| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Менять буквы в своём имени она не стала.
— Земля, — повторила Лийтя, и брови у неё удивленно приподнялись. Открыла книгу и принялась листать. Задержалась на какой-то странице Быстро взглянула на Инну, полезла в самый конец книги, прочитала там что-то и аккуратно закрыла.
`Интересно, что она там читает? — думала Инна, глядя как Лийтя, опершись локтями на стол, приложив ладони ко лбу, крепко задумалась. Так прошло несколько минут, и Инна уже хотела спросить женщину, о чем та думает, но как раз в этот момент Лийтя наконец отняла руки от лица и порывисто встала. Пошла к сундуку и принялась вынимать из него одну вещь за другой.
— Памоща, — махнула она призывно рукой: Инна решила, что Лийтя просит о помощи, и подошла к ней.
Женщина, склонясь над кучей предметов, вынимала их по одному и передавала Инне, Инна стала складывать их на кровати. Покрывало было грязное, замызганное, но всё же — решила Инна — оно было чище пола, а вещички, которые передавала ей старуха, выглядели новыми. Среди них попадались маленькие книжечки, размером с записную, принадлежности для письма — ручки и перья, какие-то скляночки и бутылёчки, как пустые, там и заполненные жидкостями или порошком, мешочки из ткани — тоже и пустые, и чем -то наполненные, видимо, травами. От одного из них исходил явно аромат мяты, другой напомнил хвойный, сосновый смолистый запах, а в третьем она узнала аромат цветков багульника. Попадались также ножички: складные и нет, всяких размеров и с разными украшениями на рукоятках, шкатулки, какие-то берестяные свитки, свёрнутые в трубочку. Потом Лийтя вытащила длинную черную трубку. Инна увидела на ней несколько круглых отверстий и поняла, что это какой-то музыкальный инструмент. Хотела было попробовать что-нибудь сыграть, вспомнив детство, и приложила к губам, но старуха недовольно на неё шикнула и протянула очередную находку. Это оказался браслет, на вид — из цельного куска чёрного дерева. Присмотревшись, Инна поняла, что он не совсем черный, а с красноватым оттенком. "Сандал?" — подумала она и понюхала. Да, аромат был — тонкий, изысканный, похожий на эир чайной розы с пикантной примесью лимона.
— Та, — сказала Лийтя, — дежа.
Инна не поняла: держать, что ли?Посмотрела на Лийтю, та показала на свою левую руку, повторила:
— Дежа!
`Похоже, она хочет, чтобы я его надела`, — поняла Инна и нацепила украшение. С удивлением и некоторым страхом заметила, что свободно болтающийся обод как будто начал сжиматься и вот уже обхватил руку довольно плотно, немного выше запястья. ` Значит, не дерево, а какая-то искусственная имитация`, — поняла она.
— Ну вот, — сказала Лийтя, — теперь будешь все понимать: это преобразователь языков, ты его надеваешь и начинаешь понимать речь в том мире, куда попал, и сама уже можешь говорить.
Инна обрадовалась:
— Ой! всё поняла! — и почувствовала, что язык сам во рту начал ворочаться как то по-другому, — видимо, по-местному.
— Когда-то у меня было много этих приборов, но ты не первая иномирянка, которая в таком нуждается.
Инна вздрогнула: спросить, может, о Дмитрии? Может, и он где-то в этом мире и тоже получил такой преобразователь? Она даже открыла рот, чтобы спросить, но не успела: в дверь грубо застучали. Сильно, гулко, чуть не высаживая из петлиц.
-Иду! — крикнула Лийтя, спеша открыть.
Инна за ней не пошла, предпочла зайти за занавеску, кто его знает, кого Бог принёс, не про её ли душу. Стояла, прислушиваясь к разговору, но пока мало что понимала, то есть слова вроде понимала — мужской баритон торопливо рассказывал, что какая-то муха укусила хозяина, и его надо спасать, но смысл этого был непонятен: что за муха? це-це? или это они ос и пчел называют мухами? А Лийтя тут при чём? Местная знахарка? Кстати, по-видимому, да: вон сундук — полный всяких трав и снадобий. Вообще похоже, что она женщина образованная, она и про миры, и про иные миры знает, может даже сама не из этого мира, а пролазница, сюда приблудилась да здесь и осталась. То ли понравилось, то ли попросили. Или выход не сумела найти? Может, попала в этот мир, а в этот момент большинство лазов закрыли. Может, как раз тогда, когда и Дмитрий застрял. Вполне вероятно, что они даже знакомы...
Инна закрыла глаза и попыталась представила его лицо, но у неё ничего не вышло. Досадливо пожала плечами, попыталась прислушаться к чутью: близко ли любимый? Но чутьё будто уснуло и не отозвалось. Тем временем Лийтя за занавеской что-то причитала, шаркая по полу, видимо, складывая нужные вещи. Инна услышала, как скрипнула, отворяясь дверь, и собиралась уже выйти из-за занавески, но тут приходивший мужчина спросил:
— А это что?
Лийтя ответила не сразу:
— Это не моё.
— Что там?
Инна поняла, что речь идет о её корзине и решила, что пора действительно выходить, вышла в кухню, сказала негромко:
— Это моя. Там сухие грибы.
— Грибы? — недоверчиво переспросил мужчина,
Теперь Инна могла рассмотреть его: невысокий, как и все здешние, кряжистый , одет понаряднее, — светлую рубаху с кушаком по талии, да и волосы с бородой явно чище, чем у остальных.
— Ещё сушёный лист берёзы, — немного с вызовом сказала Инна, — от укуса это вряд ли поможет. — Прикинула, добавила: — Хотя листья можно использовать как примочки для облегчения боли.
— Бери свою корзину и пошли, — велел пришедший.
Лийтя встрепенулась:
— Надо платок на голову, рыжая — слишком заметно, ещё на квизов наткнёмся. — Она подошла к кровати и, приподняв матрас, вытянула из под него, тёмно-серый квадратный лоскут ткани.
`Вроде чистая`, — думала Инна, повязывая платок на деревенский манер и подхватывая корзину, из которой обдало приятным теплом. Инна замерла на миг, удивившись, откуда исходило тепло, но больше ничего не почувствовала и благополучно забыла о странном ощущении, тем более, что мужик приказным тоном сделал замечание:
— Викис с чела убери. Вчера у главного опра баба со двора сбежала, как и куда — никому не ведомо, однако, тоже рыжая была. Не ты ли?
Инна испугалась:
-Нет, я только сегодня...
Лийтя перебила:
Дочка только сегодня пришла, а так в городе была, а та, что убёгла — так та уже сколько лет у опры при хозяйстве жила.
— Дочка, говоришь? — с подозрением уставился на Инну мужик. — А нешто ты сама рыжая была?
— А то нет? — бойко отозвалась Лийтя. — Рыжая и была. Это теперь седая, а молодая — как раз рыжая да бесстыжая была.
Мужик расхохотался, напряжение немного спало. Лийтя подмигнула Инне и отворила дверь.
— А что, — оживлённо расспрашивала она по дороге, — говоришь, сама Рыжая сбежала? И не нашли?
— Да как в воду канула— нет нигде. Словно в воздухе растворилась! И ведь далеко убечь не могла — опр быстро хватился, часа не прошло, как её видели, и кони все на месте, значит пехом ушла, — а вот поди ж ты — нигде нету.
— А опр что говорит?
— Так он всё на тебя валит: Лийтя, грит, повитухой была, вот с неё и спрос: и куда первая ведьма подевалась, и куда отпрыска ведьминская. Лицо словно каменное стало, ногой топнул да плетью об пол хлестнул: поди, грит он мне, Лыско, до старой бабки, да приведи сюды, пущай мне весь двор снюхает да след беглянки найдёт.
— Ну ты смотри, — подивилась Лийтя, — а коли не найду, что делать будет?
— А коли не найдёшь след — тут уж не знаю...
Мужик стащил св головы шапку и принялся чесать голову. Стало ясно, почему его так кличут: голова была лысая, но сам он оказался ещё молодым, лет двадцати пяти, солидность которому придавала борода, немытое рябое лицо и та самая шапка, надвинутая почти на глаза. Видимо, какая-то ещё у него была болезнь, кроме оспы, и она наложила свой отпечаток, лишив парня волос в ребяческом возрасте, и теперь уже имя забылось, оставив лишь кличку.
Когда процессия добралась до опрского двора, огражденного вбитым в землю плотно ствол к стволу кругляком, их встретил другой мужик, молча кивнул Лыску — мол, своё дело сделал — теперь проваливай, — и показал пальцем в сторону тёмного сруба. Лыско тут же куда-то свернул и исчез в темноте, а Лийтя взяла Инну за руку и потащила за собой в указанном направлении. Следом молча шёл встретивший. Взошли на высокое крыльцо, мужик толкнул дверь и вошёл первым. Остановился на пороге, недолго постоял, и шагнул внутрь, пропуская женщин. За ним вошли и Лийтя с Инной. По дороге Лийтя шепнула, чтобы Инна по возможности ничего не говорила и внимания к себе не привлекала, однако, от старухи не отставала ни на шаг — не дай бог мужики позарятся да обидят или сам хозяин захочет поживиться. И ещё велела следить за волосами — чтобы из-под платка не выбивались да перед глазами не маячили.
Женщины пристроились на лавке вдоль стены, где им показали, руки Лийтя смиренно положила на колени, подмигнув Инне, чтобы та делала точно так же. Инна уселась и стала рассматривать избу: ничего такая, крепкая, бревна толстенные, между ними мох сухой бородой свисает. Пол, похоже, красной глиной вымазан, грязный, печка посреди комнаты сложена из камней, тоже глиной вымазана и между камнями, как цементом, прихватила. Печь не топили, тепло было на улице, как лето в родном мире.
Вошёл толстый мужик, глянул хозяином, погладил бороду, крякнул, сел на лавку за стол, посмотрел на женщин и вдруг кулаком об столешницу как грохнул! Инна аж подскочила на своём месте от неожиданности, а Лийтя на колени бухнулась да затараторила:
— Ой, не гневись, батюшка, скажи сперва, чем не угодила тебе старуха Лийтя со своею доченькой кровною, да что ж делать теперь, да как положение то исправить, да..
— Доченька, гришь?! — перебил её толстяк: — А не та ли рыжая, что от меня по утру сбежала? Ну-ка, снимай тряпку с головы! — приказал он Инне.
Она поняла, что Лыско уже проболтался о цвете её волос, переглянулась с Лийтей, сняла платок. Опр смотрел-смотрел, да и икнул, а в глазах — недоумение:
— Не она, однако...
Он вышел и почти тут же вернулся с тряпицей в руках, положил её на стол и аккуратно развернул. Инна невольно встала и шагнула вперед: там были несколько обычных цветных фотографий из её мира. Лийтя тоже встала с колен и подошла, глядя, как опр раскладывает фотографии.
— Откуда это у тебя? — тихо спросила Лийтя. — Кто это?
Ответила ей Инна, чисто машинально, она знала этих людей лучше всех в этом мире:
— Это моя мама, а это папа. Мне сказали, что они погибли. Они живы?!
Опр сел, жестом велел женщинам сесть напротив. Подумал, сказал:
— Пусть Лийтя скажет.
Лийтя заговорила не сразу, видимо, собиралась с мыслями.
— Когда-то много лет назад, — начала она, — около трёхсот лет назад, занесло к нам не местную молодую пару. Женщина оказалась на сносях, и отец Тартала — на этих словах Лийтя указала на хозяина, — оставил её у себя и послал за мной, роды принимать, а супружник тут же ушёл... помощь искать. Я его и не видела. А у тебя значит фотографии.. картинки остались. Его больше никто не видел — похоже, что... в болотах сгинул. А может инквизам под горячую руку попался, он много чего умел, могли за колдуна принять и запросто сжечь, а до того секреты постараться все выведать, они это умеют. Роды были тяжёлые... Очень тяжёлые.... Роженица умерла. Я ничего не могла сделать.
Инна недвижно сидела, выпрямим спину, слушала напряженно: неужели Лийтя говорит о её родителях? И вот так — найти их след в параллельном мире, чтобы снова потерять — и маму уже окончательно?! Но как же — триста лет?! Ах, да, в это мире время течет по-другому...
Лийтя тем временем продолжала:
— Ребёнок родился здоровеньким. А у меня как раз полугодовалая доченька была, молоко шло, и я выкормила дитя. До тридцати двух лет девочки были со мной, а потом как-то раз пошли в лес — и вернулась только одна. Не моя. Моя-то по её словам сгинула: в здешних местах тогда люди часто то пропадали, то объявлялись из других ми...— Лийтя запнулась и стрельнула глазами на опра, потом договорила: — из других мест. Хотя... — Лийтя задумалась, потом забормотала тихо, так что слышно было только Инне: — пожалуй, тут я что-то путаю: только дочка пропала. Отец рыжей сам ушёл, я уж думала, равновесие установилось, помощь придет и мы все вместе... До появления той пары ничего такого не случалось... во всяком случае — с тех пор, как я здесь... — Заметив недоуменный взгляд опра, Лийтя вспохватилась и сказала громко: — А ещё через год девочку взял в услужение твой отец.
— Так... — Опр взял одну из фотографий. — Смотри, Лийтя: это мать той рыжей, которая счас убёгла, так? И они были похожи, как две капли воды. А теперь смотри на мужика: если не цвет волос — то эта твоя товарка и он — на одно лицо, если б не цвет волоса, различить было бы сложно, а так — стрижка точь в точь и обрис от лба к подбородку — тот же самый. Может, чуть более строгий, всё-таки мужик был.
— Вот почему я не поняла, что ты их дочь: ни на мать, ни на сестру свою ты не похожа, а отца я не видела. Вот ведь как... И что теперь делать...
— Ты мне ту — сеструху её верни, забыла, что ли, зачем звали? Я ж без неё как без рук — все места грибные, да ягодные, да рыбные знает, лося с кабаном приманить может. — Опр усмехнулся и стал завязывать фотографии обратно в тряпицу. Инна дёрнулась:
— Дайте мне, это мои родители.
— А вот найди сеструху, тогда отдам, — подмигнул хозяин, встал и вышел из горницы.
Потом зашла какая-то толстуха и погнала их:
— Идите, идите! Чем скорее, Лийтя, искать почнёшь, тем быстрее найдёшь, тем тебе больше хозяин заплатит.
Инна тихо хмыкнула: об оплате опр вообще ничего не говорил. Но она — Инна — готова была искать девушку бесплатно: она же ни больше, ни меньше — а сестра родная!
Лийтя дёрнула за рукав: идём, расскажу то, что знаю, потом ты расскажешь.
Они вышли со двора и пошли тёмной улочкой. Светильник Лийтя решила не зажигать: в небе было полно звёзд и огромная луна, они вполне освещали дорогу. Домой пришли без приключений, Лийтя достала из шкафа глиняные кружки, налила воду, поставила в печку и зажгла огонь. Стало очень тепло и уютно. Пока вода грелась, Инна даже успела подремать. А потом Лийтя разбудила её на разговор.
— Пролазницей я стала, — начала она — когда мне ещё семнадцати не было. В Кадиане — моём мире тогда был три тысячи тридцать шестой год. Как сейчас помню — шла по лесной тропинке, думала о своём, девичьем, да и не заметила, как во мглу ступила. Кинулась обратно, оглянулась, а она так и стоит передо мной, так и манит, прямо притягивает. красивая такая, словно звёздочки мерцают. Я и пошла. А когда вышла — совсем другой мур оказался: стою на жёлтом песке посреди пляжа, впереди — море огромное раскинулось, синее такое, какие-то птицы над побережем летают, кричат. Но не такие, как в нашем, мире, а гораздо крупнее, мне издали даже показалось, что это драконы, как в сказках описывают. Только одноголовые.
— И у нас в сказках разные: и одноголовые, и трёхголовые, и даже больше бывает, — заметила Инна.
— Я испугалась — и скорей обратно. Потом ещё два раза на то место приходила, где лаз открылся, снова он манил, но идти в него одной я не рискнула. А сказать кому — тоже боялась: за сумасшедшую ещё примут да в город безумных отправят, а у меня на шее четверо сестрёнок-братишек младших, мама одна бы не справилась. Папы у нас к тому времени два года как не было: рыбачил зимой на реке, лед под ним подломился. Пока его из воды вытащили да домой принесли — легкие застудил. Лечили, а как же, только ничто не помогало. Три месяца промучился, кровью кашлял, а к весне помер. — Лийтя помолчала, шмыгнула носом и продолжила: — Вот когда на третий раз пришла, меня уже около входа опытные пролазники ждали, всё объяснили, показали, к делу приобщили. Было нас немало, но началась война между лигами билогов и физологов: физологи хотели проводить свои испытания, а билоги протестовали, говорили, что это может навредить всем кадианам. Вот в этой-то войне — сколько людей своих мы тогда потеряли! Физологи изобрели к тому времени радыны и...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
