Питер-2033

Иван переводит взгляд и видит на другом берегу Невы блекло-голубое здание Смольного собора. Некогда изящные башенки выцвели, части нет совсем. Одна сохранилось, но черная от времени. С высоты Охта-центра все это кажется мелким и игрушечным.

Бамм.

Кажется, в здании что-то есть. Какая-то жизнь. Иван поворачивает голову и видит глаз.

Черный, круглый глаз смотрит на него сквозь перекрестье ржавых балок, сквозь провал в смотровой площадке.

Иван чувствует, как мороз пробегает по коже.

Не птичий.

Клекот. Длинная зубастая пасть высовывается сквозь лифтовую шахту. Дергается, бьется. Длинная вытянутая шея покрыта серым пухом. Зубы треугольные и мелкие.

Иван отшатывается. Клацанье клюва и недовольный скрежещущий голос твари. Порыв ветра толкает его в спину. Иван чудом сохраняет равновесие, вцепляется в металлическую станину, ведущую вертикально вверх. Здание медленно раскачивается. Холодный мокрый металл под пальцами. Скользкая ржавчина.

Иван вцепляется что есть силы, но пальцы соскальзывают.

Один палец отрывается от балки. Другой...

Страха нет. Есть странное оцепенение, словно происходящее его, Ивана, не касается.

Он держится на двух пальцах. Они белые он напряжения.

В следующее мгновение Иван свободной рукой вынимает нож — замах — блеск лезвия — удар. Дамц. Клинок перерубает пальцы чуть ниже второй фаланги.

Иван молча смотрит, как брызжет... нет, крови нет. Совсем.

Пальцы медленно отделяются от кисти. Щель между ними и основаниями становится все больше, больше. Превращается из тонкого канала в широкое русло Невы.

Иван отпускает нож. Тот, кувыркаясь, летит вниз и исчезает в тумане.

Иван видит белый ровный срез с точками костей...

И начинает падать.

Ветер свистит в ушах. В животе нарастает провал. Мелькают этажи. Башня стоит под наклоном, поэтому они все дальше.

В следующее мгновение Иван влетает в серый мокрый туман.

Внезапная слепота.

Пропасть в животе.

Удар.

* * *

— Ван, слышишь? — голос Солохи. — Тут какая-то фигня происходит.

Он открыл глаза, сдвинул вязаную шапку на лоб. Обычно он надевал ее под каску и для тепла, а сейчас натянул до носа — чтобы подремать при свете ламп. Лучше бы и не пробовал. Снится всякая хрень...

— Драка! — заорали неподалеку. Народ на станции заволновался. Словно в воду бросили огромный булыжник и пошли круги.

Вернулся Пашка:

— А-атас полный. Опять невские с адмиральцами чего-то не поделили... Ща резаться будут!

Иван вскочил, охнул от внезапной боли в боку. Твою мать... Оно вроде и не его дело, но там свои.

Когда он добежал, на платформе уже собралась толпа, и знакомый голос разруливал ситуацию.

— Предлагаю решить дело миром, — сказал Шакилов.

— Это как?

Шакил улыбнулся, став вдруг добродушным, как плюшевый мишка. Только с автоматом и разбитой мордой.

— Переведем разговор в другую плоскость, приятель.

— Короче, — крепыш набычился. Под глазом у него багровел фингал. — Что предлагаешь-то?

— Футбол.

* * *

Команды собрали быстро. Найти мяч, освободить место, сделать ворота, разметку — ерунда. Полчаса и готово. Дольше всего спорили о названии команд.

И те и другие хотели называться "Зенит". Ну еще бы. Долго обсуждали, кто-то предложил назваться Зенит-1 и Зенит-2. Сначала это решение поддержали почти все, но тут начались споры, какая из команд будет "вторым" Зенитом. Потом перекинулись на другие названия.

— Петротрест!

— Сам ты "петротрест"... скажи еще "Алые паруса"! Лучше уж "Динамо"...

Шакилов забрал своих на совещание, вернулся и сообщил, что они все-таки "Зенит".

— Тогда мы "Манчестер Юнайтед", — решил крепыш. — Все, поехали.

* * *

— Футбол, что ли? — спросил Иван.

— Нет, фигурное катание... футбол, конечно.

Свисток.

Сосед толкнул Ивана локтем — смотри, смотри. Диггера перекосило от боли.

Судья в черном резво перегнал игрока с мячом и ушел в отрыв. Ни фига себе. Молодые парни по сравнению с ним казались медлительными, как улитки.

Сосед повернулся — лицо раскраснелось, глаза горят. Фанатичный, лихорадочный блеск глаз. Пьяный, наверное, решил Иван. Или обкуренный.

— Видел?! — спросил сосед.

— Видел, — сказал Иван. Дать ему в рожу или не стоит? Ребра пылали.

— Э-э, друг, — сказал сосед. — До войны тебе такое и не снилось. Знаешь кто у нас судья? Знаменитый Гайфуллин!

— А кто это? — Иван, на миг забыв про больные ребра, покрутил головой. Но знаменитым Гайфуллин как-то не выглядел. Вполне обычный пожилой дядька в черных трусах и со свистком. Он бегал по расчищенной платформе и сдержанно матерился.

Единственное, бегал быстро. Куда быстрее футболистов.

— Вот его бы нападающим, — сказал Иван, решив, что по морде всегда успеется, а поболтать интересно.

И не ошибся.

— Ну ты даешь, парень! — присвистнул сосед. — Неужели не узнал? Это же сам Джохар Гайфуллин, судья международной категории! Представляешь? Он Чемпионат Мира судил в две тысячи десятом. Италия-Бразилия, веришь, нет? Тебе такое и не снилось. Представь, поле длиной в три таких станции. Зеленое, красивое, ровное. Да там одного народу на трибунах было за сто тысяч. И сотни миллионов смотрели по телевизору. Миллиарды людей! А теперь он судит любительский матч...

Хлюп.

Иван перевел взгляд.

— Что с вами, профессор?

— Мы сейчас все профессионалы, — сказал Водяник дрогнувшим голосом. Глаза у него были странные. Проф вздернул бороду, поднялся и стал, неловко извиняясь, пробираться к выходу. Иван посмотрел ему вслед. Какая-то неправильная спина у Профа.

Он что, подумал Иван, плачет?

Иван подумал, сунул соседу-болельщику пакет с жареными водорослями, и полез следом за Водяником...

Сосед глазел на поле, открыв рот.

Иван нашел профессора позади колонны в дальнем конце Гостинки. Тот стоял у края платформы, у открытой двери, спина вздрагивала. Внизу, на рельсах, с матами разгружали грузовую дрезину.

— Что с вами, Григорий Михалыч?

— А я ведь не люблю футбол, — сказал Водяник неожиданно. Голос дрожал и прерывался. — Когда в ЧГК играл, никогда футбольные вопросы не брал. Не мое это. А тут смотрю и дыхание вот здесь застревает. Представляешь, Иван? Особенно когда... — профессор смущенно закашлялся. — Да ну, не слушай меня... Прости, сейчас пройдет... Иди, Вань, я подойду...

Иван вернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как "Манчестер-Юнайтед" закатал мяч в ворота "Зенита". Толпа ревела и выла.

Шакилов, красный и огромный, вышел на сближение с голкипером Манчестера... Удар.

Нарушение. Сосед аж подскочил. Рухнул на сиденье.

— Не было! — крикнул он в отчаянии, хотя даже Иван, не особый болельщик, четко видел, что "было".

"Знаменитый Гайфуллин" решил иначе, чем сосед. Красная карточка!

Зрители охнули.

— Судью на мыло! — крикнули вдруг из рядов болельщиков. Судья вдруг замер и повернулся. С лицом у него творилось что-то неладное. Да быть того не может, подумал Иван. Да ну, фигня...

Судья плакал. Иван видел дорожки от слез у него на щеках.

— Судью на мыло! — крикнул кто-то еще.

"Знаменитый Гайфуллин" поднял голову. Оглядел зрителей. Впервые вижу настолько счастливого человека, подумал Иван невольно. Гайфуллин поднял красную карточку и неторопливо побежал по кругу, вдоль зрительского ряда.

Словно он опять судит матч Бразилия-Италия.

Круг. Еще круг.

...Матч закончился со счетом два два. Ничья.

— Видели?! — Молодой мент чуть не подпрыгивал от возбуждения. — Судья-то что отмочил, а?

Иван кивнул.

— Да Водяник тоже, — сказал он. — Что-то припекло Профа совсем...

— Старики вечно плачут, — сказал Кузнецов. — Правда, командир?

Иван посмотрел на этого молодого зазнайку и сказал:

— Неправда, Миша.

* * *

Иван нашел Кулагина в складских помещениях, расположены они были под платформой станции.

— Мы теряем время, — сказал он. — Олег!

— Ван, не мельтеши, без тебя полный завал. Что ты мне сыплешь?! — заорал Олег на лысого кладовщика. — Что ты сыплешь?! Я тебе русским, блин, языком сказал: "пятерку" давай! А ты мне что принес?

Иван заглянул товарищу через плечо и увидел в картонной коробке патроны двенадцатого калибра. Мда.

— Понаехали тут, — заворчал кладовщик.

Кулагин вызверился окончательно.

— Ты что-то сказал?! Не, я не понял, ты что мне тут вякаешь?

— Олежка, спокойней, — сказал Иван. Посмотрел на кладовщика. — Видишь ли, товарищ завсклада перепутал нас с адмиральцами. А мы на самом деле с Василеостровской. А мой друг... — Иван хлопнул Олега по плечу. — Вообще с Примы. Ее когда оставили, он у нас остался... Ты извини, друг, что мы тут шумим, у нас просто фигня полная с этим дизелем. Понимаешь?

Лицо кладовщика изменилось. Угадал, понял Иван.

— Что вы сразу не сказали? — проворчал он. — Я-то думал, приехал тут адмиралец и раскомандовался... Сейчас, будет вам "пятерка"...

Иван с Олегом посмотрели друг на друга. Иван развел руками — что поделаешь. Дипломатия.

Только закончили с патронами, появился Кмициц, хмурый и помятый. Глаза красные от усталости.

— Я вас везде ищу... Вас приглашают на военный совет.

* * *

Первое, что Иван увидел — это белый шрам на виске.

Затем — серый мундир по фигуре.

Потом...

Небольшого роста, коренастый, короткая стрижка-ежик. Человек шагнул вперед, разом подавив своей харизмой всех присутствующих.

Установилось молчание.

— Для тех, кто меня не знает. Я — Мемов.

Генерал, генерал, генерал, — прошелестело по рядам. Иван с любопытством уставился на легендарного генерала Адмиралтейской. "Так вот ты какой, северный олень". Это выражение дяди Евпата, но как-то очень к месту сейчас пришлось.

— Теперь коротко. Рядовым бойцам разойтись по своим отрядам и подразделениям, быть в полной готовности. Приказы получите в течение часа.

— Командиры — ко мне!

Отпустив лишних, Мемов оглядел многочисленное войско в лице немногочисленных командиров.

— Итак, — сказал он. — Господа-товарищи. Что будем делать? Какие мысли по поводу Маяковской-Площади Восстания? — пауза. — Никаких? — генерал оглядел собравшихся. Усмехнулся. — Тогда слушай мою команду...

Глава 5. Маяк

До Катастрофы Площадь Восстания была соединена подземным переходом с Московским вокзалом. Когда прозвучал сигнал "Атомная тревога", майор линейной милиции Ахметзянов, татарин и наглая морда, взял пистолет и погнал пассажиров прямым ходом на станцию. Хочешь, не хочешь, а побежишь. Москвичи по столичной привычке упирались, но майор умел убеждать. Против пистолета и нескольких "сучек" (автомат АКСУ) не очень-то попрешь. Так и набилась станция в основном выходцами из Москвы и других городов юго-восточного направления. Майор Ахметзянов автоматически стал диктатором, его наследники правили этой монархией (вернее, восточной деспотией) с особой жестокостью.

А прозвали их за не характерное для петербуржцев отношение к "поребрикам" и "булкам" — бордюрщиками.

Насколько Иван слышал, бордюрщики верили, что — в Москве-то точно все спаслись, выехали на секретном метро Д6 за границу уничтоженного города (по столице все равно лупили ядерными, или чем там еще. Вряд ли иначе), и теперь выжившие люди из правительства управляют страной с резервного командного пункта.

А пункт там секретный. Где-то в уральских горах, подземный. Его даже прямым попаданием атомной бомбы не достанешь.

В общем, там взяли управление в свои руки. И помощь близка.

Хотелось бы и мне в это верить, подумал Иван.

А то, блин, понаехали.

* * *

Сырой туман висит на станции, видимо, еще не включились вентиляционные установки. В пропитанном влагой воздухе, который можно глотать кусками, тонут звуки.

Иван просыпается, встает — в палатке темно. Он делает шаг и замирает перед выходом. Сквозь плотную ткань едва заметно пробивается свет. Трепещущий живой огонь. Карбидка, думает Иван, а затем откидывает полог и выходит на платформу. Первое, что он видит: ноги в резиновых сапогах, подошвы стерты едва не до мяса. Выше начинаются камуфляжные штаны, ремень, голый торс со следами побоев. Иван вздрагивает. Потом его рука сама тянется к левому боку. Ай! Заживающие ребра.

Иван поднимает взгляд выше.

Человек, лежащий на полу, раскинув руки, это он, Иван. Даже огромный кровоподтек на боку именно там, где он сейчас у Ивана...

Открой глаза.

У руки человека стоит лампа-карбидка. Желтое пламя трепещет, бросает теплые отсветы на лицо человека.

...и этот человек мертв.

Открой глаза, черт возьми!

Иван открывает глаза. Стягивает шапку на лоб. Оглядывается. Рядом, прислонившись спиной к колонне, дремлет Пашка. Гладыш громко сопит во сне. Сазонов задумчивый. Солоха читает.

Я в каждом сне вижу себя мертвым.

Ожидание. В отличие от привычных диггеров, что "дожимают" сейчас секунды сна, гражданские спать перед боем не приучены. На станции стоит гул. Адмиральцы, невские, василеостровцы сидят на платформе рядами, с оружием в руках, и ждут. Голубоватый дым со сладковатыми нотками марихуаны плывет над головами. Дикое зрелище, думает Иван. Впрочем, где-то я такое уже видел...

— Да что нам бордюрщики, — услышал Иван чей-то голос. — Мы их порвем!

Угу, подумал Иван, порвал один такой.

Из рядов поднялся один из невских, пожилой крепкий мужик.

— Ну что, ахейцы? — шутливо обратился он к сидящим. — Попробуем на крепость стены Трои?

В ответ — недоуменное молчание.

Он огляделся, поник.

— Да вы даже этого не знаете, — сказал с неподдельной тоской. — Откуда вам? Бедные дети. Эх. Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными, Эос... — продекламировал он. — Гомер, "Илиада"...

— Папаша, — сказали из толпы. — Ты бы сел, что ли, а то голову простудишь.

В круг быстрым шагом вошел Кмициц.

— Отставить разговорчики! Выдвигаемся.

* * *

Поражающие факторы ядерного взрыва: во-первых, световая вспышка, во-вторых, ударная волна, в-третьих, проникающая радиация. Все это Иван знал наизусть. Бесполезные сведения. Как в каменном веке изучать баллистические характеристики автоматной пули калибра 5.45. Возможно... вернее, точно — в мире осталось готовое к использованию ядерное оружие, но с кем, черт побери, воевать? С тварями на поверхности? Так для них атомный взрыв — и папа, и мама, и любимая крестная фея в придачу. Мы при том фоне дохнем, болеем раком, покрываемся язвами, истекаем кровью из всех возможных отверстий тела, теряем иммунитет и зрение, а они, твари, наоборот — плодятся и размножаются. "Другая экосистема", вспомнил Иван слова старика из сна. Точно.

Вот и поговорил с подсознанием.

— Приготовиться, — негромко сказал Иван. — Пошли с богом.

Дано: туннель до Маяковской. Длина перегона примерно два километра. Скорость движения: два-три километра в час. Вопрос: сколько времени понадобится, чтобы достичь станции?

Ответ: да фиг его знает.

Передовой отряд Альянса двигался, перехватывая по пути отдельных челноков и даже целые караваны. Из 312-ой вентшахты выгнали гнильщиков, пять... как их назвать? Не людьми же? Пять особей. Загребли вместе с остальными. Иван с диггерами смотрел, как их провели мимо, подгоняя прикладами...