено бюро военного агента, графа Игнатьева.
Участник Парижской коммуны, выдающийся ученый исследователь и мыслитель, талантливый писатель, ярко рассказывающий в своих многотомных трудах виденные им страны и их природу он, несомненно, любил..., причем не только свою Родину — Францию, он любил всю планету. Ей посвятил всего себя без остатка. Ее восхвалял и защищал в своих книгах, помогая понять, насколько прекрасна она и неповторима, и в то же время ранима и восприимчива к варварству, творимому людьми, живущими на ней, пользующихся ею, и порой слабо осознающих, что они творят в своем недопонимании о непоправимости разрушительных действий.
И мне уже было не в удивление, когда стоило только Жульен назвать адрес: Авеню Элизе Реклю 14, находящегося в квартале на Марсовом поле, как водитель небольшого, красного цвета такси, тотчас заверил, что знает, где это находится, и он мигом доставит в нужное нам место. Медленно движущиеся по улицам машины разнообразной наружности с шумом и лязгом переключающие рычаги скорости, дымя и шипя, обгоняли нас, а мы, по просьбе Жульен, не спеша ехали по улицам Парижа. Она по ходу движения старалась впихнуть в меня знания о городе. Мы обгоняли только конные упряжки. На мой просвещенный взгляд все, что в настоящий момент окружало нас, было убого и в большей степени напоминало мне исторический фильм, переполненного всяким "барахлом", в виде старого антиквариата, какой только смогли режиссеры найти из атрибутики, свойственной этому периоду истории. А вот для Жульен, все было с точностью до наоборот. Уверенная в моем потрясении, ждала восторженных откликов вместе с раскрытым ртом от удивления. Я постарался, и не отказал ей в такой малости. Мой экскурсовод внешним видом и мимикой лица как бы говорила: — показывает мне нечто грандиозное и значительное. Ее уверенность, что такого нигде, ни в каком другом населенном пункте больше не увидеть заслуживало поощрения. И я восторженно ахал и охал на слова, которыми она стремилась передать восхищение и гордость за любимый город.
— .... Это сейчас так мало машин, ты только представь, какое столпотворение было на улицах в довоенное время.
Я и представил. Даже в это, как она говорит "тихое время", улицы старого Парижа, по которым мы проезжали, плохо справлялись с обилием самых разнообразных повозок и автомобилей. Ругань шоферов и кучеров слышались повсеместно, а особенно на перекрестках, и только когда выезжали на проспекты, появлялась возможность спокойно наслаждаться видами и пейзажами столицы.
Она действительно поражала своими широкими авеню, старинными величественными дворцами, завораживающими взгляд неповторимостью архитектуры и красок, многочисленностью разнообразных торговых заведений и, несмотря на военные будни продолжающих принимать посетителей кафе, ресторанчиков и мелких бистро. Я не видел этот город в моей прошлой жизни ни в новом его виде, ни в старом. Естественно не мог сравнивать, но и того, что проплывало перед глазами в настоящий момент, было достаточно, чтобы полностью подтвердить расхожее мнение — это место мечта для любого, живущего на Земле. Поражая своими размерами, необычными глазу пейзажами, город создавал впечатление, будто специально строился все предыдущие века, чтобы люди, находившиеся в его окружении, никогда уже не могли забыть увиденное и вновь стремились вернуться в этот прекрасный и романтичный уголок земного рая.
Считать себя человеком этого времени, лишь по воле случая попавшим за границу, незаметно для меня стало привычным явлением. Тем не менее, продолжал судить об окружающей действительности с точки зрения человека из будущего. Я имел представление, почерпнутого из моей прошлой жизни, какими великолепными апартаментами окружали себя Российские дипломатические миссии, будь то в стране незнамой, такой как Никарагуа или в благополучной Англии. И неудивительно, что меня в какой-то степени разочаровал внутренний вид помещения, в котором размещалось бюро дипломата, а вернее военного агента, графа, полковника Игнатьева.
Открывшийся вид вытянутого в длину темного холла, на мой взгляд, явно не соответствовал необходимому престижу России. Как я понял в дальнейшем, первоначальное впечатление ошибочно. Игнатьев подыскал для своей работы очень правильное помещение. Обширный кабинет военного агента, со створчатым окном и дверями, выходящими в сад, а также находящиеся рядом комнаты с личным составом секретариата вполне соответствовали своему предназначению. Все службы находились на втором этаже в помещениях, отданных в распоряжение сотрудников. И даже пишущие машинки, стоящие на столах в бывших ванных комнатах и кровать начальника в отделе бухгалтерии, как бы сами по себе говорили — некогда жилые помещения сегодня обслуживают войну. Наличие трех выходов было удобно при приеме посетителей, которым совершенно незачем знать друг друга. Особенно одна дверь, я бы сказал — тайный выход на верхнюю дорожку Марсового поля, к ней можно спокойно и не привлекая внимания подавать верховую лошадь.
Как я потом узнал, официально в обязанности русского военного агента во Франции входило:
— Блюсти союзный договор;
— Стремиться, подвести под него, не предвиденный им случай вооруженного столкновения между Россией и Австро-Венгрией.
Но это официально, а на деле обязанностей помимо предусмотренных общесоюзными договорами очень много и порой не совсем открытых для чужих взглядов и ушей, поэтому помещение, выбранное Игнатьевым, по условиям вполне отвечало деловым требованиям в рамках его деятельности. Полковник, имея знания и навыки работы на поприще военного агента, был явно неглуп, он знал точно, что ему делать, когда и где.
Ни часовых, ни ограды из трехметрового забора в виде железных решеток, ни камер наблюдения я здесь не заметил. Появившаяся мысль, что подобная незащищенность иностранного представительства в наше время неприемлема, недвусмысленно намекала..., нет, она просто кричала о том, что же мы потеряли в своем стремлении "угробить" добрососедские взаимоотношения между народами. Время, когда говорили "Иду на Вы" вскоре придет к концу окончательно, и "руководители" цивильных государств без зазрения совести предпочтут нападать, не предупреждая, как тати в старые времена, вынашивающие желание обогатиться за счет слабого используя внезапность.
Мы спокойно миновали небольшую прихожую, прошли в холл и лишь здесь нас встретили. Появившийся человек в форме российской армии тут же представился:
