Добрый король Джон?

Предсказуемо, Джон де Грей был избран, и король отправил в Рим просьбу о подтверждении в декабре 1206 года. Увы и ах, папа еще в марте того же года решил, что выборы в Англии были не каноничными, а посему не имеющими силы. Из Англии были вызваны 16 монахов из Кентербери, из которых 12 успели переговорить с королем и пообещать ему поддержать де Грея.

В Риме, правда, все повернулось совсем не так. Для начала, папа подтвердил, что архиепископ должен избираться монахами, но тут же отверг выбор Реджинальда, как слишком камерный и секретный. И предложил святым братьям избрать "самого честного и способного англичанина" на пост архиепископа. Здесь и сейчас. Они и избрали — Стефана Лэнгтона, одного из самых молодых и горячих монахов, которые изначально выдвинули Реджинальда. Несомненно, Лэнгтон был по характеру лидером, потому что никакого разногласия по поводу его кандидатуры среди избирающий не было. Те, кто пообещали Джону поддержать де Грея, рассказали о своей неосторожной инициативе папе, и Иннокентий немедленно освободил их от обещания.

Вся эта кутерьма свалилась на Джона практически в первую неделю после его возвращения из Франции. Теперь уже не было сомнений, что король вполне может вернуть себе владения Ангевинов и найдет для этого поддержку, если только у него будут достаточные военные силы. Как показали недавние события, особенно полагаться на баронское ополчение не стоило, и Джон предпочел бы наемников, профессионалов-добровольцев и прочих из когорты искателей приключений. Похоже, он не видел большого смысла рисковать англичанами, которые больше пригодились бы на своем месте — в качестве налогоплательщиков.

Потому что экономика Англии была сильно подорвана (если вовсе не развалена) еще во времена правления Ричарда. Ричард все увеличивал и увеличивал бремя налогов, которые многие графства были не в состоянии выплатить. К осени 1201 года недоимки по "нормандскому щитовому сбору", которым рыцари и бароны откупались от службы в армии, были в каждом графстве, а ведь это были сборы за 1194, 1195 и 1196 годы. По сборам на выкуп короля Ричарда продолжали оставаться в должниках графства Дорсет и Сомерсет. Да что там, многие еще не заплатили по "уэльсскому щитовому сбору", который проводился в далеком 1190-м году.

Технически, долги и права на их взыскание наследовались. Практически, у короны не было никакой возможности получить причитающееся, если должник не платил. Ну, можно было отобрать титул, замок, землю — теоретически. Практически, у каждого должника были аргументы, друзья, родня, связи, обстоятельства и возможность опротестовать решение как несправедливое. Бесконечный, безнадежный процесс. Впрочем, по некоторым косвенным свидетельствам (требованиям к новому королю вернуть законные права) администрация Ричарда кое-какие земли и замки начала отбирать к концу его правления.

Джон попробовал что-то в этом роде в 1201 году, но бароны-неплательщики предпочли послать ему своих сыновей в качестве заложников, оставив долги по выплатам расти. Здравый ход — избавиться от расходов на еду, одежду, тренировку и воспитание подрастающего поколения, если в сундуках пусто. Но проблемы-то это не решало. И с каждым годом финансовое состояние королевства все ухудшалось, а вместе с ним ухудшались отношения между баронами и королем. Ведь ему приходилось проводить "щитовые сборы", скутаж, практически каждый год, учитывая унаследованное и все возрастающее катастрофическое положение финансов и нужды на новые войны во Франции. По две марки каждый год.

А ведь были и другие налоги. Каракаж, земельный налог, зависящий от величины земельных владений, был введен Ричардом в 1194 году, и Джон его собирал в 1200-м. Была седьмая часть налога на движимость, которую Джон собирал в 1204 году. Очевидно, с тем же "успехом", что и его брат ранее. Оставалась продажа должностей и прав на владение — то, с чего и собирал самые значительные фонды на свои нужды Ричард. Джон попробовал то же самое в 1201 году.

В принципе, подобная практика сохранится еще на века. Выражение "доброй воли" городов и лордов, выражающееся в подарках деньгами и ценностями. Только Ричард III прекратит это мягкое вымогательство, заменив его честной системой займов под гарантию выплаты. В случае Джона, кто-то платил и делал подарки добровольно, по традиции. Кого-то король хотел наказать — например, город Йорк, поленившийся устроить торжественную встречу и подготовить жилье для королевских лучников.

Кстати, необходимо делать различие между королевской казной, которая вечно была с протянутой рукой, и казной лично короля, у которого, как у землевладельца, деньги вполне могли быть. Из этих денег традиционно шли "выражения доброй воли" от короля значительным людям королевства — в стыдливой форме "займов". Что любопытно, в английском королевстве была только одна группа финансистов, у которой было право давать деньги под проценты — евреи. Остальные, даже король, могли получить ровно столько, сколько заняли. Максимум, дозволялись "заклады" в виде земель и замков. Не отсюда ли крайне негативное отношение большей части населения к евреям, как к "кровопийцам"? Люди были просто не в состоянии принять, что привычная схема "взял — отдал" заменяется в этом случае формой "отдал больше, чем взял". Хотя ясно ведь, что под проценты деньги брали только в том случае, когда нормальная система была невозможна, т.е. когда сумма уже имеющегося долга начинала превышать возможность должника заплатить в обозримом будущем.

Так что к 1206 году у короля Джона были основания для политического оптимизма, но оптимизма он не испытывал. Финансы были в беспорядке, и реалистической надежды на улучшение положения не было. Баронская гордость была ущемлена унизительными напоминаниями о долгах и тем, что все большая часть молодого поколения оказывалась в хозяйстве короля на положении "заложников". Конечно, по сути нахлебников, но все равно обидно. Так что отношения между королем и его знатью тоже отнюдь не улучшались с каждым годом.

Впрочем, Джон не видел смысла сознательно зажимать своих баронов. Вместо этого, он попробовал нечто в Англии до сих пор не практиковавшееся: собрав духовных прелатов страны, он предложил им выплачивать определенную сумму с каждой должности королю. Переговоры проводились 8 января 1207 года в Лондоне. Именно переговоры, потому что никаких готовых требований к своим духовным лордам у короля не было. Но церковь никогда не любила расставаться со своими богатствами, хотя иногда и уступала нажиму — как в случае сбора средств на выкуп Ричарда. Предложение короля было расценено, как нападка на независимость церкви, и отклонено, потому что: " the English Church could by no means submit to a demand which had never been heard of in all previous ages."

А где-то на горизонте маячили серьезные разногласия с папой относительно того, кто будет главным прелатом Англии, хотя вряд ли в тот момент кто-то мог даже предположить, что именно эта распря будет иметь для Англии в целом и Джона в частности последствия даже более серьезные, чем расстроенная экономика. На тот момент, он просто ответил папе, что не может утвердить на должность архиепископа Кентерберийского человека, которого в глаза не видел, и о котором не знает ничего, кроме того, что тот участвовал в какой-то заговорщической деятельности.

Скандал с церковью и папой становился неизбежен.

Англия готовится к вторжению

17 июня 1207 года папа Иннокентий признал мало кому известного монаха Стефана Лэнгтона архиепископом Кентерберийским. В ответ, король Джон конфисковал земли капитула Кентербери, и объявил отъехавших в Рим монахов изгнанниками из королевства. И заявил, что тот, кто признает в Англии Лэнгтона архиепископом, будет объявлен врагом государства. В августе Иннокентий приказал епископам Лондона, Или и Ворчестера пригрозить всему королевству интердиктом, а королю — отлучением от церкви. Переговоры с Джоном ни к чему не привели, и 23 — 24 марта 1208 года, в Страстное Воскресенье, интердикт был наложен.

В ответ, Джон поставил свое духовенство перед выбором: или они продолжают выполнять возложенные на них функции, либо могут считать себя свободными и от функций, и от бенефитов исполнения этих функций. То есть, собственность непокорных будет конфискована, как это случилось бы в том случае, если бы мирянин-администратор вдруг отказался делать свою работу.

Что бы бароны ни думали о королевской логике, возражений не последовало. Все прекрасно знали, что королевская казна пуста, так что пусть она лучше наполнится за счет духовенства, чем за счет баронов. Апрель прошел бурно. Надо сказать, что чувства населения к духовенству были далеки от теплых, так что пришлось королю даже издать указ, что особо дерзких по отношению к священника следует вешать на ближайшем суку. Уж насколько этот закон выполнялся — неизвестно. Судя по тому, что монастырские хронисты потом ославили короля гонителем на христиан и безбожным негодяем, не выполнялся.

Что касается монашеских орденов, то хуже всего пришлось богатым и гордым тамплиерам, собственность которых была конфискована в 31 области. Госпитальеры изначально и ухом не повели в сторону интердикта. Цистерцианцы ушли в символическую забастовку на несколько дней, и вернулись потом к исполнению своих обязанностей. А король отправил к папе посольство с листом условий, на которых он бы согласился одобрить Лэнгтона архиепископом. Полгода посольство водило папу за нос, пока до того не дошло, что англичане просто тянут время. Естественно, дружеских чувств в адрес короля Джона этот ход у Иннокентия не пробудил.

Иннокентий был человеком своеобразным, к своей власти относился с пиететом, и не был настроен давать королям волю в их делах. В какой-то степени, он был человеком на своем месте в очень непростой период, когда страсть к крестовым походам поутихла, и у королей появилась явная тяга к самостийности. Задачей Святейшего Престола было более или менее устойчивое равновесие, которое не позволило бы христианским королевствам уничтожать друг друга. Иногда получалось лучше, иногда — хуже. С Джоном у Иннокентия с тех пор сложились очень интересные отношения, в которых иногда они были врагами, а иногда — союзниками.

Что касается епископов, то с ними ситуация сложилась просто анекдотическая. Папа требовал, чтобы они отлучили Джона от церкви. Джон посылал их с такими миссиями, что они проводили все время в мотаниях между островом и континентом, а в те годы это не было увеселительной прогулкой. В результате получилось как-то так, что в Англии остались только Питер де Роше, епископ Винчестерский, и Джон де Грей, епископ Норвичский. Причем, де Грей был вскоре сделан юстициарием Ирландии, так что Джон, по сути, полностью освободился от своих духовных лордов, держа в стране только одного епископа для всяких необходимых формальностей.

Сложно сказать, был ли Джон атеистом в полном смысле слове, но он точно не испытывал ни малейшего пиетета к церкви. У него вообще постепенно начал складываться свой стиль жизни, в котором он был королем и себе хозяином. Не похоже даже, чтобы он всерьез хотел продолжать войну с Филиппом. Впрочем, там-то было перемирие на 2 года, так что никакой сложности в этом направлении. Дома он более или менее разобрался с казной, в чем ему невольно подыграл папа Иннокентий. В отсутствии провоцирующих влияний со стороны Филиппа, и бароны успокоились.

Джон, по сути, просто хотел быть счастливым и веселым королем. И некоторое время ему даже удалось пожить в своей мечте. Он охотился, волочился за женщинами, не забывая при этом постоянно держать свою знать занятой интригами друг против друга, и укреплял береговую оборону. У него уже был наследник, его двор стал привлекателен для высокородных наемников в такой степени, что у короля даже появилась возможность действительно обзавестись собственной, независимой гвардией. Во всяком случае, когда осенью 1209 года он потребовал, чтобы всё королевство, бедные и богаты без дискриминации, принесли ему и его наследнику оммаж, многие почувствовали, что клятва была принесена из страха.

Похоже, что бароны не любили Джона потому, что тот, во-первых, твердой рукой начал централизовать власть, время для чего еще явно не пришло и не придет следующие несколько сотен лет. Во-вторых, Джон охотился не только в лесах. Слухи о количестве его бастардов варьируют, нет даже доказательств тому, что у него были любовницы и после брака с Изабель Ангулемской (вернее, после того, как она выросла до роли жены), но флирт, добровольный (и поэтому особенно оскорбительный для потерпевших) флирт, явно присутствовал. В-третьих, Джон любил птичек и зверей, и запрещал держать их в клетках. Он также возражал против ограждений земельных владений, отстаивая права зверей кормиться там, куда гонит их природа. Перешептывания вызывала и манера Джона вышучивать постулаты церкви (особенно его веселила идея непорочного зачатия).

В середине 1209 года Англию, наконец, посетил шотландский король, Уильям Лев, чтобы обсудить снова зависимость Шотландии от Англии. В свое время, эта зависимость была признана при отце Джона, потом братец Ричард продал шотландцам их независимость за 10 тысяч серебряных марок, и вот теперь торг начался снова. Джон поставил условие, что Уильям выгонит всех, кто перетек из Англии в Шотландию, или пошлет своего сына заложником. Уильям уперся. Джон осадил несколько шотландских замков, и, в результате, Уильяму пришлось выложить 15 тысяч марок. А заложницами отправил двух дочерей, дав Джону право выдать их замуж. Хронист из Кентербери говорит, что одну из них выдали за внебрачного сына Джона, которого тот нажил еще в начале 1190-х.

Уэльс последовал примеру Шотландии, но здесь Джону и усилий не пришлось прикладывать. Там положение было настолько хаотичным, что подчинение Англии выглядело наиболее разумным решением.

В принципе, 6 октября 1209 года папа отлучил Джона от церкви, но в Англии на это никак не прореагировали. Архидьякон Норвича попытался во время рождественских праздников напомнить баронам, что они ввергают свои души в опасность, служа отлученному королю, но только напрасно пострадал — бароны сочли за лучшее выбрать Джона, а не Иннокентия.

Разумеется, развитие событий в Ирландии заслуживает особого внимания, но для Джона все, что там происходило, имело значение только в том смысле, что его отношения с Уильямом Маршаллом снова осложнились в 1208 году. Причем, все выглядит так, что Джон совершенно сознательно вытеснил Маршалла подальше от Лондона. У легенды Англии были в Ирландии большие владения, и Джон однажды спросил у Маршалла, давно ли он получал оттуда известия. И рассказал, что замок его супруги был осажден, и, хотя она победила, трое ближайших друзей Маршалла погибли в битве. Маршалл сорвался в Ирландию, где узнал, что события развивались совершенно по-другому. Что графиня победила своих врагов целиком и полностью, без всяких проблем. Маршалл понял все правильно, и засел в Ирландии аж до 1213 года, когда пришел его черед взять реванш над Джоном.

Король и папа Иннокентий