Сломанные сказки

Даже к невозможным людям можно привыкнуть. Но не так же сразу! За что ей это дурацкое видение, в котором Гэйслин, ещё толком не сработавшаяся даже с капитаном, идёт вместе с ними за эту треклятую Дверь?

* * *

На дороге из жёлтого кирпича

Вопреки всем разумным исходам, дровосек всё-таки отправился вместе с ними — с фермерской девочкой с косичками, псом-переростком, бывшим вполне себе настоящим колдовским волком, и пугалом-пироманом, у которого в голове гулял пьяный безумный ветер. Бен теперь отвлекался не только на чудеса местной флоро-фауны: его до ужаса интересовали доспехи, почти полностью покрывающие тело новообретённого товарища. Бенну с той же периодичностью, с которой почёсывал Волка, теперь тыкал в ледяные пластины дровосека — то разжигая, то снова убирая с пальцев языки пламени. Строго-разумная его часть, Бен, который всё помнил и ужасно спешил, теперь совсем не проявлялась. Поначалу, когда Фэнь ни с того ни с сего начал скрябать по острым наплечникам дровосека, Вера ужасно испугалась, ибо успела заметить выражение лица Кая. Но ничего не произошло, топорик так и не вырос в полноценную секиру, а Бен остался при целой голове. Хотя "целой" — это, конечно, сильно сказано, колёсиков и винтиков в ней явно не хватало.

Начало темнеть: сад теперь превратился в настоящий лес, где деревья росли в беспорядке, и надо было подумать о месте для ночлега. Дровосек сообщил, что где-то неподалёку должна быть брошенная летняя резиденция какой-то ведьмы — и, благодаря какому-то высшему провидению, через небольшой промежуток времени они действительно набрели на маленький аккуратный домик. Да, он был немного обветшалым, да и построили его прямо посреди стволов раскидистого дуба, но выбирать не приходилось. Девушка так устала, что была готова уснуть где угодно — хотя Волк всё равно бы ей такого не позволил. Он, так и не перекинувшись обратно, свернулся полукругом: Вера положила голову ему на шею, Кай, не церемонясь, лёг чуть подальше, облокотившись на рёбра зверя, а Фэнь мешком рухнул там же, где стоял, закрыл лицо своей шляпой и почти сразу же захрапел.

Разбудила их опасность.

Волк вскинул уши и нервно пошевелился: ему приснился милый бежевый котёнок с глазами-пуговками, который потом почему-то превратился в деда Сезама. От него даже во сне несло перегаром, какой-то восточной сладостью и железом — впрочем, с тем же успехом это мог бы быть и запах крови. Он укоризненно покачал головой и приложился к появившейся в руке тёмно-зелёный бутылке, из которой тут же повалил дым.

Неосторожное движение разбудило Веру и дровосека — пугало-Бен остался храпеть на полу.

— Что такое? — сонно протянула девушка, потирая глаза кулачком. — Где мои туфельки?

— Тише, — Кай поудобнее перехватил топорик и поднялся, собираясь заглянуть за закрытую на засов хлипкую дверь. Двигался он, несмотря на доспехи, абсолютно бесшумно — даже волосы не шуршали.

Отодвинуть засов у него получилось также тихо, а вот открывшаяся дверь препротивно скрипнула, и к этому звуку добавился ещё один, похожий на писк и всхлип, в котором, однако, угадывались слова.

— Не тттт-рогайте, умоляю...

На пороге, сжавшись в комочек, сидела Гэйслин — в песочно-бежевом костюме с меховым воротником, почти скрывающим её шею, и мягких меховых же сапогах. У ног её очень кстати примостилась котомка с продовольствием. Выглядела девушка так, словно сейчас закричит — или заплачет — уж что она посчитает более подходящим для ситуации.

— Гэйслин? — Вера вскочила с места и тут же чуть не споткнулась о раскинувшего руки Бена. Лицо его всё также было прикрыто шляпой.

— Вера! — серые глаза девушки с вертикальными зрачками невероятно округлились, и она бросилась к капитану, еле сдерживая слёзы. Дровосек пожал плечами, закрыл дверь и приставил топор к стене. Уснул он сидя, рядом с единственной по-настоящему знакомой ему в этом балагане вещью, не обратив ни капли внимания на сбивчивый рассказ львицы-Гэйслин. Грей совершенно по-собачьи заскулил, закрыв уши лапами — в ту ночь он особенно жалел о своём чутком слухе.

Фэнь очень старался — аж язык высунул — но зажжённый палец не оставлял на невиданном материале ни следа. Вот ведь занятная штука — жаль, что ничего обидного на доспехах не напишешь, их бросающаяся в глаза чистота прям-таки умоляла о каком-нибудь искромётном словце, пущенном поперёк бедра, или, скажем, грудинки. На спине места наверняка было больше, но за волосами никто шутки оценить не сможет. А волосы, кстати, тоже абсолютно странные — даже не спутались. Бен прищурился — и ресницы поразительные. Длинные, густые и белые. Вот ведь.

— У меня есть топор, — не открывая глаз, проговорил Кай.

Бенну провёл языком по верхним зубам.

— У тебя на голове ворона.

— Неправда.

— На самом деле, они повсюду. На голове. На плечах. Кое у кого и на сердце. Чёрные надоедливые твари.

Когда дровосек открыл глаза, Бен уже сидел напротив Гэйслин — девушка ещё спала, свернувшись клубочком в опасной близости от полуоткрытой пасти Волка. Из-за густого меха на плечах она выглядела несколько угрожающе, но Фэня это, похоже, не заботило — он выдернул из рукава соломинку и пощекотал пухлую девичью щёку. Гэйслин чихнула — глаза её расширились от ужаса, и она в мгновение ока забралась на спину дремлющему Грею. Через пару секунд, осознав, на чём — вернее, ком — сидит, она упорхнула и оттуда, и вжалась в деревянную стену с широкими щёлками, сквозь которые пробивался дневной свет.

— Трусливый зверь, хм, — констатировал Бен и улыбнулся. — Будем знакомы, милая.

Казалось, дороге не будет конца: она вилась змеёй среди травы, лентой по полям, переулком через лес и уходила далеко-далеко в самый небосвод. Ухабов и выбоин поубавилось, путники стали реже спотыкаться, а к полудню на обочине появился маленький увитый плющом столбик, на котором качался разбитый фонарь. Теперь такие столбики стали постоянными спутниками Песочного отряда.

Большую часть времени они молчали, будто и не зная вовсе, о чём можно разговаривать в дороге. Бен постоянно лепетал что-то, но было непонятно, обращается ли он к остальным, к себе самому или к тучкам, собирающимся на горизонте. Молчание Кая обретало почти ощутимую тяжесть, а Гэйслин старалась не издавать звуков, потому что боялась растерять все свои слова. Она как-то упомянула, что невидимые носастые гномы очень любят словами питаться, а Фэнь закивал в ответ головой, роняя на кирпичи соломенную труху. Волк, похоже, совершенно свыкся с участью ездового животного, и потому даже не раскрывал пасти. Вера была заключена в тишину вместе со своими мыслями.

Она понятия не имела, что им делать дальше, но была твёрдо уверена, что ей нужно вернуть свои башмачки. Правда, они не то чтобы были совсем её собственностью — какая-то тусклая далёкая мысль шептала, что туфли принадлежали хозяину разломанной дачи у того места, куда привела её Дверь. Как именно найти эту обувь, Шапочкова тоже не представляла, и потому придерживалась единственного услышанного указания. Следуй дороге из жёлтого кирпича.

И это сработало. Через полтора дня после того, как они шли по Красному коридору Башни к помещению с Дверьми, дорога привела их к городу. Городу, который даже отдалённо не напоминал всё, что они могли себе представить.

Большинство сказочных городков до ужаса аккуратны и спокойны, на их улицах все поют и улыбаются, дети переводят старушек через дорогу, а собаки лают исключительно по-дружески. Стены, окружавшие такие населённые пункты, выглядели исключительно неприступными и совершенно непригодными для штурма. Блеска добавляли окованные железом врата, которые всем свои видом показывали, что только рады встрече с любым тараном.

Главные же ворота этого города были словно аккуратно обкусаны громадными челюстями: от каждой створки осталось не больше четверти, и вокруг кучками валялся щебень от украшавших их шпилей. Башенки были свалены вниз и теперь походили на гротескные кассы, которые обычно стоят у входа в парк развлечений.

Никто не помешал пятерым путешественникам перешагнуть через доски и камень ворот.

Тут и там на зданиях виднелись дыры — словно кто-то кирками, ножами или любой вещицей, что попалась под руку, выковыривал из бетона драгоценные камни. На поросших мелкими сорняками тротуарах валялись круглые очки в бронзовых гнутых оправах — от их зелёных стёкол мало что осталось. На дворцовых ступенях кто-то будто радугу пролил: раньше, судя по отколотым кусочкам, ступени были белыми. И везде царила неестественная тишина.

— А тут живёт волшебник, — как бы между прочим заметил Фэнь. — И у меня такое ощущение, что он мне чего-то должен.

Вера никак не успела отреагировать на такое замечание — Бен поправил шляпу и исчез в раскрытых дверях замка с круглой крышей. Дровосек подкинул топор, поймал его и последовал за пугалом. Гэйслин была единственной, кто вопросительно посмотрела на Веру. Что тут поделаешь...

Песочный отряд исчез в тёмно-зелёном мраке помещений, которые долгие годы обживал самопровозглашённый волшебник. Ветер сорвал со шпиля на крыше обрывки разноцветной парусины и перевязанных в сеть верёвок. Кто-то явно очень хотел поскорее отсюда улететь.

* * *

Изумрудный дворец

Комната была очень тёмной — но, что примечательно, именно к ней вёл любой коридор, любая потайная дверь и даже любой люк в полу. И чего здесь, в этом пылесборнике, могло быть хорошего? Волшебник? Что-то не видно никакого волшебника...

Стоило Вере засомневаться, как в центре зала, около большой коричневой трубы, задрапированной алым бархатом, вспыхнул свет: он лился откуда-то сверху, но был таким ярким, что его источник невозможно было увидеть.

— Один за раз! — прогрохотало в вышине.

Гэйслин пискнула и спряталась за спину Кая, который сжимал в руках довольно внушительную секиру. Шерсть Грея встала дыбом, и он зарычал.

— Простите? — робко переспросила капитан отряда, которая уже почти забыла о своей высокой должности. — Кто-то должен выйти?

— ОДИН ЗА РАЗ! — на этот раз от громкости голоса затряслись стены, и с потолка посыпался сор и одинокие крысы. Гэйслин взвизгнула и исчезла в ближайшем коридоре. Оставшиеся переглянулись — и через некоторое время Вера осталась в зале одна. Это было словно само собой разумеющимся.

Свет полыхнул ещё ярче, и в луче развернулся какой-то желтоватый шар. Девушка присмотрелась и заметила по обеим его сторонам торчащие уши — это, несомненно, была чья-то голова.

— Простите?

— ТИШИНА! — голова повернулась, и в Веру вперились два налитых кровью глаза. Изо рта, полного острых зубов, стекали, перемешиваясь, струйки крови и слюны. Горбатый нос был немного сдвинут в сторону — словно его ломали, и ни один раз.

— Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ИЩЕШЬ! И Я ГОТОВ ОТДАТЬ ТЕБЕ ЭТО, КОГДА ТЫ ПОБЕДИШЬ СТРАНСТВУЮЩЕГО КОЛДУНА!

Возразить не удалось — голова пропала так же быстро, как и появилась, а в вышине прогрохотало:

— СЛЕДУЮЩИЙ!

Бен вошёл в зал с глупой улыбочкой — впрочем, она уже почти стала его визитной карточкой. В столбе света стояла низенькая, ослепительно красивая девушка в странном многослойном наряде. Одежда её была белой, но на подоле краснела кровь, и коричневыми пятнами напоминало о себе сбитое пламя.

— Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ИЩЕШЬ! И Я ГОТОВ ОТДАТЬ ТЕБЕ ЭТО, КОГДА ТЫ ПОБЕДИШЬ СТРАНСТВУЮЩЕГО КОЛДУНА! СЛЕДУЮЩИЙ!

Кай даже не моргнул, когда увидел в зале то, что увидел. Если бы он сейчас был не ледяным дровосеком, а тем самым ключником, он похолодел бы от страха, но, к счастью, юноша даже не понял до конца, кто перед ним.

— Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ИЩЕШЬ! И Я ГОТОВ ОТДАТЬ ТЕБЕ ЭТО, КОГДА ТЫ ПОБЕДИШЬ СТРАНСТВУЮЩЕГО КОЛДУНА! СЛЕДУЮЩИЙ!

Гэйслин всё время стояла, зажмурившись — но даже сквозь закрытые веки видела красный огонь. В столбе света перед ней сверкал огненный шар, шипя искрами и разгораясь всё сильнее.

— Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ИЩЕШЬ! И Я ГОТОВ ОТДАТЬ ТЕБЕ ЭТО, КОГДА ТЫ ПОБЕДИШЬ СТРАНСТВУЮЩЕГО КОЛДУНА!

Волк ждал своих друзей у входа. К полуразрушенной стене была прибита табличка "Домашним животным вход воспрещён". Фокус был в том, что львица не была домашней — хотя и очень к этому стремилась. Дровосек, который уже заявил себя неким экспертом в вопросе ведьм и колдунов, не знал, где искать этого "странствующего колдуна". А вот Фэнь, казалось, догадывался: пусть у него и не было мозгов, но ответом на многие вопросы в этой стране было всего пять слов, которые знал почти каждый. Следуй дороге из жёлтого кирпича.

* * *

Ведьма — в чёрной остроконечной шляпе, оборванном платье и, конечно, метлой в руках — откашлялась, завернула рычажки, закрыла клапаны и помахала ладонью, развеивая дым. Устраивать весь этот цирк с иллюзиями ей нравилось: неудивительно, что и волшебник этим когда-то наслаждался. В его городе было много удивительных приборов: ведьме даже не нужна была Золотая шапка, или любая другая волшебная ценность, чтобы держать в повиновении всю страну. Хотя от страны и мало что осталось. Летучие обезьяны разграбили город, вырвали каждый драгоценный камешек из кладки, но это было абсолютно не важным. Ведьма Запада не стремилась к богатству. И к славе не стремилась. Даже ко всеобщей любви она не стремилась — хотя раньше очень хотела, чтобы за её зелёной кожей и скверным характером, который был всего лишь щитом, люди видели прекрасную душу. Теперь же она хотела лишь одного — найти этого сбежавшего недоволшебника. Потому что так ей приказывали голоса.

* * *

Как найти того, кто постоянно странствует? Единственно верный ответ — случайно. В мире многое определяет случай. В мирах за Дверьми случай определял почти всё.

Он так долго притворялся волшебником, что даже не заметил, когда стал колдуном. Знания и сила накапливались в нём постепенно, день за днём, пока однажды не перешли порог и не сделали из простого заблудившегося человека нечто большее. И теперь, сидя на маковом поле, невидимый с дороги, невидимый для летучих обезьян, невидимый для хрустального шара ведьмы Запада, он точно знал, что к нему снова идут Пятеро. Потерявшаяся девочка, безмозглое пугало, бессердечный дровосек, трусливый лев и верный пёс — как в старые добрые времена, которые так быстро прошли. И колдун знал, как их поприветствовать.

Найденные во дворце стоптанные зелёные тапочки позволили Вере идти самой, но даже это не заставило де Вульфа перекинуться обратно — словно он совсем забыл, что способен на такое. Бен последние несколько километров пытался ухватить дровосека за волосы — но сделать это так, чтобы он не заметил, было невозможно. Однако сопротивляться желанию узнать, какие на ощупь эти белые прядки, было тоже невозможно. Гэйслин жевала яблоко. Выглядело это до безобразия смешно — лев, севший на диету. А потом дорога резко закончилась.

Треснувшие кирпичи перемежались одинокими ярко-красными цветами — и через пару метров и вовсе сменялись маковым ковром. Таких крупных маков Вера в жизни не видела.

— И что дальше? — Кай закинул топорик на плечо и оглянулся на Шапочкову. Но решил всё Бен — он вскинул руки и с каким-то явно боевым кличем вбежал на поле. Шагов через пятьдесят его счастливый неразборчивый крик вдруг резко оборвался — пугало упало в траву, будто подкошенное. Друзья кинулись следом — и жертвой макового сна стал каждый из тех, что шагнул на дорогу из жёлтого кирпича. И вот что им приснилось.