Ежов был назначен проверяющим со стороны ЦК по "Кремлевскому делу" и проявил себя с лучшей стороны. Сталин начал внимательно присматриваться к этому невысокому человеку. Справится ли он с той задачей, которую вождь собирался в недалеком будущем положить ему на плечи? Такое дело любому не доверишь. Однако было уже понятно, Ягоду надо менять, он не потянет.
Глава третья
Работник НКВД младшего начсостава Петр Цыбудько, курил папиросу на берегу озера, и с отвращением рассматривал труп, возле которого возился судмедэксперт и Илья Шапиро. На дворе стоял жаркий день конца мая, выходной день очередной шестидневки.
Что скажешь? — Побледневший Илья подошел к нему и с удовольствием глубоко затянулся папиросой, протянутой товарищем. — Тьфу, хорошо, что позавтракать не успел, а то бы оконфузился перед гражданскими.
Все мы гражданские, товарищ работник среднего начсостава. Чего тут говорить Илья, тебе самому все ясно. Ростислав Селезнев по прозвищу Кочерга, собственной персоной. Говорили тебе тогда, не мог он Раму убить, подставили нам Раму.
Ты не лезь, куда не просят, Петро. Может это и Селезнев, а может и нет. Мы только рост и цвет волос имеем. Все остальное, сам видишь. А если и Ростик, ничего это не доказывает. Свои же урки нашли раньше нас и приговорили. Так что в протоколе напишем, по нашему району с аналогичными приметами разыскивается Ростислав Селезнев по прозвищу Кочерга. А дальше пусть эксперты работают. Сам понимаешь, дело — "глухарь", премии за него не получим. Будем снова его команду прессовать. Если урки мочканули, слухи должны были пойти, может за кончик ниточки и уцепимся.
А что эксперты говорят?
А что они тебе скажут за полчаса? Пролежало в воде тело от трех до пяти недель, точнее скажут после лабораторных анализов, но сразу тебе скажу, на многое не надейся, дату скажут с точностью до недели, причина смерти, сам можешь догадаться, с такой дырой в животе люди не живут.
Живот ему разрезали, чтоб не всплыл.
А то я не знаю! Тебе много поможет, если в нем еще пару дыр найдут?
Если огнестрел, очень даже поможет.
Размечтался, ты лучше скажи, как его отсюда наверх вытащить?
А то ты не знаешь, Илья. По старой дороге пойдем, тут с ним не вылезем. Ты, да я, да Павлик, а четвертого ... товарищей рыбаков попросим подсобить, которые, вон, наглядеться не могут. Будут потом подругам своим хвастать, как труп с работниками НКВД и прокуратуры носили.
Тогда собираемся и идем. Павлик! У себя в морге смотреть будешь, нечего тут на жаре стоять, трудящихся будоражить.
Надо к машине кому-то подняться, сказать, чтоб к старой дороге ехал встречал.
Вот и найди добровольных помощников органам и веди сюда. Одного наверх к машине пошли. Ну и жара! Поехали в управление, там протоколы писать будем.
* * *
Две недели прошли в непрерывной учебе. После приказа о допуске экстерном к экзаменам за среднюю школу, Олю записали в десятый класс. Каждый учитель считал своим долгом основательно поспрашивать ее по своему предмету. Это было не удивительно, ведь они должны были определить ее знания не только по текущему материалу, но и за предыдущие классы. Одноклассники были довольны, как правило, после опроса Оли, у учителя не оставалось времени определять знания остальных учащихся. Вела она себя скромно, когда ее не спрашивали, руку не тянула, давала списывать домашние задания одноклассникам. Внешне, от десятиклассниц практически не отличалась, так что крупных проблем в общении не возникало. Мелких, было в избытке, но на них Оля просто не реагировала.
Здоровье директора было еще одной темой, которую ежедневно обсуждали в школе. Ученики на каждом уроке спрашивали очередного учителя о здоровье директора, заставляя давать подробный отчет. Но вскоре эти попытки уйти от темы урока учителям надоели, и они ограничивались односложными ответами. Тем не менее, информация поступала исправно.
Операция прошла тяжело. Хоть серьезных повреждений мозга не было, и осколки черепа удачно миновали крупные кровеносные сосуды, но мелких, при всем желании, они миновать не могли и вызвали многочисленные микроинсульты. За это время состояние стабилизировалось, и его готовили к следующей операции — закрыть дырку в черепе специально изготовленной пластиной из нержавеющей стали. Это вызвало бурные обсуждения в школе, как будет выглядеть директор с куском железа на голове, и встречал ли кто в своей жизни подобные прецеденты.
К нему, кроме жены, категорически никого не пускали. В виде исключения, один раз с ним побеседовал следователь. Как сразу стало известно в школе, ничего директор вспомнить не смог, слова — "ретроградная амнезия", — смысл которых оставался тайной не только от учеников, были несколько дней самыми популярными словами среди учащихся. Потом их лексикон обогатился словами "посткоммоционный синдром", ссылаясь именно на эти слова докторов, жена директора запрещала всем, кто к ней звонил, даже появляться рядом с больным. Она категорически объявила, что до приезда из санатория, не даст никому подойти к ее мужу и воздействовать на его тонкую нервную систему. Это вызвало сильное недовольство учительского коллектива, считающего, что они имеют прав на директора не меньше чем его жена, а может и больше.
Оля подумала, что придурку повезло с женой. Настоящая женщина. Спроси ее, почему она так поступает, она расскажет вам про посткоммоционный синдром, о том, что мужу нельзя напрягаться, а на самом деле подсознательно она знает, беда пришла оттуда, с работы, и если позволишь этой работе приблизиться, беда может придти снова. И пришла бы. У Оли уже был готов план, простой и изящный, как довести до логического конца начатое, но мешали два обстоятельства и оба были связаны с супругой объекта. Во-первых, она с утра до вечера торчала в больнице и не отходила от больного, что усложняло дело. Оля опасалась, что жена может заподозрить неладное и поднять крик, просто почувствовав — что-то не так, в этом отношении женщины намного чувствительнее мужчин. Во-вторых, она своим поведением отсрочила непосредственную угрозу, и почти свела ее к нулю. Единственное чего опасалась Оля, при разговоре учителей с директором — это упоминания о своей особе и резолюции на прошении. Вполне может так быть, что этот эпизод из памяти ему ударом не отбило, и он может прийти к неправильным выводам о ее участии в своем горе.
"Ладно, живи пока, придурок, и благодари свою женщину за то, что ты ей нужен. Жалко, такой план коту под хвост. Я уже наготовила настойку конского навоза на гороховом отваре, и соды немножко не забыла добавить. Оставалось ее через промокашку процедить, и тебе в задницу вколоть. Медсестры, они ведь так друг на друга похожи. Все в белых халатах, белых шапочках и с марлевыми повязками на лице. И каждая имеет право тебе что-то уколоть. А ты, через пару недель благополучно бы скончался от целой кучи болезней... Через три месяца посмотрим, что с тобой делать. Жаль, что убить тебя просто так, будет нехорошо. Сразу станет всем ясно — причина связана с работой и начнут бумаги трусить. Уж лучше рисковать и оставить тебя в живых. Новый учебный год, новые заботы, а про дела минувшие если и вспомнят, то мельком. Проще всего выкрасть ходатайство с резолюцией, после того как аттестат получу. И все. Останутся одни твои слова. То, что у директора с головой проблемы после удара, любой врач подтвердит, а поезд ушел, жизнь уже доказала, резолюцию, которой нет, ты поставил правильную.
Но ведь может и несчастный случай с тобой случится, не сможет жена все время с тобой быть, ей тоже на работу после отпуска выйти придется".
Мысль о несчастном случае сразу подняла Оле настроение, и она с удовольствием углубилась в биологию, которую сегодня усиленно штудировала. Закончив заниматься, она, как обычно, перед уходом с библиотеки, взяла просматривать свежие газеты. Основное внимание Оля всегда уделяла газете "Правда", пытаясь сопоставить изложенные в ней статьи и факты со своими воспоминаниями. Остальные она проглядывала мельком, никогда не знаешь наперед, какая фраза или событие вызовет цепочку воспоминаний и добавит новых сведений.
Своя голова представлялась Оле такой огромной копилкой, наполняющейся разнообразной информацией постепенно всплывающей в ее сознании, и она часто с удивлением рассматривала себя в зеркало, не понимая, как туда все помещается.
Просматривая газету "Вечерняя Москва", она среди частных объявлений наткнулась на текст, который вызвал в ее спокойной натуре целую гамму чувств. Перечитывая его снова и снова, она не могла унять разбушевавшиеся в голове мысли.
"ОЛЬГА, где ты, ОТЗОВИСЬ.
ПИСЬМО твое ПОЛУЧИЛ, ОЧЕНЬ интересно.
ТО, ЧТО ты пишешь о ИТАЛИИ и ГЕРМАНИИ,
мне УЖЕ подтвердили. СТАХ. никто НЕ знает.
ТО, что ТЫ рассказала ПРО ИСПАНИЮ очень странно.
Откуда тебе это известно? Твои замечания учтены, находятся
на контроле. Что ты еще хочешь сказать? Напиши мне, или позвони. А.А"
"Два, три, четыре, три, четыре", — автоматически отметила про себя Оля странные слова, написанные заглавными буквами. — "Похоже на номер телефона. А.А — это, наверное, Артур Артузов. Он в НКВД один из самых умных сотрудников. Других А.А я не знаю. Звонить или не звонить?"
Оля взяла подшивку "Вечерней Москвы" и пролистала последние газеты. В газете недельной давности обнаружился тот же текст. Она собрала книги и газеты, расставила их по полкам, взяв тетрадки, попрощалась с библиотекарем и пошла домой. Задумавшись, она шла по улицам, освещенным заходящим солнцем, затем, что-то решив, стремительно прибавила шаг.
"В игрушки не наигрался, товарищ Артузов", — зло подумала Оля, — "все тебе кроссворды в голове... Хорошо. Завтра получишь свою игрушку".
На следующий день, после школы, придя в библиотеку, она, оставив тетрадки на столе, вышла с сумкой на обед. После обеда в столовой, пройдясь по магазинам, Оля зашла в подъезд, и вскоре оттуда вышла взрослая девушка с высокой грудью, одетая в простое, но нарядное платье, популярное среди молодых женщин в этом сезоне. Большой берет прятал ее волосы и скрывал лицо скромно опущенной головы. Пройдя несколько кварталов, она подошла к таксофону, вытащила монетку, держа ее за ребра, зачем-то протерла обе стороны носовым платочком который держала в правой руке. Этим же платочком сняла трубку, бросила монету и продиктовала оператору нужный ей номер. Ее долго не соединяли.
"Адрес выясняют, пинкертоны", — весело подумала Оля. До ближайшего отделения милиции было около пяти минут бега, счет пошел. Наконец в трубке послышались какие-то звуки.
Слушаю вас, — раздался приятный мужской баритон.
Товарищ Артузов?
Да. С кем имею честь?
Не строй из себя идиота, Артур. Слушай меня внимательно. Тебя расстреляют в тридцать седьмом году. Если хочешь изменить свою участь, бросай свою молодую сучку, которая своими зарубежными вояжами и мелкобуржуазным нутром повесит на тебя большой кусок дерьма, и возвращайся к жене. Скоро придут тяжелые времена Артур, нужно будет выбирать с кем ты. Самому по себе, тебе жить не дадут. И куска дерьма хватит, чтоб тебя поставить к стенке. Будут вопросы, задавай через газету. И не играй со мной в игрушки, Артур, я не Савинков.
Повесив трубку, Оля прошлась по ней платочком, быстро скрылась в соседнем переулке, и, выйдя из подъезда пятнадцатилетней девчонкой, если смотреть только на физиономию, весело побежала в библиотеку.
"Мелкая пакость ближнему, почему-то всегда подымает тебе настроение, Оля". — В последнее время она начала часто разговаривать сама с собой. — "Она его так любила, а он ее бросил, козел", — "Это жизнь, девочка, так бывает..." — "Дерьмо это, а не жизнь", — констатировала Оля. — "Наверное, по-своему, ты права", — грустно согласилась с ней ее вторая половина.
* * *
Побледневший Артур Артузов, играя желваками, стоял с телефонной трубкой в руке. Стенографист, одной рукой прижимая слуховую трубку к уху, второй сосредоточено чертил свои крючки и галочки, стараясь не отрывать глаз от листа бумаги. Артузов, бросив трубку, повернулся к нему и сказал:
Можете быть свободны. Когда вернутся Иван с Валентином, сразу ко мне, напечатанную стенограмму, тоже. То, что ее никто не должен видеть, это, надеюсь, вам понятно?
Так точно! — Побледневший секретарь вылетел из кабинета.
Связавшись по прямому телефону с приемной Сталина, Артузов подождал, пока его соединят.
Слушаю вас товарищ Артузов, — раздался в трубке знакомый голос.
Мне звонила Ольга, товарищ Сталин. К сожалению, разговор не получился. На место звонка выехали мои сотрудники и работники ближайшего отделения милиции. На большие результаты, мы не надеемся, но кое-что узнаем.
Заедьте ко мне, после восьми, со всеми материалами.
Слушаюсь, товарищ Сталин.
Выслушав вернувшихся сотрудников, Артузов отметил что-то на листке бумаги, и полвосьмого выехал в Кремль.
Сталин принял его почти сразу, внимательно прочитал стенограмму телефонного разговора, задумчиво пройдясь по кабинету, сказал,
Докладывайте, товарищ Артузов.
Согласно плану, который был с вами согласован, в газете "Вечерняя Москва" было дано частное объявление с текстом понятным лишь тому, кто имел дело с окончательным вариантом первой докладной записки от Ольги. Несложным кодом был зашифрован новый номер телефона, который мы выделили для этой операции. В тексте объявления было задано два прямых вопроса. Целью операции было выявить, изберет ли объект полностью пассивный способ поведения, либо пойдет на контакт. Если пойдет, то в какой форме. Объявление повторялось раз в неделю. Вчера вышла очередная газета с текстом. Сегодня в четырнадцать двадцать зазвонил выделенный телефон. Связавшись с оператором, мы выяснили адрес таксофона, и, позвонив в ближайшее отделение милиции, направили их к туда. К ним тут же выехало два наших сотрудника, а я начал разговор по телефону, стенограмму которого вы прочитали. Звонила молодая девушка, по голосу не старше восемнадцати лет. К сожалению, объект разговаривать со мной не желал. Избрав жесткий, доминантный тон разговора, он фактически хотел донести до меня следующую мысль, "ты тут третий лишний, не путайся под ногами. Нам про тебя все известно, разговаривать с тобой не о чем". По крайней мере, так я понял суть этого послания. С другой стороны, объект хотел показать, что совершенно нас не боится, и не откажет себе в удовольствии продемонстрировать свое превосходство, несмотря на очевидные риски. С этой целью он снова использовал тот же психологический прием, что и в докладной записке — уверенность в своем знании будущего, в данном случае даты моей смерти. Несмотря на полную абсурдность такого заявления, должен признаться, оно меня сбило с толку, и я не смог даже попытаться изменить течение и схему разговора. По месту звонка, посланные сотрудники смогли получить только схематическое описание молодой женщины с большой грудью, в берете, на которую никто особого внимания не обратил. Отпечатки пальцев также не вышли, трубка была чистой, более того, чистой была даже брошенная монетка. Все свидетели утверждают — женщина была без перчаток. Это свидетельствует о том, что все было заранее продумано. Положительными моментами, которые мы выяснили, можно считать готовность объекта идти на контакт, а также самоуверенность, проявляемую им в оценках будущих событий. Попробуем подбором целенаправленных вопросов уточнить степень его знаний, возможные источники информации. С моей точки зрения, после звонка, можно ожидать в ближайшее время письмо адресованное вам, товарищ Сталин.
