Восхождение пламени

Я медленно повернулся к тихо скулящему и баюкающему культю Крысу, пытавшемуся уползти прочь, но у него ничего не получалось — страх превратил мышцы ног в кисель.

— Ну, здравствуй еще раз! — Крысоморд мелко задрожал, а его зубы начали отбивать чечетку. — А скажи-ка ты мне, дружок, — я ткнул бандита мечом с бедро, вызвав этим громкий взвизг с его стороны, — где вы храните награбленное?

А что, нужно же мне возместить убытки, полученные в результате их деятельности?

— Нету у нас ничего... Не убивай меня, я тебе все отдам... возьми... у атамана в поясе золото есть... Не убивай!

Я подошел и начал обшаривать пояс Кнута — впрочем, долго мне этим заниматься не пришлось. Монеты я нашел почти сразу. В поясе оказалось всего семь золотых монет и полтора десятка серебра — не много, но и не мало.

— Что еще можешь предложить за жизнь? — Я с интересом посмотрел на Крыса. Наверняка же что-то еще припрятано — если бы нет, то я бы не ощущал того букета эмоций, которым благоухал бандит: жадность, ненависть, страх...

— Больше ничего нет, клянусь!

— Ты врешь, — произнес я спокойно, с поразившим меня самого хладнокровием отрубая крысоморду ногу в колене. Я вовсе не забыл, как вел себя мелкий бандит, когда сила была на его стороне — это давало крепкий иммунитет к жалобным стонам и взглядам. — Я чувствую ложь, — произнес я со стальными нотками в голосе, перекрывая истошный визг и прижигая Всполохом рану.

— Это все, правда! Кнут нам не доверял и держал все деньги при себе, но у меня есть камень... Я его... одолжил, еще до разгрома ватаги стражей.

— Проще говоря, ты его украл, — расставил я все по своим местам. — Где камень? Только не говори, что у тебя его с собою нет! — Я с угрозой поднял меч.

— С собой!!! — в ужасе заорал бандит, срывая голос и дрожащими пальцами вынимая из потайного кармашка пояса небольшой рубин...

— Где вы его взяли? — поинтересовался я с подозрением, рассматривая камень. Очень знакомый камень.

— Из серьги достали, — оправдал мои подозрения крысеныш.

— Вы смогли справиться с хозяином серьги в бою?

— Не совсем, он неосмотрительно зашел в один трактир... Немного яда, и не нужно рисковать своими жизнями... — От кровопотери Крыс сильно побледнел и голос его стал тише. Из последней фразы я почти ничего не расслышал.

Зато я расслышал другое — звук обрадовавший меня невероятно: где-то неподалеку заржала лошадь.

— Вы добирались сюда верхом?

— Да, мы живем... жили в лесу, верстах в пяти. В охотничьем домике.

— Я возьму лошадей, ты не против? — спросил я, обходя стороной лужу крови, натекшую из разбойников. — Они тебе все равно не понадобятся.

— Ты обещал не убивать! — Крысоморд чуть не плакал.

— Когда это? Не помню... А впрочем, не стану я тебя трогать. Сам сдохнешь, от потери крови.

— Помоги! — взмолился Крыс, протягивая руку ко мне.

— Хорошая шутка... — Я улыбнулся. — Прощай.

Спустя полчаса, когда я проехал мимо костра, ведя за собой небольшой караван из четверых заводных лошадей, крысоморд был уже мертв. И червячок сожаления во мне даже не шевельнулся.

Здраво поразмыслив, я решил не оставаться ночевать возле трупов, а продолжить путь. Благо, теперь не на своих двоих. В двух часах езды отсюда располагался небольшой постоялый двор. Там и остановлюсь...

* * *

К постоялому двору я подъехал уже за полночь и, поколотив в ворота рукоятью меча пару минут, был все же впущен внутрь. К моему удивлению, несмотря на поздний час, в трактире во всю кипела жизнь. Сдав на руки подбежавшему мальчишке лошадей и бросив ему медяк за услуги, я вошел в зал. Все посетители резко замолчали, повернув головы в мою сторону, но через мгновение все вернулось на свои места. Я внимательно огляделся, стараясь определить степень опасности временных соседей, просканировал их на предмет враждебных чувств и, не заметив ничего предосудительного, подошел к стойке.

— Что вам угодно? — спросил хозяин уважительно, при этом протирая стойку тряпкой.

— Ужин, комнату на ночь и продать лошадей.

— Э-э, извините? Лошадей?

— Да, лошадей! Это такие твари с копытами и хвостом, на них еще ездят обычно, — ответил я ехидно, раздосадованный непонятливость собеседника.

— И где они?

— У меня в мешке! — Удивленный взгляд трактирщика на мой заплечный мешок. — В конюшне, конечно!

— О, конечно, — мужик улыбнулся. — Пойдем посмотрим, что там за лошади...

— Три золотых, — назвал свою цену после внимательно изучения животных трактирщик. — И ни медяком больше!

— Каждая из них стоит три! — возмутился я. Действительно, где это видано, чтобы верховая лошадь стоила одну монету? Вот скряга!

— Два, два золотых они стоят, но я возьму за один, потому что знаю, кому они принадлежали, — ошарашил меня толстяк. — Меня не волнует, каким образом лошади оказались у тебя но, я так понимаю... Претензии ко мне предъявить некому?

Я ухмыльнулся.

— Некому, лошади достались мне честным путем... С их хозяевами я расплатился сполна.

— Тогда держи деньги, — протянул в мою сторону руку с зажатыми в ней заветными кругляшами трактирщик.

— И я бесплатно ночую сегодня.

Хозяин широко улыбнулся.

— Конечно, я даже за ужин ничего не возьму...

Я, больше не колеблясь, взял золото и бросил в заплечный мешок — потом в пояс переложу.

— Прошу, проходите...

Проснулся я на следующий день поздно, часов в десять. Быстро одевшись и умывшись из стоящего в углу на табурете кувшина, спустился вниз. Зал был практически пуст, все путники покинули трактир еще на рассвете. Заказав на завтрак яичницу с ветчиной и быстро ее умяв, я вышел во двор. Лошади уже были оседланы, а довольный мальчишка-конюх нетерпеливо топтался на месте. Я бросил ему медяк и, дождавшись пока откроются ворота, выехал наружу. По большому счету, до Больших Петухов ехать было всего ничего, часов за пять доберусь.

* * *

Да, все-таки передвигаться на чужих четырех (а если точнее, то даже на восьми, так как я периодически прямо на ходу пересаживался на заводную лошадь и обратно) намного удобнее, чем на своих двоих, и быстрее. Как я и думал, уже к трем часам дня я проехал Крупки. Здесь я слез с лошади и переоделся в парадный костюм. А что? Имею право!

Но мой въезд в деревню не произвел ожидаемого эффекта. Встреченные по дороге односельчане испуганно шарахались в стороны и отводили глаза, проходя мимо, не здоровались. Да что случилось-то?! Сердце тревожно екнуло, и его словно сжала холодная когтистая лапа. В голову полезли нехорошие мысли... Я пришпорил лошадь, в несколько мгновений домчался до центра деревни и застыл на месте.

— Два месяца назад это случилось. — Голос подошедшего незаметно старосты заставил меня вздрогнуть.

— Где отец? Эля? С ними все хорошо?

— Брамак погиб... А Эльвира... — Староста замялся, по примеру своих подчиненных отводя глаза в сторону.

Я даже не заметил, как вошел в транс.

— Она жива? — прорычал я прямо в испуганное лицо дядьки Церко, с легкостью поднимая довольно-таки упитанного мужика правой рукой в воздух.

— Жива. Ее уже ведут... от... пус... ти... задохнусь ведь!

— Пожар? — Я, взяв себя в руки, опустил старосту на землю.

— Нет, — помотал головой несчастный, массируя руками передавленную шею. — Два месяца назад налетели люди. Молодой аристократ с солдатами... Ворвались в трактир. Твой отец пытался сражаться, но один из солдат оказался сильнее — так же быстро двигался как ты сейчас... Твоего отца схватили... — Староста замолчал, не решаясь говорить. Но, испуганно взглянув на меня, продолжил: — Распяли Брамака на стене трактира, а потом аристократ начал над ним издеваться. Твой отец — настоящий воин, его пытали целый час, а он не проронил ни слова. Нас всех заставили смотреть, как ему кишки на кол наматывают... Мы ничего не могли сделать! — оправдался Церко. — Приказчик графа сказал, что его светлость разрешил... Да два десятка графских воинов с ним... что мы могли?! Потом они подожгли трактир и уехали.

— Ты ничего не сказал о моей сестре...

Я внезапно осекся: ко мне в сопровождении жены старосты приближалась Эля. Некогда обворожительная веселая девушка превратилась в уродливое подобие человека — абсолютно седая, с пустыми бессмысленными глазами, она что-то беспрестанно шептала, а стоило старостихе отпустить ее руку, застыла на месте и начала раскачиваться вперед-назад. Боги...

Внезапно на Мир опустилась ночь. Чернильная темнота, разрываемая кровавыми всполохами, заволокла все вокруг, дикая ярость и исступленная ненависть пробили броню удерживаемого с огромным трудом ледяного спокойствия... Перед моим взором стояло лишь безносое, изуродованное ожогами и шрамами лицо сестры. Теперь-то я понял, какой подарок приготовил мне фор Мерула. Как же я жалел, что не убил тогда эту тварь!..

Не знаю, сколько я находился не в себе, но наваждение все же закончилось, разбитое пробившимся из реальности ощущением текущих по моему лицу слез... Я очнулся. Вокруг меня на расстоянии пятидесяти шагов под действием невероятного жара земля сплавилась в твердую как камень массу. Огромное черное пятно, результат потери магом контроля над собой, во второй раз изуродовало землю. Но все было не так уж и плохо: ярость пламени не смогла дотянуться ни до одного из домов, превратив в пепел лишь парочку заборов и старое, побитое молнией дерево. Люди также не пострадали — староста и его жена проявили недюжинные способности в беге на короткие дистанции, что их и спасло. Единственной, кто словно и не заметил произошедшего, была Эля, все так же продолжавшая стоять рядом. Огонь не причинил ей ни малейшего вреда. Я провел пальцем по щеке, подхватывая горячую каплю... Кровь. И ядро опустошено.

— Эля, сестренка, ты меня узнаешь? — Я осторожно взял сестру за плечи... и тут же отдернулся, на меня смотрели пустые, заполненные беспредельным ужасом глаза. Меня словно молния ударила.

— Не трогал бы ты ее, сынок, — произнесла старостиха, неизвестно как снова оказавшаяся рядом. Она успокаивающе поглаживала руку Эльвиры. — Эля теперь всех мужиков боится.

— Они ее... — Я запнулся.

— Да. Я и не думала, что люди могут быть такими зверьми. А ведь одного из тех солдат я хорошо знаю, хороший парень... был.

— Имена... скажите мне имена. Сколько их было?

Женщина понимающе кивнула.

— Два десятка солдат графских, приказчик его же был, Иглеасом кличут. Молодой благородный за главного, а с ним еще четыре воина, маг не из наших, и воин с волосами, в мелкие косицы заплетенными, да с двумя кривыми мечами. А как кого звать, откуда мне знать-то?

— Спасибо, — поблагодарил я старостиху, протягивая ей вырученные за лошадей деньги. — Это вам за заботу о сестре... И еще, где похоронили отца?

— На кладбище, возле твоей матери, как он и хотел.

— Спасибо. Если вам не трудно, приглядывайте за могилой... Хорошо?

— Конечно, сынок, пригляжу, как не приглядеть. Ты иди, с отцом попрощайся.

— Если не трудно, соберите вещи Эльвиры, я зайду за ней через час.

— Ты что ж, с собой ее заберешь? Совсем не в себе она, на лошади не усидит! — Женщина всплеснула руками.

Действительно, об этом я не подумал.

?— Дядька Церко, — крикнул я голове старосты, высовывающейся из-за угла дома. — Телегу свою на лошадь сменяете?

— Сменяю, — оживился, почувствовав выгоду, староста. — Ты лошадок оставь, я сам впрягу.

Я согласно кивнул головой: оно и понятно, после таких фокусов ко мне подойти не каждый рискнет.

— Спасибо.

Я никогда не любил ходить на кладбище. Нет, это вовсе не из-за какой-то глупой боязни оживших мертвецов или призраков — ну какому некроманту есть дело до засиженных клопами Больших Петухов? А чтобы мертвецы поднялись сами, нужно столько злой энергии, что все жители близлежащих деревень умерли бы, не дожидаясь прихода покойников. Я не любил ходить на кладбище потому, что там мне в голову всегда лезли посторонние мысли, какие угодно, но только не об усопшем. Возможно, подсознательно я считал себя виноватым, словно совершал постыдный поступок. Вот и сейчас, стоя на могиле отца, я думал вовсе не о нем.

В моей голове завязался самый настоящим спор. Одна часть меня, с криком и пеной у рта, призывала немедленно пойти и убить обидчиков, не взирая ни на какие трудности и опасности. Другая же часть, словно бездушный механизм атаковала фактами, призывая затаиться и ждать, накапливая силу и информацию, чтобы потом, спустя годы, отомстить. Этот странный спор длился вот уже полчаса, но я не мог прийти к однозначному выводу. С одной стороны, я больше всего на свете сейчас хотел вырвать сердца ублюдков, поднявших руку на мою семью, но с другой, идти мстить сейчас, когда я всего лишь колдун-неумеха — просто изощренный способ самоубийства. Я презирал себя за такие мысли, но постепенно все же жажда жизни пересилила ненависть. Единственное, что я мог себе позволить, это выведать имена.

И даже знал как...

Но первоочередной задачей была вовсе не месть... Месть может подождать. Единственный оставшийся у меня родной человек — сестра, намного важнее мести. Нельзя оставлять ее страдать, забывшись в угаре ненависти. И пусть сделать я для нее могу не много, но буду стараться изо всех сил!

Снова мне предстоит путь в Стратон, только там можно найти помощь. Единственные, кто может помочь Эльвире — это служители Светлых богов (целители с легкостью лечили раны тела, но душевные раны были им не по плечу, и считались епархией жрецов). Именно к ним я и собирался направиться.

— Прощай, отец! — Я поклонился. — Прости, если сможешь.

И ушел.

* * *

Ровно через три дня, в три часа пополудни, я вновь увидел перед собой стены Стратона, но теперь, в отличие от прошлого раза, в моей душе не было даже искорки ликования и предвкушения, лишь злоба и боль. Трое суток я мучался, наблюдая за страданиями Эли и пытаясь найти себе оправдание, что, правда, не очень хорошо получалось. Дни пути прошли для меня как в тумане, перед глазами постоянно крутились картины, которые рисовало воображение... И злоба в результате вспыхивала с новой силой. Каким чудом мне удавалось контролировать себя и не сжечь единственное средство передвижения, я и сам не знал.

Наша телега медленно плелась вслед за караваном из двух десятков точно таких же телег, груженных самыми разнообразными продуктами, начиная от бочек с пивом и заканчивая клетками с живыми, истошно визжащими и отчаянно брыкающими друг друга поросятами.

Наконец, спустя почти час, подошла и моя очередь. Стражник у ворот мельком посмотрел на меня, долгим оценивающим взглядом окинул сестру и, поворошив мечом сено в телеге, спросил:

— Кто такие, зачем в столицу?

— Адер Харлаф Бледный, — стражник недоверчиво прищурил глаза, но документы требовать не стал, заметив дорогой меч. Действительно, после бессонных ночей, в мятой одежде, я не производил должного впечатления. — Везу сестру в Храмовый город на излечение.

— С вас десять медяков за въезд в город, адер. — Я молча достал деньги и высыпал их в руку стражника, добавив сверху пару кругляшей.