2. Путеводная звезда

В этой карете находилась моя дочь, а через один из лесочков, которые тянулись вдоль дороги, сейчас пробирался семилетний пацан!

Этого хватало, чтобы забыть о том, что я чего-то не могу.

— Дядя Иван! — качнула я головой, словно прося не вмешиваться, и вновь повернулась к Трофиму: — Позволишь помочь? — улыбнулась ему заговорщицки.

— С графом будешь разговаривать сам, — хмуро отреагировал на мое заявление Иван, и направил лощадь к другому концу площади.

— За это не беспокойся, — засмеявшись, 'успокоила' я Трофима, вроде как напуганного предстоящим общением с моим 'дядюшкой'. — Не представишь меня? — кивнула на Раевского.

— Да, конечно, — обреченно вздохнул он. — Капитан императорского гвардейского полка Григорий Раевский.

— Капитан... — мягко повторила я, и, переложив хлыст, протянула руку для поцелуя. — Алевтина Сундарева.

— Племянница графа Горина, — добавил Трофим.

— Любимая племянница, — поправила я его. — Вас что-то не устраивает, офицер? — уже другим тоном поинтересовалась я, буквально вырвав ладонь из его руки.

— Госпожа Сундарева, — довольно сухо отреагировал он на меня, — я хотел бы заметить, что нахожусь при исполнении....

— И именно поэтому не пропускаете карету с больной женщиной, — язвительно подхватила я. — А я могу спросить, господин капитан, у вас это называется воинской доблестью?

— Трофим?! — зло зыркнул на мага Раевский.

— Для нее есть только один авторитет — граф Горин, — развел тот руками. — Так что извини, дружище!

— Вы мне кого-то напоминаете, — неожиданно произнес Раевский, заставив меня внутренне вздрогнуть.

— Я бы не сказала, что вы — заядлый театрал, — несколько надменно произнесла я, вспомнив, что рассказал мне Иван о племяннице Алексея Степановича, едва ли не отданной ему братом на воспитание. — Анастасия Лазарева. Моя матушка.

— Вы — дочь блистательной Стаси? — действительно искренне удивился Раевский.

Дочерью блистательной Стаси, как называла театральная публика Анастасию Лазареву, выступавшую на сцене императорского театра, я не была. Все наше сходство — цвет волос. Ну, может еще, разрез глаз, но я надеялась, что для этого случая вполне достаточно.

— Вас это удивляет? — я чуть склонила голову.

— Прошу меня простить, — пошел Раевский на попятный.

— Это значит, что мы может мило распрощаться и следовать дальше? — я чуть приподняла бровь.

— Не смею вас задерживать, прекрасная барышня, — капитан даже снизошел до легкого поклона.

— Вам не кажется, что вы — забываетесь, — добавила я в голос металлических ноток. — Ты отправил дяде вестника? — обернулась к Трофиму.

— Не счел нужным... — 'повинился' маг. Смотрел при этом спокойно, но мне показалось, что я заметила мелькнувшее в его глазах беспокойство.

Я и сама волновалась. Все шло не совсем так, как я предполагала....

Если быть честной, то все шло совсем не так, как я предполагала.

— Значит, будем обходиться своими силами, — беспечно дернула я плечами. — И какие к тебе претензии у этого господина? — вновь обратилась я к Трофиму, только теперь заметив, что не вижу Ивана.

— Он хочет осмотреть багаж, — не затянул с ответом маг.

Не знаю, как бы он разговаривал с настоящей Алевтиной....

Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

— Любите копаться в женском белье? — тут же многозначительно ухмыльнулась я.

Заметив, как он напрягся, играючи, переложила хлыст в правую руку.

Уж если придется....

Все внутри противилось этому, но я была уверена, если потребуется, ударю!

— Вас это возбуждает? — я чуть наклонилась вперед, чтобы выглядело более... интимно.

— Госпожа Сундарева! — вскинулся Раевский. Зубы заскрипели, ладонь крепче сжала эфес шашки. — Вы забываетесь!

— Мне кажется, это вы забываетесь, господин капитан! — раздалось от двери почтовой станции.

— Дядя? — несколько удивленно протянула я и присела в скромном реверансе.

— Господин граф, — низко поклонился ему Трофим.

— С тобой мы поговорим дома, — довольно жестко бросил граф мне. — Садись в карету, — кивнул в сторону почтового экипажа, где все это время находилась моя дочь.

— Но, дядя... — попыталась я возразить, продолжая играть роль взбалмошной, но любимой племянницы.

— Алевтина! — свел он брови к переносице.

Спорить я не стала, но посчитала, что имею полное право оставить последнее слово за собой. Подмигнула Раевскому, тяжело вздохнула и, отдав хлыст Трофиму, с его же помощью поднялась в карету.

И только когда за мной закрылась дверца, позволила себе рухнуть на сиденье и закрыть лицо руками, хоть на миг отгораживаясь от всего происходящего.

Быть смелой оказалось значительно тяжелее, чем я себе представляла....

Глава 6

— Алексей Степанович, — получив разрешение, вошла я в кабинет графа, — я могу с вами поговорить?

Добрались мы до Виноградова лишь к обеду следующего дня. Ехали практически без остановок, не считая коротких передышек, когда меняли лошадей. Подставы были по всей дороге, слуги действовали очень расторопно, так что все, что удавалось — удовлетворить некоторые потребности организма, да чуть пройтись, позволяя ногам почувствовать землю.

Имелись на то реальные основания или граф предпочел считать угрозу нам более серьезной, чем она была на самом деле, я не знала, но и на этот раз посчитала, что мужчинам виднее, тем более что к ночи этот вопрос вообще перестал меня интересовать. У Аленки вновь начался жар, она куксилась, плакала, требуя внимания и особой заботы.

Чуть успокоилась она только к утру и опять на руках у Владислава.

Я не ревновала. Этот мальчик....

Были в нем искренность и чистота, не позволявшие в его присутствии проявляться ни грязным мыслям, ни нехорошим чувствам.

— Да, конечно, — Горин поднялся из-за стола, приглашающе указал на диван, стоявший у стены. Когда я присела, сам опустился в кресло напротив. — Надеюсь, вас хорошо устроили? — в его голосе послышалось беспокойство.

Я чуть смутилась, лишь теперь заметив, насколько нелегко далось ему это путешествие, но тут же взяла себя в руки, вспомнив слова мамы Лизы, что мужчины этого рода не терпят жалости к себе:

— Да, благодарю вас, все просто прекрасно! — заверила я его, улыбнувшись.

В этом доме оказалась своя хранительница — совсем уже старенькая нянька Алексея Степановича, так и она не успокоилась, пока все наши вещи не были разложены, а сами мы накормлены и отправлены спать.

— Тогда слушаю вас, Эвелина Федоровна, — откинулся он на спинку кресла, приготовившись меня слушать.

А я даже забыла, зачем пришла, невольно залюбовавшись.

Графу Горину было далеко за пятьдесят, но слабенькие магические способности продлили ту часть его жизни, когда яркая, взрывная молодость переходит в сдержанную зрелость. Среднего роста, он был сбит, как говорила мама Лиза, из крутого теста. Все в нем было крепким: и дух, и тело, в чем я могла убедиться во время почти суточной скачки — на отдых в карету он перебирался лишь дважды, да и то ненадолго.

Отсутствие одного глаза, закрытого черной повязкой, и шрама, пересекавшего наискосок все лицо, его совершенно не портило, лишь добавляло чего-то неукротимого, безудержного.

— Я гожусь вам в дочери, Алексей Степанович, — скупо заметила я, вновь собираясь не только с мыслями, но и решимостью.

— Предлагаете называть вас просто Эвелин? — мягко улыбнулся он, глядя на меня с присущей ему проницательностью.

— Да, — кивнула я, бросив короткий взгляд за окно. Кусочек неба, цветным панно проглядывавший сквозь листву, пылал оттенками алого. — В детских вещах находились письма князя Изверева, адресованные моему мужу, — перевела я взгляд на графа. — Сейчас их там нет.

— Они находится у меня, — абсолютно безмятежно произнес он и поднялся с кресла. Отошел к столу... — Вы кому-нибудь говорили о них?

— Их нашла Катерина, кормилица Алены, — не стала я скрывать правды. — Кроме нее и меня о них никому не известно.

— Это — хорошо, — кивнул Алексей Степанович, заставив меня слегка напрячься. — И будет лучше, если вы забудете об их существовании, — добавил он, твердо посмотрев на меня.

— Мой муж в чем-то замешан? — нахмурилась я.

— Вы мне ответьте на этот вопрос, — чуть прищурился Горин, глядя на меня испытующе.

— Нет! — ни мгновенья не помедлила я. — Кто угодно, но только не он!

На лице графа было все то же спокойствие, но я видела, насколько приятны ему мои слова.

Подтверждение ждать себя не заставило:

— Я рад, что вы не сомневаетесь в Георгии...

— ... но... — продолжила я, прочувствовав короткую паузу.

— То, чем он занимался последние месяцы.... — Граф замолчал, рассматривая меня как-то по-новому. Потом качнул головой, словно не соглашался с собой, отошел к окну, встал, повернувшись ко мне спиной.

Сбит из крутого теста.... С этого ракурса слова матушки Лизы обрели иное звучание.

Улыбка, время от времени трогавшая его губы, какая-то мальчишеская хитринка в единственном глазу, которую я замечала несколько раз, все это добавляло его образу некоторую легкость и мягкость. Со спины же он был одной мощью, затянутой в идеально сидевший на нем военного образца мундир.

— Алексей Степанович, — я тоже поднялась, подошла ближе, остановившись всего лишь в трех шагах от него, — я должна знать.

— Зачем вам это, Эвелин?! — довольно резко развернулся он ко мне.

С трудом удержав себя, чтобы не отпрянуть, приняла его взгляд.

В чем-то он был прав, но....

Слишком многое произошло за последние дни, чтобы я осталась прежней Эвелин, предпочитавшей просто жить, изо всех сил стараясь быть незаметной.

— Он — мой муж, — тихо, но твердо произнесла я.

Сказать хотела многое. О том, как Метельский заявился в мой дом, едва ли не обвинив Георгия в измене императору и империи. Как угрожал, позволяя себе оскорбления в мой адрес. Как....

Все это сейчас не имело никакого значения, укладываясь в те несколько слов, что сорвались с моих губ.

— Вам ведь известно, что Георгий долгое время служил на границе с Ритолией? — похоже, что-то решив для себя, спросил граф, направляясь к книжному шкафу.

— В вашем полку, — ответила я, повернувшись, чтобы следить за ним взглядом.

— Иван рассказал? — остановившись, оглянулся Горин.

— Трофим, — грустно улыбнулась я. — Был вынужден, заслуживая мое доверие.

— История с Алиной Горский, — понимающе кивнул граф. Открыл дверцу, достал оттуда бутылку темного стекла и два бокала: — Будете?

Хотела качнуть головой, отказываясь, но передумала. Глоток вина для меня сейчас был не лишним.

— Если только немного, — возвращаясь к дивану, ответила я.

Присела, продолжая наблюдать за графом. Его движения были мягкими, но какими-то сдержанными. Ничего сверх необходимого....

— И как много он успел вам поведать, прежде чем добился своего? — неожиданно спросил граф, сбивая меня с мысли.

— Вряд ли много, — пожала я плечами. — С первых же слов он был весьма убедителен.

— Трофим это умеет, — усмехнувшись, заметил Горин. Наполнил один из бокалов наполовину, поднес мне: — Наше, местное.

— Поэтому и Виноградово? — вдохнув аромат, поинтересовалась я.

— Завтра покажу вам виноградники, — улыбнулся он в ответ.

Подождал, когда я посмакую первый глоток, приподнял вопросительно бровь. В единственном глазу было такое нетерпение, что я задорно улыбнулась — прям, как мальчишка!

— Великолепно, — не покривив душой, заверила я его. Вновь поднесла бокал к губам, но тут же опустила руку: — Алина Горская действительно была невиновна?

— Вы все-таки сомневаетесь... — удрученно качнул головой граф.

— Если ее действия расценивать, как наказание, то каков должен быть проступок? — спокойно объяснила я свою точку зрения.

— Очень серьезным, — согласился Горин, взглядом дав понять, что сожалеет о своих словах. — Метельский жестоко надругался над двумя девочками, дочерями торговца с гор. Одной было одиннадцать, второй едва исполнилось девять.

— Нет! — отшатнулась я. Вино плеснулось в бокале, окрасив бордовым стекло.

Граф отставил бутылку, которую держал в руке, подошел ко мне. Забрав из трясущейся руки бокал, прижал к себе:

— Извините меня, Эвелин! Я не должен был этого говорить....

Не должен был....

Я решительно отстранилась, сглотнув вставший в горле ком, глубоко вздохнула, усмиряя разбушевавшееся сердце:

— Должны были, граф! Должны! Чтобы я знала, с кем столкнула меня Заступница, чтобы я перестала быть столь наивной, какой была.

— Я бы предпочел, чтобы все осталось, как прежде, — Горин склонился к моей руке, тронул губами запястье, словно еще раз просил прощения. — Вы говорите про наивность? — отдав мне бокал, он сделал шаг к столу. Вновь повернулся, посмотрел на меня. Вроде и не намного выше, но я под этим взглядом почувствовала себя ребенком. — Торговец сам продал их Метельскому за несколько золотых монет, и если бы не жестокость, после которой младшая из девочек едва не скончалась от кровотечения, да не Алина Горская, которая сначала ее выходила, а потом, найдя барона, устроила над ним самосуд, никто бы и не удивился. Это в княжеской семье дочь, как нить, связывающая два рода, а в бедных, да когда этих девчонок не две и не три....

Он не закончил. Наполнил свой бокал, сделал крупный глоток, забыв, что вино нужно пить медленно, ощущая его аромат, позволяя раскрыться вкусу....

Впрочем, о чем я только думала....

— Она ведь его любила? — я посмотрела на графа. Говорила про барона, ставшего для меня теперь олицетворением зла.

— Алина? — уточняя, переспросил он. — Трофим уже дважды предлагал ей стать его женой.

Я кивнула — поняла, что именно Горин хотел сказать, сделала еще один глоток и еще... убегая от жажды, которую испытывала после всего сказанного.

Увы, я начала этот разговор и заканчивать, не получив ответа не собиралась:

— Что в этих письмах? Они кажутся....

— Совершенно невинными, — усмехнулся граф. — Если не искать в них другой смысл, то именно такими и являются.

— А если искать? — ухватилась я за его оговорку.

— Эвелин... Эвелин... — в его голосе появилась суровость.

— Алексей Степанович, — грустно улыбнулась я ему, — скажите мне, пожалуйста, моего мужа кто-нибудь ищет?

Ответ я знала еще до того, как он его произнес.

Неудачи в переговорах с князьями Ритолии нужно было на кого-то списать. Граф Орлов оказался для этого подходящим вариантом....

* * *

Моя мысль получила подтверждение уже на следующее утро.

Мы как раз сидели за завтраком и обсуждали предстоящую прогулку, когда перед графом появился светящийся шар, через секунду упавший в его руку свернутым в трубочку посланием.

Извинившись, Алексей Степанович вышел из-за стола, сделав знак Ивану, находившемуся тут же, в столовой, следовать за ним. Минут через пятнадцать прислали и за мной.

— Что-то с Георгием? — входя в кабинет графа, воскликнула я, отметив, насколько суровыми были их лица.

— Вы должны прочесть, — произнес Горин в ответ. Когда я подошла ближе, подал бумагу, на которой были отчетливо видны символы императорской власти.