Карьерист, но как сказал (или ещё скажет) генерал Драгомиров: — 'Карьеризм, как и детородный орган, должен наличествовать у каждого офицера, но выставлять его на показ — постыдно'.

После завтрака уединились в кабинете.

— Давай, Сандро, режь правду-матку. Вываливай всё, что наболело.

— Ничего особенного не наболело, Государь. — попытался уклониться Александр Михайлович.

— Ты мне больше не друг? Раньше ты называл меня Ники.

— Мне показалось...

— Тебе показалось, Сандро, — оборвал его Николай, — когда кажется, нужно перекреститься и всё пройдёт. Попробуй.

Друг детства послушно трижды перекрестился и засмеялся с облегчением.

— Крут ты стал, Ники. Но, пожалуй, всё, что наболело лично у меня, уже прошло. Я очень рад, что ты не затаил обиды, хоть повод и имел. Извини за 'обезьяньего князя'.

— Извиняю. Ты не знаешь, не понимаешь японцев, отсюда и эти глупости. Мы триста лет были вассалами улуса Джучи, а всё равно считаем азиатов недоразвитыми. В Японии уже было развитое государство, когда те же британцы ещё практиковали людоедство, ходили в звериных шкурах, а в качестве оружия использовали дубины. Так что — насчёт 'кто есть обезьян' — у меня обоснованные сомнения. Говори — что наболело у наших родственников. Ты то точно в курсе.

Наболело, как и ожидалось, многое. Родственники очень боялись. Ссылка Государыни-Императрицы Марии Фёдоровны в Данию и низвержение из князи в грязи генерал-адмирала Алексея Александровича порождали разговоры, что Иоанн Васильевич Рюрикович, на фоне Николая Александровича Романова, в истории будет выглядеть кротким агнцем Божьим: милым, безобидным и травоядным. Так и будет!

Заговоров пока никто не планировал, очень своевременным оказался перевод Владимира Александровича в Варшаву, но, по мнению Сандро, это лишь вопрос времени. Даже вокруг Сергея Александровича начинают группироваться недовольные. Ведь у множества дворян в мещане разжаловали родственников и лишили их тем самым наследства.

'Ага: — 'Мой дядя, самых честных правил...'

— Сандро. Во флоте ты мне не нужен. То есть, ты можешь продолжить службу, но высот не добьёшься. Будешь одним из посредственных адмиралов, заслуживших орлы на погоны выслугой. У меня к тебе другое предложение.

— Слушаю, Ники.

— Дядя Владимир из Варшавы может уйти только на понижение, к командованию гвардией ему уже не вернуться никогда. Я предлагаю занять этот пост тебе.

Сандро опешил.

— Не по чину мне, Ники.

— А кто у нас чины раздаёт, Сандро? Я, самодержец и самодур. Но ты погоди благодарить, сначала дослушай. Наша гвардия сегодня вызывает у меня ассоциации с содержимым выгребной ямы — сплошь педерасты и масоны, экскременты и опарыши. Ты мне нужен для того, чтобы эту выгребную яму вычистить. От гвардии сохранятся только славные названия полков, личный состав придётся менять полностью. Да так, чтобы не вызвать в процессе мятежа. Подумай — готов ли ты к этому?

— Знаешь, Ники, а ведь я бы начал именно с этого, если бы сам оказался на твоём месте.

Из Александровского дворца, Александр Михайлович Романов вышел контр-адмиралом (за отличие) генерал-адъютантом и командующим гвардии. Из Царского села все гвардейские части в ближайшее время предстояло перевести в горячие точки: на Кавказ, в Персию и на Дальний Восток. Охрана резиденции Государя-Императора доверялась 59-му пехотному Архангельскому полку.

Пятого (девятнадцатого) марта 1894 года состоялось бракосочетание Александра Михайловича Романова с Ксенией Александровной Романовой. Ну а что? В прошлый раз детишек они наплодили много, детишек здоровых, да и любили друг друга по началу искренне, так зачем мешать? То, что потом разругались и развелись — дело житейское, а вина их в этом, ну — как минимум совместная и равная. Бабы вообще — очень злокозненный гендер, который вечно лезет не в свои бабьи дела, вот взять, к примеру, ту же Маман. А ведь Ксения её старшая дочь. Наверняка такая-же коварная и ядовитая тварь. У младшей сестрёнки любящему брату этого незаметно, но вполне вероятно. Вполне. Почти наверняка.

Подарком к свадьбе новобрачным стал опубликованный накануне манифест об императорской фамилии. Великими князьями (и княжнами с великокняжеским содержанием) теперь считались только потомки Александра Третьего, Святого, Миротворца и Избавителя. То есть, пока только несовершеннолетний Наследник-Цесаревич Михаил Александрович, Ксения, с мужем Сандро и Ольга, пока ещё совсем ребёнок. Порядок наследования теперь был следующим: прямая династическая линия — дети Николая Александровича (которые пока не родились), вторая династическая линия — Михаил (пока несовершеннолетний) и его будущие дети, третья династическая линия — дети Сандро и Ксении, четвёртая — дети Ольги и её будущего мужа. В случае прерывания династической линии Александровичей, России следовало созвать Всеобщий Собор и избрать нового царя, новую династию.

Сандро не стал третьим в очереди престолонаследия, но как старший мужчина в династии Александровичей, он был назначен регентом Михаила, в случае вступления того на трон несовершеннолетним. Мало ли что. Николай глупой отвагой не бравировал и охраной не пренебрегал, но иногда ведь и молнией убивает. На всё Воля Божья.

Если гвардия и сомневалась до этого в праве Сандро казнить и миловать, то сейчас все сомнения точно исчезли. Михайловича теперь за глаза называли не иначе, как Малютой Скуратовым. И родственники, и гвардейцы.

— Мишкин, — на свадебном балу в Зимнем дворце (Эрмитаже) Николай подхватил за локоть младшего брата, — составь-ка мне компанию. Пойдём на балкон, я покурю, а ты подышишь.

— С удовольствием, Ники. Здесь на меня все смотрят, как на павлина с распушенным хвостом. Тебе-то хорошо.

— Дурак ты, братец. Уж прости за правду. На меня здесь смотрят как на дракона, с тоже распущенным хвостом, но уже не для красоты, а для атаки. Тебя здесь, по сравнению со мной, они очень сильно любят, в этом не сомневайся. Идёшь, Наследник-Цесаревич?

— Конечно, брат. Но скорее бы уж у тебя прямые наследники появились. Ты уж постарайся, Ники.

— Постараюсь, брат. Пойдём.

Пост возле балкона, на котором уединились Император и Цесаревич занял флигель-адъютант Государя, подполковник Изюмов.

— Мишкин, ты хочешь прожить жизнь так, чтобы в конце не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы?

Сопляк на балконе, в качестве второго лица в Империи, потребовал себе папиросу. Пороть его за это было уже поздно. Сосунок, манерным щелчком пальцев, отправил окурок затухающей звездой с балкона Зимнего.

— Не темни, Ники. Отец велел мне слушаться тебя, пуще самого себя. Ещё когда ты был в ссылке, а наследовал ему Жорка. Да и Сандро много интересного рассказал. Я — за тебя, в этом будь уверен.

— Проболтался, жених, — беззлобно усмехнулся Николай.

— Не мне, Ники, не сердись, он — Ксюхе. А уж она мне. Я ведь её брат и Наследник-Цесаревич, к тому-же... А ты на что рассчитывал, Государь-Император?

— Ну, Сандро то вполне мог язык и попридержать, не обязательно было сразу становиться такой тряпкой. Баборабом... Ладно, жениха сегодня обижать не будем, учтём на будущее. Мишкин, императором тебе не быть. Дети у меня будут.

— Слава тебе, Господи!

— Не кривляйся, малыш, а то выпорю. Собственноручно. Тебе, Мишкин, не занять трона Российской Империи, но у меня на примете для тебя ещё множество тронов. Кстати, я тебя уже помолвил. Невеста, правда, ещё совсем ребёнок, но ты ведь не торопишься?

— Грозный царь... Не зря об этом болтали...

— Не зря, — кивнул Николай с очень серьёзным выражением лица, — в этом не сомневайся. Те, кто тебе об этом говорил, недооценивают меня как минимум на порядок. Я сговорился с Императором Японии о твоей свадьбе с его дочерью. И ваши потомки должны будут стать новой правящей династией Китая. Как когда-то монголы, или маньчжуры. Уже восемь веков власть в Китай приходит от варваров с севера. Мы, с моим братом Мацухито, императором Мейдзи, решили эту традицию не нарушать. Нам не нужен в Китае свободный рынок. Нам нужна там своя династия. Ну, теперь давай, шути.

Семнадцатого мая, 1894 года, Иосиф Джугашвили возвращался домой приплясывая. Он только что получил аттестат духовного училища, о котором так мечтала мать. Причём, аттестат почти на отлично. На 'хорошо' сочли только греческий язык, но это не мешало поступлению в семинарию. Пятнадцатилетний Сосо, распалённый будущими мечтами, влетел в снимаемую семьёй комнату и упёрся взглядом в широкую спину в голубом жандармском мундире.

'Ротмистр'. Сосо не учил званий жандармов, они почему-то запоминались сами собой.

Жандарм что-то рассказывал, а мать смеялась. Искренне, заливисто. Как никогда раньше. Странно это...

— Сосо!

— Да, матушка!

— Его высокоблагородие, господин офицер сделал нам предложение, от которого я не смогла отказаться. Тебя зачислили в Царскосельский лицей. На полный кошт Государя-Императора. Собирайся скорее, Сосо. Мы выезжаем сегодня-же. Пролётка нас уже ожидает.

— Павел Владимирович, — протянул руку жандарм. Его высокоблагородие, господин ротмистр. Сыну сапожника.

— Иосиф Джугашвили, — полупоклонился юноша, не решившись на рукопожатие.

— Жмите, юноша, не стесняйтесь. Мне было свыше откровение, что этим рукопожатием я ещё буду когда-нибудь гордиться.

Конечно, теперь этот грузинский юноша не станет Красным Императором, судьба его сложится совсем по-другому, но не дать ему шанса Николай не мог. Люди с таким потенциалом рождаются крайне редко. Они величайшая ценность нации, и разбрасываться такими драгоценностями может только полный идиот. Сейчас этого парня нужно учить, учить и ещё раз учить. В тот раз он занимался самообразованием всю жизнь, экономя время на отдыхе. Тысячи томов книг из Кремлёвской библиотеки имели на полях пометки, оставленные его рукой. Жажда знаний и работоспособность у него нечеловеческая. Будет очень интересно посмотреть, в кого вырастет Сталин здесь, если ему помочь получить образование в юном возрасте. Какое? Пока лицей, а там видно будет. Нам нужны и талантливые управленцы — и учёные, и военные, не нужны только гениальные революционеры.

Всё хорошее, что дала русскому народу революция, Николай собирался дать и сам. И всеобщий доступ к образованию, и медицину, и главное — повод гордиться достижениями СВОЕЙ страны, СВОЕЙ Родины. Это действительно главное в русском цивилизационном коде. Русский по-настоящему счастлив только тогда, когда может гордиться Россией, её победами, её свершениями.

6 (20) апреля 1894 года, в Санкт-Петербург прибыла делегация из Таиланда, во главе с самим королём Рамой Пятым, сопровождавшая невесту Российского Императора, в крещении получившую имя Ольга Георгиевна. Почти четыре сотни тайцев, практически вся высшая знать королевства с прислугой. Ольгу отправили в Покровский монастырь в Москве, на сорокадневный пост, а тестя со свитой разместили в Зимнем дворце, и начались праздники-балы.

Такого вливания денег (золота) в экономику города, за такое короткое время, Санкт-Петербург ещё не видовал никогда. Рама Пятый выделил средства на постройку посольства Таиланда на Смоленской набережной и разводного моста через Неву прямо напротив него. Моста Императрицы Ольги. На другом берегу Невы, за мостом, тайские вельможи скупили участки земли и затеяли строительство аж шести дворцов-резиденций — Таиландский дворцовый квартал (будущая туристическая жемчужина Северной Пальмиры). Цены на всё взлетели до небес, для малоимущих пришлось организовывать бесплатные столовые, еда для них оказалась просто не по карману. Казна собирала втрое больше налогов, так что всё равно осталась в заметном плюсе.

28 апреля (12 мая) 1894 года в столицу Российской Империи прибыл наследник Императора Мейдзи — принц Ёсихито и старый приятель Николая, его первый учитель японского языка и этикета — принц Арисугава Тарухито. Этих Николай разместил у себя в Александровском дворце. Отметили приезд отлично — вместо подогретого саке пили водку со льда и хулиганили безобразия, куда-же без этого, в компании молодых и пьяных. А ещё говорят, что японцы чопорные. Это вы их пьяными не видели. Хорошо, что ничего не сожгли, а ведь запросто могли.

Принц Ёсихито принял титул Светлейшего Князя Российской Империи и получил княжеский надел в Либаве, всю территорию, на которой раньше планировалось разместить военно-морскую базу Балтийского флота, а теперь свободную экономическую зону для японских банков и промышленников. Скоро российскому автопрому понадобится много чёрного японского лака, вот пусть и производят его неподалёку. Поначалу лак, а потом ещё что-нибудь придумают, японцы народ предприимчивый. Свой маленький город в центре Европы им пригодится в качестве витрины.

Мудрый человек Микадо. Раз Николай принял титул дайме будучи наследником, тем же ответил и Японский Император. Никакого урона чести ни для одной из сторон не случилось, получилось что-то вроде взаимного награждения. Более того. Британцы даже рассмотрели в этом заключение неформального союзного договора между Россией и Японией, договора нового типа, который был крепче любых подписей на любой бумаге, а ведь это они ещё не знали о помолвке Цесаревича-Наследника Михаила Александровича с японской принцессой Масако.

6 (20) мая 1894 года, к компании добавился Кайзер Второго Рейха Вильгельм Второй. Ему выделять резиденцию не потребовалось, посольство Германской Империи представляло из себя настоящий дворец, как и резиденция посла. На Варшавском вокзале Санкт-Петербурга, Вильгельма встречал Николай Второй в чёрном мундире полковника, недавно созданного Комитета Государственной Безопасности Российской Империи, который в народе уже окрестили 'Опричным приказом'. А что? В самое яблочко. Народ у нас толковый.

После гимна Германской Империи, вместо 'Боже Царя храни' заиграл пока никому незнакомый марш 'Прощание славянки'. Кайзер, получивший классическое музыкальное образование, замер.

— Это ваш новый гимн, Ники?

— Пока не наш, не государственный, мой личный. Нравится?

— Нравится — не то слово. Под эти звуки в голове рождаются образы наших полков, марширующих по поверженным Парижу и Лондону. Обязательно познакомь меня с автором. Мне тоже не помешает свой личный гимн.

— Познакомлю. — 'А почему бы и нет? Имперский марш из Звёздных войн кузену отлично подойдёт', — Но ты пока воздержись высказываться насчёт поверженных.

— Никто же не слышит.

— Есть умельцы читать по губам. Я тебя прошу, Вилли. Настаиваю. Ещё не хватало испортить наш отличный план пустой бравадой. Британцы нам с тобой сейчас союзники.

Свою долю в Османском наследстве, Вильгельм выторговал без труда. Конечно, впустить германские товары на рынки Леванта и Ирака — означало для британцев почти полностью уступить их более конкурентоспособной промышленности, но джентльмены надеялись, что уступка эта временная. Сейчас им нужна была поддержка Кайзера против притязаний французов и австрийцев, итальянцев и греков, а потом... Потом ситуация изменится, и все договоры будут пересмотрены. Так и будет. Но вот в чью пользу они будут пересмотрены — большой вопрос.