От того, что он так близко, слова звучат в моей голове набатом и хочется сжаться в комок и никогда больше не переступать границу миров. Но я знаю, и он, уверена, тоже, что...
— Ты же понимаешь, что я не смогу перестать появляться на изнанке, — пытаясь сохранить спокойствие в голосе, отвечаю на гневную тираду Теодора. — Я просто выгорю.
Да, сейчас мне хочется называть его исключительно полным именем. Потому что он снова дает жизнь тому холоду в душе, который сопровождает меня с самого рождения, с первых осознанных впечатлений. Тому вымораживающему пламени, которое постоянно шепчет, стоит мне окунуться в воспоминания, что я ошибка и меня не должно существовать. Только вот сидящий рядом некромант обладает одним чудесным свойством: отбирая одну надежду, он тут же дает другую. Почему я так в этом уверена? Потому что в следующее мгновение его руки, до этого держащие в плену и не дающие сделать ни единого движения, вдруг обхватывают мое лицо, глаза смотрят в самую душу, а губы на одном дыхании произносят:
— А если ты продолжишь в том же духе, то погибнешь, Рен...
И однотонный мир снова меркнет перед ласковым взглядом Тео, который приближается ко мне, чтобы подарить легкий поцелуй. Губы еле ощущают его прикосновение, и, помедлив секунду, я сама уже тянусь навстречу исцеляющим исцеляющим касаниям некроманта. Потому что мне мало этой ласки. Я хочу полностью раствориться в сидящем напротив мужчине, пусть сейчас это и всего лишь призрак того, кого я совсем недавно рассматривала во дворце Совета Магов.
Руки сами собой оказываются на широких плечах, притягивая блондина настолько близко, насколько возможно, и вот он уже целиком и полностью разделяет мой внезапный порыв, потому что обхватывает талию и перемещает меня так, что я оказываюсь лежащей поперек широкой кровати с нависающим надо мной Теодором, глаза которого светятся озорством и совершенно не скрываемым лукавством. Но я не обращаю на это внимания, потому что руки уже живут своей жизнью, забираясь под трикотаж майки и исследуя мышцы живота, а затем и груди блондина. Он еще некоторое время позволяет мне проявлять инициативу, потом снова наклоняется и целует долгим и глубоким поцелуем, от которого у меня окончательно сносит крышу и я непроизвольно обнимаю его руками и ногами. Мой, только мой, вспыхивает естественное желание существа, и я понимаю, что никому и никогда не отдам Тео.
Но некромант не был бы собой, если бы не умел опускать с небес на землю... Когда он внезапно прерывает поцелуй, а над ухом ехидным шепотом звучит:
— Так может, ты все-таки не поговорить пришла, а ощущения сравнить после посещения Совета Магов? — до меня не сразу доходит смысл сказанных им слов.
Зато потом я молниеносно разрываю контакт, извернувшись и оттолкнув ногами насмешливую заразу. Посмеиваясь, некромант гипнотизирует лукавыми искорками во взгляде, только вот я смотрю и не могу оторваться от его губ, которые после моих голодных поцелуев немного припухли, и да — все-таки вспоминаю то, что произошло накануне, когда Кельвин Джонс предоставил нас с Теодором самим себе. И тут накрывает осознанием:
— Откуда ты все это знаешь?!
— Милая моя, — в его взгляде все еще вспыхивают отголоски страсти, но мягкие губы — я это помню! — изгибаются в усмешке. — Ты опять забываешь про возможности Проводника: я могу отыскать любое тело, опираясь на знания об одной лишь душе. Что уж говорить про собственное? Я даже почти почувствовал все, что ты пыталась со мной сотворить, — подмигивает он и укоризненно продолжает:
— Рен, в жизни должен быть нормальный мужчина для периодического снятия напряжения, в противном случае, узнай кто-нибудь о твоих наклонностях приставать к трупам в магическом стазисе, тебя, не дай Творец этому случится, лицензии, чего доброго, лишат!
— Ты не труп, — вычленяю из язвительной тирады главную мысль и хмуро смотрю на него. — И мистер Джонс почти согласен со мной в том, что тебя слишком долго продержали на этой стороне.
— Никогда, — внезапно шипит Тео и бросается ко мне, — никогда, слышишь, не смей решать такие вопросы за моей спиной! — и в следующую секунду мой любимый ножик, бережно припрятанный между складками костюма в районе бедра, оказывается в одной руке некроманта, второй же он удерживает мои руки над головой, оказываясь почти распластанным сверху, и я, несмотря на бьющийся в тревоге рассудок, с каким-то мазохистским удовлетворением ощущаю эту близость.
А потом приходит боль. Она рождается на ладони, которую я перед преодолением Грани собственноручно обагрила кровью из пореза на линии жизни. Теперь некромант, я чувствую это по характеру наносимых "рисунков" пера, вскрывает две оставшиеся линии. С ужасом думаю, что сейчас он отправит меня домой, а потому в качестве отвлекающего маневра вновь обхватываю его бедра ногами и с силой прижимаю к себе. Это возымело результат: некромант, на мгновение зажмурившись и судорожно втянув воздух, смотрит на меня сузившимися глазами.
— Если ты думаешь, что сейчас сможешь сбить меня с намеченной цели, то аргументы приводишь слишком слабенькие... — а я, будто слетев с катушек, подтягиваюсь и ловлю губами его губы, даря еще один поцелуй на грани потери рассудка.
Его хватка перестает сковывать мои движения, и я с удовольствием возвращаюсь вновь на потрясающие плечи Тео, а потом его руки начинают путешествие по моему телу, начав с бедер и уверенно поднимаясь выше, пока, наконец, не берут в плен левую израненную ладонь... И вот тут-то я понимаю всю степень самоконтроля некроманта, потому что, едва соединившись, наши ладони вызывают в пространстве какое-то странное свечение, продолжающееся доли секунды, после чего блондин отпускает мою руку на свободу, и я с ужасом осознаю, что сотворил это гороховый шут-соблазнитель. Теодор только отмахивается:
— Надоело все время договариваться с Анубисом о том, чтоб он ловил тебя на переходе. Хлопотно это, — делится откровениями некромант, у меня же чешутся руки расцарапать его уверенную физиономию. — И требует ответной услуги!
— О-о-о, — делано поражаюсь я. — И что же требует невозмутимый страж взамен?
— Присмотра за тобой. Моего личного присмотра, — меня вновь затыкают сметающим все на своем пути поцелуе, и я ни о чем, кроме его губ, рук и ласк думать больше не в состоянии.
А когда, наконец, некромант отрывается от меня, я изворачиваюсь под ним и перекатываюсь на край кровати, зло глядя на него и только подтверждая свои предположения, потому что правая рука Тео испещрена такими же кровавыми линиями, что и моя левая. Каким-то образом он успел исполосовать ладонь, пока прижимал меня своим весом к постели.
— Ну и зачем ты накинул на меня удавку? — спрашиваю для галочки, хотя прекрасно осознаю, для чего проводится такой кровный ритуал: он соединяет некроманта и жертву мыслями, чувствами и жизнью — не зря используется кровь, находящаяся под тремя основными линиями ладоней.
Блондин, шумно выдохнув, переворачивается на спину и смотрит в потолок, который не постигли изменения, и над нами все также свисают каменные глыбы, как если бы в пещере не было иллюзии.
— Ты и сама прекрасно знаешь это, — тихо отвечает он. — Чтобы в случае твоего попадания за Грань мне не пришлось нарушать все мыслимые и немыслимые законы изнанки и вытаскивать тебя из очередной встречи с призрачными гончими. В конечном счете, все, что я делаю, я делаю исключительно в твоих интересах.
Лучше бы сказал, что ради меня, и, быть может, я бы подумала над тем, чтобы поверить в твои слова. А сейчас все эти откровения сильно смахивают на желание использовать меня в качестве пешки в чьих-то закулисных играх.
— А как же тот великий злополучный выбор, которым меня тут все время пугают? — прищуриваю глаза, но Тео так и не поворачивается в мою сторону. Его лицо не выражает никаких эмоций; он словно окунается в собственные мысли и вспоминает события большой давности.
— Ты даже не знаешь, что такое выбор, — наконец, произносит блондин, а затем легко приподнимается и с кошачьей грацией приближается ко мне, и я, словно завороженная, смотрю в его немигающие черные глаза и не могу отвести взгляда.
Наконец, оказавшись рядом, он вновь тянется к мои губам, огорошивая на этот раз нежным и глубоким поцелуем, от которого я стараюсь не потерять голову, но утрачиваю контроль над телом: руки вновь оказываются бродящими по его коже. Он пользуется этим, бережно обнимая и укладывая на кровать, а сам оказывается сверху и задумчиво смотрит на меня. Я не вижу во взгляде ни похоти, ни расчета, только голое участие и сочувствие. И мне не нравятся результаты наблюдения, потому что страсть, с которой он целовал меня несколькими минутами ранее, совсем не вяжется с выражением, которое сейчас стоит в его глазах. Она воспринимается как необходимый элемент головоломки, которую я все никак не могу решить, потому что разрозненные кусочки информации, достающиеся мне по крупицам, не желают складываться в общую картину.
— Ты не различаешь цвета, Рен, — тем временем продолжает Тео, решив, видимо, привести доказательства моей ущербности по отношению к остальным. — Ты ходишь на работу, которая медленно убивает тебя, и считаешь это благим делом, потому что по заповедям Творца люди должны использовать свой дар во благо, иначе выгорят. А ты никогда не задумывалась над тем, что сама по себе эта ситуация не предполагает выбора как такового?
Я непонимающе смотрю на него, прося пояснить, и Тео неохотно, словно доверяет мне свою самую главную тайну, продолжает:
— Бывают ситуации, когда непременно нужно решить, уйти или остаться, выбрать разумом или сердцем, сказать или промолчать. А что, если тебе не хочется быть единицей кода, отвечающей за разветвление алгоритма? Что, если, соотнеся собственные проблемы с внутренней оценкой происходящего, ты приходишь к выводу, что нужно просто некоторое время подумать, не занимая сторону ни одной из составляющих проблемы? Что в этом случае с тобой может произойти в нашем четко ограниченном согласием или отказом мире?
— Ты становишься слабым звеном, — догадываюсь я, и Тео кивает.
— И от тебя избавляются за ненадобностью, поскольку ты не вписался в точную картину бытия, — добавляет он.
— С тобой так и сделали? — спрашиваю я, гладя рукой его абсолютно седые волосы и догадываясь, по какой причине у астрального призрака может остаться такое страшное напоминание о былой красоте прядей.
Его попросту выпили. Выпили за счет магического ритуала на крови. И сделали это холодно и жестоко, чтобы больше не случалось прецедентов. А душа отмерла, но все-таки не пожелала сдаваться, отчего по миру изнанки теперь бродит этот самурай в костюме.
— Можно и так сказать, — горько усмехается Тео. — Поставили перед обязательным, как и все в нашем мире, выбором.
— А ты? — не успокаиваюсь я, потому что в его словах звучит намек на что-то тонкое и почти не осязаемое сознанием, что я непременно должна запомнить и постараться использовать в будущем.
— А я просто хотел остановиться, Рен, и хорошенько подумать. И мне пришла в голову идея, которая невозможна в нашем мире...почему бы, если мы все время решаем проблему согласия или отвержения, один раз просто не спешить с ответом и оставить все так, как есть на данном этапе развития? Что, если заставить систему развиваться самостоятельно? Что, если приобщить ей идеалы, которые периодически возникают в твоей голове, а потом выпустить в свободное плавание?
— И ты это сделал? — догадалась я. — Ты остановился и решил оставить все, как есть?
— Да, Рен, — грустно кивает Тео. — Но перед этим я сдержал крушение нашего мира. И это была сугубо моя воля...
Глава 8. Ожидание
Новость, конечно, ошеломляющая. То, что Тео уже знаком с процедурой гибели нашего мира, меня, если честно, пугает и настораживает. А если учесть его почти маниакальное желание спасти меня, то невольно закрадывается вопрос: а не имею ли я какого-нибудь отношения к этой процедуре? Да еще и нефилимы эти, погибающие все чаще и чаще в последнее время. Ответ крутится где-то рядом, но я все никак не могу ухватиться за него, чтобы сделать правильные выводы.
— А ты можешь себе представить, что мой личный выбор — это чтобы ты был все время рядом? — задаю, казалось бы, простой вопрос, но он приводит некроманта в веселое расположение духа: Тео щелкает меня по носу и смеется.
— Что, и даже ночью? — он насмешливо приподнимает бровь, и настроение отражается в глазах. — Хотя, конечно, будь у меня тело, я бы за тобой приударил — определенно! — и вроде бы весь его вид говорит о хорошо спланированной шутке, только вот в глубине черных глаз таится какое-то чувство, очень напоминающее откровение, и это заставляет сердце сжаться от непонятного предвкушения.
Возможно, мне удастся вытащить его наружу. Стоит только очень сильно захотеть и заручиться согласием Тео.
— И все-таки, ты можешь понять, что рядом со мной у тебя больше шансов спасти меня? — не хочу предоставлять ему возможности уйти от темы, я должна знать как можно больше о причинах, по которым он намеренно остается за Гранью.
— Ой ли, Рен? — он осторожно скатывается с меня и пристраивается рядышком, ложась на бок и одной рукой подпирая голову, второй же выводит замысловатые рисунки у меня на животе, что и нравится и отвлекает одновременно. — Сама подумай, пока я здесь, да еще и с накинутой на тебя уздечкой, я буду в курсе абсолютно всех твоих перемещений по изнанке. В случае, если кто-то вдруг решит, что твое время подошло к концу, я всегда смогу его разубедить, вернув тебя обратно в тело. В мире же людей меня может просто не оказаться рядом, понимаешь? И тогда твоя смерть окончательно состоится. Я, конечно, могу провести даже самый сильный ритуал по призыву души, но отчего, ты думаешь, в последнее время наметилась тенденция обращаться именно к ходящим с делами несправедливо отозванных на тот свет людей? Это происходит потому, что некромант ритуалами возвращает только часть того, что нужно. А вот ходящий...ходящий призывает все. Где мне искать ходящего, если на тот свет вдруг решит отправиться твоя душа?
— Я пока никуда не собираюсь, — возражаю я.
— И поэтому я четко вижу следы работы менталиста на твоей ауре? — искренне восхищаясь размерами моей наивности, вредничает некромант. — Работа, конечно, шикарная, но может пойти насмарку, стоит тебе вызволить любую мало-мальски отмеченную силой душу.
— Что же прикажешь теперь делать? — расстраиваясь, смотрю на него, и ответ не заставляет себя ждать:
— Будь осторожна. В идеале я, конечно, посоветовал бы перестать задействовать дар ходящей, и постепенно проблема бы рассеялась сама собой, но у тебя же на все есть собственное мнение и желание, да и специалист ты все-таки хороший, не могу этого не признать, — на мгновение Тео позволяет себе открытую добродушную улыбку, на которую я не могу не ответить. — Изнанка крепко держит души, Рен. И чем дальше, тем сильнее ее узы. Имей это в виду...
— Значит, скоро мы снова встретимся, — улыбаюсь, не желая поддаваться серьезности некроманта.
