Незнакомца сопровождал маленький человечек, плотно закутанный в плащ с капюшоном, бросавшим тень на его лицо, и а также несколько слуг, все темнокожие, с коротко подстриженными волосами и бородами. Они были очень похожи на знакомых Алеку пленимарских матросов, и он забился в самый дальний угол, хоть и знал, что вряд ли это поможет. В лице хорошо одетого господина не оставалось сомнений: он нашел, что искал, а искал он именно Алека. Тихим голосом он поговорил о чём-то с закутанным человеком, который в свою очередь пропустил вперед какого-то человека, находившегося всё это время позади них.
Нижняя часть лица этого человека была закрыта вуалью, но Алек по его хрупкой фигуре и светлым глазам сразу признал в нём ауренфейе. Под плащом на нем была надета длинная туника без рукавов, на ногах — добротные кожаные башмаки. Витое золотое ожерелье поблескивало на его шее. Человек в капюшоне и господин в чёрном камзоле что-то спокойно сказали ему по-пленимарски. Тот, под вуалью, обернулся, глянул вниз в сторону Алека и кивнул, соглашаясь ними.
— ..то уста...ился? — Алек с горечью выплюнул в лицо ауренфейе свои слова, искаженные кляпом.
Господин в черном что-то сказал фейе, который тут же приблизился к прутьям клетки и сказал по-ауренфейски:
— Мой хозяин просит тебя просунуть ладонь сквозь эти прутья. Он не причинит тебе вреда.
Хозяин? Так этот фейе тоже раб!
— ..усть ...вой хо...яин мо..ет т..ахнет се..я, -несмотря на кляп, его слова оказались поняты. Глаза господина больше не улыбались.
— Спокойно, маленький брат. Дурной нрав здесь будет не на пользу. Подойди к прутьям и просунь свою руку. Тебе ничего опасаться.
— Иди к чё..ту, п.. датель!
— Прошу тебя,— мягко увещевал фейе, бросив украдкой взгляд на ожидающего хозяина. — Лучше повинуйся сейчас, или они войдут и заставят тебя. А вот это уже будет больно.
-Он совершенно прав,— сказал Алеку мужчина в черном, говоря на ауренфейе так же чисто, как и по-скалански. — А это все, чем закончится, если будешь продолжать в том же духе, Алек Айвиуэлл. Видишь — я знаю, кто ты. И я страстно желал найти тебя. Теперь давай, протяни свою левую руку сам, или те грубияны в кожаных передниках вытащат тебя для меня силой.
Это подействовало, и Алек неловко подполз к передней стене клетки и осторожно просунул закованную руку сквозь прутья, готовый даже к тому, что её сейчас отрежут. Человек схватил его за руку и повернул ладонью вверх, проведя по круглому, почти незаметному шраму в центре неё ногтем большого пальца. Алек старался держаться, увидев, как господин улыбается сам себе. Выглядело так, словно тот знал историю этого шрама. Алек также заметил, что пальцы его были испачканы чернилами. Возможно, он был магом или, что хуже, некромантом.
-Всего лишь легкий укольчик,— пробормотал возможный некромант, и прежде, чем Алек успел отпрянуть, глубоко вонзил толстую иглу, извлеченную откуда-то из складок одежды, в кончик указательного пальца Алека. Алек зашипел от боли и попытался вырваться, но один из слуг подбежавших к ним, удержал его, в то время как хозяин выдавил немного крови из пальца Алека. Затем они отпустили его, и Алек быстро отполз подальше, туда, где они не могли его достать. Господин растёр кровь между большим и указательным пальцами, и тут же язычок грязно-красного пламени полыхнул и моментально изчез в воздухе.
— ...екро..ант! — прошипел Алек, утверждаясь в своих худших опасениях.
Человек вытер пальцы безупречно-белым носовым платком.
— Ничего подобного. И это хорошие новости для тебя. Уверен, ты не станешь с этим спорить.
Маг, или кто бы он там ни был, обернулся, чтобы поговорить с человеком в капюшоне на своём языке. Алек знал как по-пленимарски звучит слово кровь — улимита — и слышал, как его повторили несколько раз. Благородный господин казался очень довольным, человек в капюшоне тоже. Хотя Алек все еще не мог видеть его лица, он услышал, как тот мягко сказал что-то по-пленимарски. И что-то очень знакомое было в его голосе. Но прежде, чем Алек смог в этом убедиться, человек зашагал прочь. Как бы ни было, походка его была походкой старика.
Не-некромант кивнул одному из своих компаньонов, и туго набитый кошелек перекочевал в руки работорговца. Вновь обернувшись к Алеку, он сказал:
— Меня зовут Шари Ихакобин. Отныне я твой господин, Алек, и ты должен называть меня илбан, что на моем языке значит хозяин. Обращаться ко мне иначе — непочтительно и будет немедленно наказываться.
— ...оцелу....еня.в...ад! — прорычал Алек, чувствуя, как паника вновь волной накатывает на него.
— Это не в моём вкусе, мальчик, и ты рискуешь оказаться у меня в большой немилости, если когда-нибудь предложишь такое снова. Ты для меня — полезное орудие. Не более. Но и не менее.
По его приказу один из служителей рынка подошел со связкой ключей и открыл клетку. Алек отпрянул и забился в угол, но сделал себе только хуже. Его новый владелец отдал распоряжение паре мускулистых слуг. Те вошли в клетку, перерезали веревки на его ногах и грубо рванули его за руки.
— Выходи сам, не то мои люди выволокут тебя силой, — посоветовал Ихакобин.
Ноги Алека зажгло огнём, когда кровь прилила к слишком долго связанным конечностям. Но даже теперь в нём было сильно желание бороться и бежать. Алеку было невыносимо чувствовать себя таким беспомощным, но он вспомнил один из давних уроков Серегила и взял себя в руки: хорошенько подумай, прежде чем бросаться в бой, тали. Так что он притворился, что сдался, повесил голову и поплелся, едва передвигая ноги, в то же время украдкой выискивая пути к бегству.
— Думаю, это нам больше не понадобится, — Ихакобин встал позади Алека и освободил сначала его рот, затем снял с его головы и само устройство. — Работорговцы никогда не научатся отличать фейе, владеющих магией от тех, кто ею не владеет. Ты же вовсе не маг.
— Тогда что тебе надо от меня?
Не изменившись в лице, Ихакобин вдруг с силой ударил его по губам, так, что голова Алека дернулась в сторону.
— Твой первый урок, юный Алек: ты должен обращаться ко мне с почтением. Второй ожидает тебя снаружи. Прикрой-ка его, Ахмол.
Пожилой слуга встряхнув, развернул простой плащ, обернув затем им Алека поверх связанных рук. Ихакобин повернулся уходить, и двое огромных слуг крепко схватили Алека за плечи, направляя его следом. Алек, пока они шли мимо других клеток, опустил голову и под прикрытием своих грязных распущенных волос, все время выглядывал Серегила, но нигде не было и следа его.
Упала ночь, однако рыночная толпа стала лишь гуще. Если бы ему и удалось теперь освободиться, он был бос, безоружен, и практически раздет. Его светлая кожа и волосы сразу же привлекли бы к себе здесь внимание, не говоря уже о свежих клеймах. Всюду, куда ни глянь, были люди в той же отчаянной ситуации: заключенные в клетки, прикованные к столбам, выставленные напоказ или тащившиеся позади торговцев-зенгати и хозяев-пленимарцев. Основная масса рабов, кажется, была выходцами из Трех Стран, но он увидел среди прочих и немногочисленных фейе, взнузданных и связанных, с безразличными ко всему глазами.
Холодало, гладкие уличные булыжники ранили его ноги. Все еще едва держась на ногах, он еле плёлся и упал бы не раз, если бы стражи не держали его так крепко. Он больно ушиб пальцы ноги обо что-то твёрдое и хромал, пока его тащили к другой площади.
— Вот второй урок, который получает всякий раб, попавший в Ригу,— Ихакобин указал на линию полуголых несчастных, прикованных цепями вдоль каменной стены. На шее каждого или каждой из них висела табличка, а у многих вместо рук или ног были лишь перевязанные культи.
— Рабы, совершившие побег, лишаются ноги. — Он кивнул на смертельно бледного мальчика, у которого не было обеих ног. — Этот бежал дважды, как видишь. Через несколько дней его повесят. Те, что крадут, лишаются пальцев или руки. Ну, думаю, остальное ты и сам поймёшь.
Он сделал так, чтобы его люди провели Алека мимо жалкой женщины, прикованной в самом конце. Её руки и ноги были целы, но когда по резкой команде Ихакобина она широко открыла рот, Алек увидел почерневшую рану на месте вырванного языка.
— Так наказывают тех, кто грубит хозяину, — предупредил Ихакобин. — Я очень надеюсь, что ты запомнишь это хорошенько. Мне мало пользы в твоём языке, так что я не премину сделать это, если снова попытаешься грубо говорить со мной. Ты всё понял?
Алек с трудом сглотнул ком желчи, подкативший к горлу, затем сказал настолько смиренно, насколько был способен:
— Да, илбан, всё.
"Неважно, какую роль ты играешь, отдайся игре целиком", — шептал ему изнутри голос Серегила. Алек позволил всем страхам и ужасу, с которыми до сих пор боролся, отразиться на своем лице.
— Вот и прекрасно, — Ихакобин ласково похлопал его по плечу. — Выкажи мне надлежащее уважение, и окажется, что я очень добрый хозяин.
Немного погодя они остановились в месте, похожем на кузнечную лавку. По крайней мере, внутри было очень жарко. Кузнец приветствовал хозяина Алека почтительным поклоном, затем показал Алеку, что ему следует встать на колени возле наковальни в центре. Когда же тот сделал вид, что не понимает, его быстро заставили повиноваться, грубо подтолкнув и пнув под колени. Ихакобин достал из камзола тонкий серебристый обруч и дал его кузнецу. "Ошейник раба",— понял Алек, вспомнив золотое кручёное ожерелье, которое носил тот другой раб, и являющееся, очевидно, показателем статуса. Серебряный ошейник не был замкнут, на обоих концах его были специальные ушки. Кузнец слегка разогнул его, чтобы надеть на шею Алека, затем пригнул голову юноши к наковальне. Один из слуг Ихакобина держал Алека, а кузнец вставил медную заклепку в отверстия, приложил кончик прямого долота и нанес всего один точный удар молотком, столь сильный, что голова Алека ударилась о железо наковальни.
— Как тут и был, — Ихакобин сунул палец под обруч и слегка подергал его. — Не туго, нет? Нет возражений?
— Не туго... , илбан,— смог выдавить из себя Алек, с ненавистью ощущая на своей коже холодную тяжесть металла, такую же, как и на своих запястьях.
— На тебе рабские клейма, а каждый пленимарец знает, куда надо смотреть. Этот обруч означает, что ты принадлежишь мне, и его не так просто снять, как кажется. Держи это в памяти, ибо я заметил, как ты озираешься в поисках пути к бегству.
Алек виновато покраснел, а Ихакобин рассмеялся.
— А ты крепкий орешек, как я погляжу? Боюсь только, со мной это не сработает.
По его приказу слуги отвели Алека в ожидавшую неподалеку карету. Она была небольшая, но хорошей работы, украшенная инкрустацией и полированным деревом. Свет медных фонарей по краям скамьи возницы играл бликами на лоснящихся боках пары вороных силмаи, впряженных в карету. Этот Ихакобин должно быть очень знатен и весьма богат.
Ливрейный лакей спрыгнул открыть хозяину дверцу. Ихакобин поднялся на подножку и уселся на сиденье, обтянутое тисненой красной кожей. Охранники Алека запихали его внутрь, и он был вынужден встать на колени в ногах своего нового господина. Возница тронул лошадей, и они отправились в путь сквозь темноту. Ихакобин взял из кармана под окном какие-то бумаги и стал их читать, не обращая на Алека никакого внимания, словно его и не существовало. Алек имел теперь возможность рассмотреть Ихакобина поближе. Как и карета, одежда и прекрасная обувь его говорили о богатстве. Однако Серегил учил его не полагаться лишь на первые впечатления, и руки Ихакобина могли рассказать о нём больше. Помимо чернильных пятен, на его руках виднелись маленькие белые шрамы на тыльных сторонах кистей — особые метки, обычные для кузнецов или продавцов свечей. "Или же — магов", — добавил он про себя. Он попробовал вспомнить, как выглядят руки некроманта, но воспоминания уже стерлись, к тому же он больше запомнил те мучения, что они принесли ему своими грубыми прикосновениями, нежели то, как они выглядели.
— Куда мы едем..., илбан? — наконец отважился он спросить.
Ихакобин даже не глянул на него.
— Домой. Всё, помолчи.
Алек стиснул зубы и стал думать о том, не удастся ли выпрыгнуть на ходу, пока Ихакобин не смотрит на него. Но он все еще был скован, и слишком многое мешало этому. Он не был готов рискнуть ногой в самом начале игры. Ну что ж, он успокоился и стал смотреть в окно. Так как он находился в ногах, обзор его был ограничен, и всё, что удалось разглядеть — высокие здания и узкие улицы, затем пошла полоса деревьев, перемежающихся с фонарями, что было похоже на парк. Потом стало не на что смотреть, кроме восходящей луны.
Дорога становилась всё более ухабистой, и Алеку с трудом удавалось сохранить равновесие. Один особенно сильный толчок бросил его к коленям Ихакобина. Мужчина придержал его и потрепал по волосам так, будто Алек был собакой.
— Что это тут такое? — он отвел волосы с левого уха Алека и стал рассматривать синие метки от зубов дракона на его мочке . -Это что-то вроде знака клана, а?
— Нет, вовсе нет, илбан, — солгал Алек. — Это так — для красоты.
Ихакобин оставил его ухо в покое и вернулся к чтению. Алек покрутил запястьями в своих наручниках, пробуя, как держится похожий на гаечный ключ брусок, соединяющий их между собой. Я мог бы попытаться выпрыгнуть из кареты. А дальше? Остаться с переломанными костями и без одежды? — возразило ему сознание голосом Серегила.
Прежде, чем он смог придумать план получше, карета резко повернула и замедлила ход. Алек бросил взгляд на арку каменных ворот, затем услышал хруст гравия под колесами. Через какое-то мгновение они остановились, и дверца распахнулась. Слуги вытащили его за перемычку на его руках и толчками прогнали сквозь окруженный стеной внутренний двор и втолкнули в низкую дверь. Оттуда он почти кубарем скатился по узкой лестнице в длинный сырой коридор из красного кирпича. Они несколько раз повернули, пока Алек, бросая вокруг отчаянные взгляды, пытался понять, куда он попал. Миновали несколько закрытых дверей. Наконец, стражники задержались перед одной, ничем не отличавшейся от остальных, и отперев замок, открыли маленькую комнатку с побеленными стенами. Один из них забрал плащ, вновь оставляя Алека голым. Кто-то позади отдал короткий приказ: Ихакобин, оказывается, всё это время шел за ними следом. Он достал что-то из своего кармана, спрятав в руке прежде, чем Алек смог увидеть, что это такое. Но когда он коснулся каждого из наручников, те распались на половинки и осыпались к его ногам, вместе со злополучным бруском между ними.
— Спасибо, илбан,— сказал Алек, на сей раз почти от чистого сердца. Ихакобин, нахмурившись, поглядел на стертую до мяса кожу на запястьях Алека:
— Эти идиоты рисковали занести инфекцию безо всякой необходимости.
По его приказу тот, кого звали Ахмол, принёс горшочек с бальзамом и нанес его на пораженную кожу. Ихакобин казался удовлетворенным.
— Теперь всё должно быстро пройти. Ну что ж, располагайся.
Алека втолкнули в комнату и захлопнули за ним тяжелую дверь. Он услышал звук падающего засова и задрожал. Снова взаперти, и снова бессильный что-либо сделать!
