(Наилучшее снятие шкуры было тем, которое она даровала своему покойному мужу, когда впервые узнала, что он умер от сердечного приступа в середине попытки вернуть свои потерянные состояния в азартной игре — прямо в тот момент, когда он выиграл, но до того, как его противники перевернули кон. Оставляя в стороне ругательства, суть этого была: "Ты заставил меня пройти через сорок лет жизни в Пограничье! И ты не мог продержаться еще четыре секунды?")
К счастью для Брайса, возраст защитил его от большей части свирепой обличительной речи. Тем не менее, даже полутень той желчи, которую Ганни Эль вылила на дядю Эндрю, оставила ему шрамы на всю жизнь.
Во всяком случае, так ему нравилось думать. Инцидент произошел несколько лет назад, и Брайсу сейчас было четырнадцать лет. То есть, тот возраст, когда все умные и здравомыслящие парни начинают понимать, что есть их торжественная судьба. Обреченные, возможно, судьбой, возможно, случайно, но, безусловно, благодаря их изысканной чувствительности на мучительную жизнь отверженных. Приговоренные к неловкому молчанию и неумелой речи; обреченные на тьму внешнего непонимания; осужденные на жизнь в одиночестве.
И в безбрачии, конечно, он сказал это себе три дня назад — когда его дядя Эндрю взвалил несчастье на его меланхолию, объяснив ему тонкое различие между безбрачием и целомудрием.
— О, прекрати это, Брайс. Ты просто в панике, потому что...
Он поднял мясистый палец.
— Кузина Дженнифер не уделяет тебе времени, а по причинам, известным только мальчикам, которые были превращены гормонами в полые бессмысленные оболочки — да, я знал причины, когда сам был таким, но я давно забыл их, так как перестал быть кретином-подростком — ваши "привязанности", как они вежливо называются, естественно останавливаются на девушке поблизости от вас, которая, наверное, самая красивая и, конечно, самая эгоцентричная.
— Это не...
— Пункт второй. — Указательный палец присоединился к большому. — Таким образом, ты убедил себя, что обречен на великолепную уединенную жизнь. Если ты не можешь заполучить Дженнифер Фоли, у тебя не будет девушки в качестве невесты. Не то, что у тебя было какое-либо право мечтать о невесте, когда на тебя обрушился Буйный Тауб за унылую успеваемость по тригонометрии.
Брайс нахмурился. Еще один его двоюродный брат Тауб, намного старше по возрасту, был самым нелюбимым из его кузенов на данный момент. Было нелепо ожидать, что четырнадцатилетний мальчик, охваченный великим отчаянием жизни, будет заниматься утомительной — нет, свинцовой — тупостью синусов, косинусов и всего такого прочего. Даже такой мелочно-дотошный учитель, как Энди Тауб, должен был бы это понимать.
— Это не...
Средний палец без зазрения совести присоединился к своим товарищам.
— Пункт третий. Тебя все равно не волнует брак. Ты говоришь себе это только потому, что ты все же, — он остановился на мгновение, его тяжелые черты обезобразились карикатурой размышления, — по крайней мере, через четыре месяца, по моей лучшей оценке, почувствуешь себя свободным от осознания того, что тебе не нужно быть женатым, чтобы переспать — на самом деле то, о чем твоя монгольская орда гормонов заставляла тебя думать, когда дело доходило до кузины Дженнифер.
— Это действительно не...
Но было трудно отвлечь дядю Эндрю, когда он был в ударе. Безымянный палец присоединился к остальным. Чтобы усугубить несправедливость момента, несмотря на то, что Эндрю Артлетт не выглядел грациозным, он был на самом деле очень хорошо координирован. Достаточно координирован, чтобы быть одним из тех редких людей, которые могли поднять свой безымянный палец, оставив мизинец еще скрюченным на ладони.
— Пункт четвертый. Как только это осознание придет к тебе, конечно, это облегчение будет лишь временным — поскольку также станет очевидным для тебя после первых твоих попыток применить новые знания, что кузина Дженнифер больше заинтересована не в том, чтобы трахнуться с тобой, а в свадьбе. — Он одарил своего племянника веселой улыбкой. — После чего ты внезапно поймешь, что обречен на целомудренную жизнь — это означает, что не спишь ни с кем — а также на безбрачную жизнь, которая просто означает оставаться одиноким.
Вопреки себе, Брайс был заинтригован.
— Я не знал, что есть разница.
— О, черт возьми, да. Спроси любого церковника. Они разбирали отличия целую вечность, развратные ублюдки. И не пытайся перебивать меня. Потому что в этот момент...
Мизинец неумолимо занял свое место.
— ...пункт пятый, если ты сбился, — как только ты будешь полностью выходить из глубокой стадии ранней юности, то начнешь писать стихи.
Протест Брайса умер не родившись. Так случилось, что он уже начал писать стихи.
— Очень, очень плохие стихи, — заключил торжественно его дядя.
К сожалению, Брайс уже стал подозревать то же самое.
* * *
Брайс заставил кабину остановиться на самой вершине кривой. Конечно же, он не мог бы сделать этого с большинством кабин американских горок. Даже те, которые оставались функционирующими — пока больше трех четвертей из всех — первоначально разрабатывались для туристов. Туристы были типами из рода слабоумных. Любой здравомыслящий парк развлечений вряд ли позволит таким людям управлять транспортными средствами на различных аттракционах.
Однако, несмотря на печальные результаты энтузиазма дяди Эндрю в тот памятный день, Эльфрид Маргарет Бутре не пыталась навязать туристические правила своей семье. Старая леди не оставалась бы бесспорным главой клана, если бы ее мозги не работали. Она прекрасно знала, что полностью предотвратить безрассудства в клане, в котором было столько детей, сколько у нее — не говоря уже о детской природе некоторых из его взрослых членов — было в любом случае невозможно. Гораздо лучше было обеспечить подходящие каналы для чрезмерного энтузиазма.
Таким образом, хотя она распорядилась сделать большинство кабин американских горок неработоспособными, она позаботилась о том, чтобы три из них были доведены полностью до совершенства — которое включало изготовленные дядей Эндрю элементы управления поворотами, в чем-то приближающиеся к профессиональному дизайну. И она не накладывала никаких ограничений на их использование, за исключением очевидного правила, что никому не разрешалось ездить на американских горках без кого-то другого в диспетчерской — и не более одной кабины на трассе за раз. Она пошла еще дальше и подкрепила это последнее правило, переналадив трассу так, чтобы питание автоматически отключалось, если на ней будет более чем одна кабинка. Только таинственный Повелитель Вселенной знал, как буйным подросткам удавались бы многодневные гонки на американских горках, но Ганни Эль прекрасно знала, что молодежь в ее клане непременно попробует это, если она им позволит.
Вероятно, она также знала, что ее пра-пра-племянник Брайс Миллер сумел, с помощью своего дяди, обойти управление настолько, чтобы позволять себе кататься в любое время, когда захочет, независимо от того, присутствует ли необходимый наблюдатель в диспетчерской. Но, если она это знала, то решила смотреть в другую сторону. Эльфрид Маргарет Бутре, будучи мудрой старой женщиной, как на самом деле, так и в теории, давно усвоила, что правила существуют для того, чтобы их нарушать, поэтому сообразительный матриарх всегда старается установить несколько правил именно для этой цели. Позвольте детям и предполагаемым детям нарушать эти правила, в надежде, что другие действительно важные останутся нетронутыми.
Кроме того, хотя она никогда, конечно, не говорила ему, и сам Брайс был бы удивлен этой новостью, правда в том, что Брайс был вторым самым любимым племянником Ганни Эль всех времен.
Ее самым любимым был Эндрю Артлетт.
* * *
Брайс провел, наверное, минут двадцать, просто созерцая великолепную панораму, которую открывал ему его насест на повороте. Вдалеке, служа фоном, виднелась туманность Ямато. Фактически она находилась в дюжине световых лет, но выглядела намного ближе. Большая часть внимания Брайса все же была прикована к планете-гиганту, вокруг которой вращалась станция. Прохладные сине-зеленые цвета Аметы контрастировали с яростью вихрей в ее плотной атмосфере. Брайс провел достаточно времени, наблюдая Амету, чтобы знать, что пояса облаков и периодические пятна в них постоянно меняются. По каким-то причинам, как он обнаружил, это постоянное преобразование было источником безмятежности. Наблюдение за Аметой могло на какое-то время снять почти всю четырнадцатилетнюю тоску, охватившую его.
Не всю, конечно. Два его усилия по передаче круга славы в ритм и метр были...
Ладно. Катастрофическими. Действительно мерзкими. Поэзия была настолько плоха, что был хороший шанс на то, что дух древнего Гомера на мгновение возопил там, на далекой Старой Земле.
Приблизительно через двадцать минут после прибытия на кривую все минутное удовольствие Брайса исчезло. Потому что он увидел судно, идущее к зоне стыковки парка развлечений.
Прибыл еще один работорговец.
Ему лучше вернуться. Ситуация всегда становилась немного напряженной, когда появлялись невольничьи суда, чтобы воспользоваться удобствами парка. У них не было на это законного права, но здесь, в середине глуши, не было никаких эффективных властей, которые могли бы обеспечить соблюдение законов. Во всяком случае, достаточно скорых, чтобы что-то изменить. Горнодобывающий бум, которого прадед Брайса ожидал на Хайнувеле, так и не состоялся, несмотря на несколько неудачных попыток. Операции по добыче газа в атмосфере Аметы требовали гораздо меньше труда, чем рассчитывал старик Пармли, чтобы сохранить свой парк развлечений в бизнесе — и эти немногочисленные добытчики были не в том положении, чтобы служить в качестве полиции системы, даже если бы они склонялись к этому.
Годы назад, первые две попытки работорговцев использовать в основном заброшенные объекты парка в качестве удобной и бесплатной промежуточной площадки и перевалочной станции вылились в ожесточенные сражения с кланом. Семья выиграла оба боя. Но их хватило, чтобы с очевидностью понять — они не смогут пережить много таких, и они слишком бедны, чтобы покинуть парк.
Поэтому между Ганни Эль, ее людьми и работорговцами сложилась комбинация из перемирия и молчаливого соглашения. Работорговцы могли пользоваться парком до тех пор, пока их деятельность ограничивалась определенными районами, и пока они не беспокоили клан. Или крошечное количество туристов, которые все еще иногда появлялись.
И кое-кто платил за эту привилегию. Ладно, это были кровавые деньги, и если Одюбон Баллрум когда-нибудь узнает об этом, наверное, расплата была бы адской. Но клану нужны были деньги, чтобы выжить. Даже те немногие, что оставались после каждой сделки Ганни Эль, позволяли постепенно наращивать сбережения, которые в один прекрасный день смогут, наконец, позволить клану отказаться от парка и мигрировать куда-то еще.
Куда? Эльфрид Маргарет Бутре понятия не имела. С другой стороны, у нее было более чем достаточно времени, чтобы думать о месте назначения, так медленно копились средства.
Глава 9
Хью Араи покачал головой, наблюдая, как на экране растет станция Пармли. Этот жест сочетал в себе благоговейный трепет, веселье и удивление неисчерпаемой глупостью человечества. Услышав тихое фырканье, которое он издал, Марти Гарнер искоса посмотрела на него, небрежно развалившись в кресле перед обзорным экраном. Она была лейтенантом на должности старшего помощника, насколько можно было изобразить таким формальным образом структуру командования корпуса биологической разведки (КБР) Беовульфа. Даже регулярные вооруженные силы Беовульфа имели обычаи, которые считались своеобразными большинством других вооруженных сил галактики. Традиции и практика корпуса биологической разведки считались совершенно странными — по крайней мере, теми немногими вооруженными силами, которые понимали, что КБР был фактически беовульфскими элитными силами коммандос.
Их было не так много. Разведывательное управление флота Звездного королевства Мантикора было, вероятно, единственной иностранной службой, чьи должностные лица действительно понимали весь масштаб деятельности КБР — и они продолжали держать свои коллективные рты плотно закрытыми. Молчаливый союз между Мантикорой и Беовульфом был давним и очень прочным, несмотря на то, что он был в основном неофициальным.
Андерманцы знали достаточно, чтобы понимать, что КБР не та безобидно звучащая организация, за которую он себя выдавал, но, вероятно, не намного больше. КБР не очень активно действовал на территории андерманцев. Что касается хевенитов...
Трудно было быть уверенным, что они знали или не знали, хотя это не всегда было так. На самом деле было время, когда Республика Хевен была почти так же тесно связана с Беовульфом, как Мантикора, но это закончилось более ста сорока стандартных лет назад.
По большей части, беовульфиане были менее чем вне себя от радости, когда Хевен официально стал Народной республикой после Конституционного конвента 1750 года, но принятый в 1778 году закон о сохранении технического потенциала фактически поставил последний поцелуй смерти на некогда сердечных отношениях. Сделав преступлением стремление инженеров или специалистов эмигрировать из Народной республики по любой причине, Законодатели подтолкнули поклоняющееся меритократии общественное мнение Беовульфа за критическую точку.
НРХ ответила на громкую критику Беовульфа, начав энергичную антибеовульфскую пропагандистскую кампанию (средства общественной информации уже тогда были опытными в такой тактике), и отношения между двумя звездными нациями резко ухудшились.
Конечно, военное сотрудничество между НРХ и Беовульфом сокращалось задолго до 1778 года, но оно прекратилось полностью после принятия Законодателями ЗСТП. К этому времени беовульфиане были почти уверены, что регулярные вооруженные силы Республики Хевен считали корпус биологической разведки именно тем, за что он себя выдавал, а именно: гражданское подразделение, но которое, учитывая, что оно часто отправлялось в галактические эквиваленты криминогенных районов, было довольно жестким. Конечно, ничто по сравнению с реальными военными силами.
Но это, возможно, не относилось к государственной безопасности Хевена во времена режима Пьера-Сен-Жюста. А вопрос, сколько институциональных знаний госбезопасности было передано наследующему ей разведывательному подразделению — которое также было одним из ее палачей — оставался открытым.
Однако, вероятно, это не имело большого значения. Корпус биологической разведки Беовульфа никогда не проводил много времени в хевенитском пространстве.
Во-первых, потому, что это стало... невежливо после разрыва отношений между Хевеном и Беовульфом. А во-вторых, потому что для этого не было причин, учитывая давнее неприятие Хевеном генетического рабства. Что бы ни говорили о Законодателях — и, если уж на то пошло, о сумасшедших из Комитета общественного спасения — их оппозиция рабству осталась неизменной. Что касается самого Хью, и, несмотря на его личную склонность к Мантикоре, он всегда был готов до некоторой степени простить Хевену слабину в других областях, учитывая его агрессивное соблюдение Конвенции Червелла. Он был почти уверен, что большинство его товарищей в КБР также разделяют его мнение на этот счет, хотя некоторые представители других видов войск Беовульфа могут чувствовать себя несколько иначе.
