— А он привык надеяться на отца. Кто ж знал, что Генрих головой об камень долбанется и вырубится, — так, по-простому, объяснил мне егерь,— А ты молодец, не каждый мужик бы смог. Да беги, беги уже.

У дверей коттеджа ждали мои псы. Ага, умнички, сами полощите лапы в корыте. Гер сидел около разожженного в плите огня, кутался в одеяло. Его знобило. Выяснилось, что, несмотря на мой строжайший приказ, все-таки вставал и работал в конюшне.

Так, сейчас будем лечится. Поставила греть воду, высушила собак — теплым потоком воздуха. Да, бытовые я хорошо освоила. Напоила сына лечебным отваром, сняла температуру, согрела. Быстро накрыла на стол — поздний, холодный ужин. Увидела в кладовке курицу, пирожки и апельсины.

— Гер, а это откуда?

— Инора Глэдис принесла, объяснила — Король велел. Он сам заходил перед охотой, когда ты уже ушла за арбалетами. Сказал, что хочет забрать меня во дворец. Я без тебя не поеду.

Есть Гер не стал. Уложила его в постель. Рассказала про кабана, как Наль и Сульяр вепря за уши держали. Под мой рассказ Гер и заснул. Авось, обойдется. Не обошлось. Утром ребенок горел, дышал хрипло, со свистом. Напоила отваром, снижающим температуру, посмотрела — плохо, легкие, заварила еще сбор. Побежала на конюшню. Развезла корм и воду, почистила двух кобылок, побежала домой, Гер дремал. Так и бегала все утро от коттеджа к конюшне и псарне. За три часа до полудня поняла, что Геру хуже и с болезнью я не справляюсь. Я видела как воспаление пожаром охватывает легкие, но ничего сделать не могла. Мои заговоры, которые я кидала в лечебные отвары, не помогали. Надо было привезти лекаря из города. Я оделась, взяла все деньги, которые у меня были, и пошла искать Бруно. Слава богине, он был в кухне.

— Бруно, мне в город срочно, за лекарем — Геру очень плохо, я сделать ничего не могу. За пару часов обернусь.

— Погоди, вчера лекарь к королю приехал, из дворца, лорд Гренсон. Ох, и сильный же целитель. Считай, за ночь два перелома залечил. Может, к нему...

— А как я к нему пройду?

Нам, егерям, без приглашения подниматься на второй этаж нельзя.

— Глэдис, дай фартук и косынку!

Меня обвязали крахмальным фартуком, всунули в руки поднос с чаем — Лорд только что заказал — вот так к нему в комнату и попадешь, а там проси.

— Милорд, мой мальчик, сын, третьего дня на охоте пострадал, если возможно, хотя бы консультацию.

* * *

Гренсон жутко устал, но инорита говорила о ребенке, поэтому он, даже не пригубив чай, собрался и покорно пошел по дождю через двор к домикам прислуги.

— Ну что у нас тут? Воспаление легких, так-так. Ого, с сильным магическим даром! Поэтому и реакция такая, острая, но и выздоравливать будет быстро. Воспалительный процесс я остановлю.

Нахмурился, посмотрел девушке в глаза.

— Хорошо, что успели, через несколько часов мог начаться отек.

Одобрил набор трав, обучил паре заклинаний, подбодрил — все должно быть хорошо.

— Главное — покой и тепло, и следить внимательно. Поворачивать, усаживать в постели, еще специальный массаж, по точкам. Кризис будет под утро. Не волнуйтесь, инорита, я гарантирую, ваш сын выздоровеет.

Мальчик задремал, и лорд наконец-то обратил внимание на инориту, хотя, наверное, инору, если она представляется матерью ребенка. Так это та самая егерь, которая убила кабана и спасла короля! Глаза синие, удивительные...

— Милорд, сколько я должна Вам за визит?

— Ничего, инора, вот если бы чаю?

Инора смутилась, — У меня нет настоящего, только травяной, хотите, заварю, он усталость снимет? Она засуетилась — поставила медный чайник, бросала на дно начищенного котелка щепотки трав из разных мешочков... Достала баночку меда, выложила на тарелку рябиновую смокву.

Гренсон пока огляделся — очень чистая нищета. Старенький коврик на сверкающем натертом полу, на столе скатерть, белоснежная, но явно ветхая, посуда вся разномастная. Кира достала из шкафчика одну чашку, для лорда, за второй отправилась в комнату сына, улыбнулась — фарфоровых только две, на большее пока не разориться. Плеснула кипяток в маленький котел — по кухне поплыл аромат земляники, чабреца, еще какой-то душистой травки, которую Гренсон сразу и не угадал.

Они пили чай и Гренсон старался узнать об иноре как можно больше — почему она не училась, у нее же явный дар целителя, хотя и небольшой, откуда приехала.

Кира призналась, что родом издалека, что сейчас берет платные уроки целительства в местной магической школе. Но занимается пока только два месяца, да и сейчас пришлось сделать перерыв. А к весне хочет сдать экзамены и получить диплом травницы.

Посвистывал чайник, ему вторил сверчок за стрехой, за окном шумел дождь. Огромные псы спали около плиты, и пахло от них почему-то не псиной, а жарким летним полднем и разогретой солнцем полынью.

Псы внезапно встрепенулись и сели, недобро глядя на дверь. "Тихо,"— успокоила их Кира. Дверь отворилась, на пороге стоял незнакомый Кире инор. "Какой пренеприятный тип", — подумала она.

— Что, Арчи? — обернулся к двери Гренсон, — Вы опять входите без стука!

— Милорд, Его Величество просили срочно зайти.

Колючими глазками окинул комнатку, всё-всё приметил...

Кира:

Я отправилась на кухню, попросить фазана или цыпленка, бульон нужно приготовить.

— Бруно, а кто этот, востроглазый, серый такой?

— И востроносый, всюду сегодня всунулся, во все разговоры влез. Это камердинер королевский, Арчи. С Гренсоном прибыл. За королем, значит, больным ухаживать. А тот, кто здесь с королем раньше был, уехал.

— А что у короля несколько лакеев?

— Ну, сколько не знаю, а что три лакея, камер-медхен, костюмер, да еще повар личный, и этот, как его...косме..джист. И секретари. Он же король! Это здесь он по-простому, с одним слугой...А с тобой что, Кира? Как лорд-целитель, что сказал?

— Сказал, что еще бы немного, и поздно. Кризис ночью. После этих слов Кира не смогла сдержать озноб, даже рукой за притолоку двери схватилась, так плохо стало, липкий холодный ужас

Чуть позже меня вызвали в шато, к королю.

— Отблагодарить желают, — прокомментировал Бруно. Благодарность была выражена... своеобразно.

Король . Одет по домашнему, как для спальни. В длинном халате из темного матового шелка, босой, сидит, откинувшись на спинку кресла, изящные щиколотки скрещены. В самых простых выражениях мне была предложена честь разделить сегодняшнюю ночь и постель с его Величеством.

— Благодарю, но нет.

— И почему же?

— Я не буду объяснять причины, просто — нет.

Развернулась и ушла, не дожидаясь разрешения, просто выскочила из королевских покоев.

Спустилась по лестнице, через кухню, к черному ходу.

— Ну как? — Крикнул мне вслед Бруно. Даже ответить не смогла, от ярости стиснуло горло. Перезимовала, называется, денег подсобрала на учебу. Как только парень встанет на ноги — уезжаем отсюда, сразу же!

Почти сразу же — догнали — тот человечек, пронырливый, Арчи. За руку схватил.

— Инора! Вы не должны отказывать Его Величеству. Пойми, это твой шанс, подумай, что будет с сыном, ведь мне сказали, он очень болен, если тебя арестуют...

— Вывернулась и ударила, несильно так, но ему хватило — ойкнул и осел, прямо на мокрый от дождя булыжник заднего двора.

Через минут пятнадцать в дверях коттеджа — Бруно и два королевских охранника, боевые маги. Бруно даже слегка запинался.

— Его Величество объявили, что ты уволена и должна покинуть дом и заповедник немедленно.

— Это убьет ребенка, — выдохнула я. -Хотя бы повозку.

Из-за спин высунулась физиономия камердинера.

— Было оговорено специально — ни лошади, ни повозки. Денег за последний месяц тебе тоже не выплатят. Рекомендаций не дадут. И Его Величество желает сказать тебе пару слов на прощание.

Ко мне шагнули охранники.

Я успела мысленным приказом остановить собак:

-Оставаться здесь, стеречь Гера.

Наль скользнула в комнату к малышу, Сульяр лег на пороге.

Король сидел все в той же расслабленной позе. Дверь сзади захлопнулась. Я начала расстегивать пуговицы рубашки.

Генрих:

"На экзотику потянуло?" — спросил меня Олин. Чтоб понимал, уже пятнадцать лет только с женой, ну и сыновья у меня, тряпки, второй тоже, притащил из Лории простолюдинку, срам!

Да, женщина меня заинтересовала и разозлила. Говорила, смотря прямо в глаза, обхождению не обучена: взор на короля не поднимать, в пол смотреть должна прислуга. Не смущалась, не робела, когда про охоту заговорили, чуть ли не указывать начала, как и что. Смех, да и только. И этот егерь старый, Бруно, стоит и ей поддакивает. Выставили вчера дураком — все знали, что девица поёт, все, кроме простофили-короля, распустились тут в заповеднике, ну конечно, полгода живут сами по себе, не делают ничего.

Мальчишку, Гера, я в тот день, перед охотой, перед кабаном, не видел, конюх сказал — отлеживается, простыл. Но Злодей был в порядке, мой конюший, Грэм, доволен — даже копыта вычистили. Назавтра Гера тоже не было в конюшне, спросил, в каком коттедже живет.

Сидит один, кашляет, книжку читает, "Магия для начинающих." Чистенько так в доме, мать, говорит, на работе. Нет, говорит, без нее во дворец не поеду. Ну это мы еще посмотрим!

Холодный осенний воздух пьянил. Хотелось, а богиня его знает, чего хотелось. Егерь, или егерша, бежала впереди за собакой. Стройненькая, как паренек, попка наверняка упругая, гладенькая... Интересно, груди какие? Старый граф Полт говаривал, что слаще юношей любовников не бывает, ну или девушек, еще совсем юных, которые как мальчики... А тут и женщина вроде, и на юношу похожа. Нет, заняться надо ей, определенно. Вот спроважу Олина...

Гляди-ка, псина след хорошо держит, и молчит, что ценно. Так мы, пожалуй, подранка еще до темноты найдем. О! остановились! Женщина предостерегающе подняла руку, скользнула в сторону. Темно-грязная груда опавших листьев вдруг начала подниматься, вырастать. Так это кабан, нет, кабанище! Зверь даже не хрюкнул, хэкнул и, наклонив голову, бросился. Время замедлилось, я и зверь, вот оно, ща-ас я тебя, на рогатину, переступил, нога провалилась в ямку, что-то в ней хрястнуло, а-а-а, щиколотка, порыв ветра, а потом удар по затылку.

Нога пульсировала болью, тошнота, голова, гадость, короче. Попробовал чуть повернуться, сразу стало стрелять в висках. Рядом валяется кабанья туша. Олин, сынуля, портал делает. В шале, а не во дворец, приказал я ему. Артефакт, он уже настроен, маг из тебя х..вый. Как же тошно, вот нечисть, вырвало какой-то кислятиной, хорошо егерша подскочила, успела повернуть на бок. Больно. Кто-то подносит ко рту флягу — тьфу, вода!

Нет, нет, в столицу во дворец не надо. Гренсона сюда.

Лорд Гренсон, хлопочет. Щиколотка и сотрясение мозга, и еще трещина в ребре. Лежать сутки. Ладно, сутки полежим. О святые, Олирия приехала, ой нет, и так голова, да заставьте ее молчать, кто-нибудь.

Интересно, это егерша уложила кабана, когда успела-то. Собаки взяли на растяжку, за уши, жаль не видел. Спасла? Да если бы она у меня перед глазами задом не вертела, я может и не оступился бы. Ну да, думал я не об охоте, а о другом.

Благодарю, Гренсон, у вас золотые руки...

Так, Олирию забирай, ухаживать она за мной собралась... Уезжайте в столицу, Олин, без тебя она не поедет. А Гердер что же? Считает, что никакой опасности моему здоровью нет?

Фу, ушли, слава богине. Спать!

К вечеру я проснулся, повертел ногой — не чувствуется перелом, и ребро вроде..., голова тоже, отлично — позвонил в сонетку. Арчи, ужин и Гренсона пригласи, посоветоваться надо. Ужин сервировали на столике у камина. О, фазаны, отменно! А с кабаном что сделали? Голову привезли, затащили в одну из кладовых, молодцы... Гренсон, где Вы ходите? Оказывается, осматривал мальчика с воспалением легких, совсем плох был, тут, у прислуги. Ох уж эти лекари, долг у них, видите ли... Я, Гренсон, хотел посоветоваться, можно ли мне, уже, с женщиной? Совсем здоров, хоть завтра опять на охоту? Ну что же, идите, доложите во дворце любимым родственникам, что папа здоров и на тот свет не собирается!

Арчи! Ванну!

— Осмелюсь доложить Вашему Величеству, дела с семьей Истербрук улажены...

— Еще раз подсунешь мне такую дуру, с головой в не в ладах — пойдешь двор мести!

— Ваше Величество, достопочтенная леди Эллиот, из графства Энжу, третья дочь виконта Эллиот, двадцать один год, в разводе... приедет в столицу за две недели до праздника середины зимы. И есть еще вдова, графиня Соммерсет, очень почтенная, респектабельная семья. С ней можно встретиться на текущей неделе, как только вы вернетесь в город.

— Не надо, Арчи, пока не надо. Через час пригласи ко мне егеря, инору Марли.

Халат накинул на голое тело, сел в кресло... Пришла. Стоит, смотрит, глаза не опускает. Брючки, тонкая рубашка, талия перехвачена кушаком. Да, никакого понятия о приличиях. Женщина к королю в спальню пришла в тряпье каком-то. Вон, рубашка заштопана, видно же. Но богиня, как хороша. Волосы собраны в высокий хвост, шея, вот о таких лебяжья говорят, ноги какие стройные, длина немыслимая. Представил, как она ими обнимает... Она что, не поняла, зачем я ее позвал, дверь же в спальню настежь ... Когда услышал "нет", не поверил собственным ушам. Еще и ушла, просто сбежала без дозволения. С трудом подавил в себе гнев, гнев неудовлетворенного желания.

— Да что эта прислуга о себе возомнила, Арчи?

— Осмелюсь посоветовать... Инора не поняла своего счастья, я объяснить попробую...

— Ну попробуй," — стянул с пальцев пару колец, бросил Арчи, — может так согласится.

— Я могу от вашего имени обещать и действовать?

— Да, иди...Но учти, только сама! — я женщин не насилую.

Через полчаса явились. Арчи поставил на стол бокал, тихо шепнул, — Лорийское, для иноры.

А инора ничего не говорит, подошла, начала раздеваться. Так и знал, грудь бинтует. Застыла обнаженная, склонив голову. Ах, какая фигурка. Да, прав старый Полт! Поднялся, сбрасывая халат. Меня тоже богиня красотой не обделила.

Стоит, глаза долу, молчит, только дрожь судорогой по телу пробегает. Ну что ты, девочка, зачем же так, вот, выпей, сладкое лорийское, не дрожи. Я сцеловывал вкус вина с сомкнутых губ, опущенные веки были прохладными и нежными, как шелковые лепестки.

Кира:

Только не смотреть в глаза, а то поймет, что убить готова, и терпеть, чтобы не случилось, как бы не издевался. Богиня! Сбросил халат, шагнул ко мне. Ужас, какой огромный, разорвет и раздавит.

Да, я выпью, так мне легче будет перетерпеть все. Глотаю, вино теплом растекается внутри. Притянул к себе, твердое большое тело, пахнет как те солнечные плоды с рыжей шкуркой, и целует, нежно прикасаясь, веки, шея, сгиб локтя, кончиком языка щекочет сосок. Обводит языком и сосет, как младенец. Тянущая истома сворачивается внизу живота, так было, когда кормила Гера, то же блаженное чувство. Взял грудь в руку, нежно покачивает, сжимает. Мое тело предает меня. Как так может быть — я ненавижу этого холеного самца. Его рука опускается, от движения пальцев внутри странное чувство неудовлетворенности, и что это, влага... да, это было наслаждение, которого я до сих пор еще не испытывала.