Ее зеленые глаза заблестели, и Лиана открыла рот, чтобы отвергнуть любую необходимость для ее матери извиняться за то, над чем никто, кроме самих богов, не имел власти. Но Хэйната покачала головой, останавливая ее прежде, чем она заговорила.
— Я должна была посоветовать твоему отцу подать на развод и взять другую жену, — сказала она очень мягко. — Я тоже знала это в то время. Но я не могла, Лиана. Я не была настолько сильна. И даже если бы это было так, в глубине души я знала, что никак не смогла бы убедить его в этом. И поэтому, что бы ты ни думала, он и я действительно должны извиниться перед тобой за то, как наши собственные эгоистичные решения ограничили твою жизнь.
— Не говори глупостей, мама! — яростно сказала Лиана. — Если бы отец смог так легко оттолкнуть тебя, я, конечно, не была бы тем человеком, которым являюсь сейчас, потому что я люблю его. И я бы не полюбила мужчину, который мог бы это сделать. Конечно, в моей жизни есть вещи, которые я бы изменила, если бы могла! Я думаю, что это должно быть верно в отношении любого человека. Но я бы никогда, никогда не захотела, чтобы они изменились, если бы ценой была твоя разлука с отцом. Никогда!
— Неудивительно, что я так сильно тебя люблю. — Тон Хэйнаты был легким, почти капризным, но ее глаза сияли, и Лиана улыбнулась. Они посидели еще несколько мгновений в тишине, а затем Хэйната прочистила горло.
— В любом случае, — сказала она более оживленно, — причина, по которой я пряталась в холле, чтобы перехватить тебя, заключалась в том, чтобы упрекнуть тебя за то, что ты делаешь то, что любишь делать, и обе также знаем, что ты не должна этого делать.
— Я знаю это, мама, но...
— Нет никаких "но", Лиана, — сказала ее мать с суровым сочувствием. — Возможно, они должны быть, но их нет. Ты просто не можешь делать такие вещи, как долгие одинокие прогулки. Одеваться так, как ты сейчас, — она махнула рукой на кожаные брюки Лианы и поношенный халат, — было бы достаточно плохо в глазах большинства твоих сверстников, но, по крайней мере, в этом я не готова тебе отказать. Я хочу, чтобы ты начала одеваться так, как подобает твоему положению и возрасту, в обычной одежде или когда у нас гости. Но для постоянной работы, работы в саду или прогулок по сельской местности удобная одежда — если, возможно, она несколько менее изношена, чем та, что на тебе сейчас, — меня вполне устраивает.
Лиана глубоко вздохнула с облегчением, но ее мать еще не закончила, и она продолжила тем же мягким, неумолимым тоном.
— Но я собираюсь настоять на одной вещи, Лиана. И если ты не можешь согласиться принять это, то, боюсь, ты никуда не поедешь кататься, кроме как под непосредственным присмотром своего отца.
Лиана с опаской сглотнула. Она могла бы пересчитать по пальцам своих рук, сколько раз ее мать издавала такой категоричный властный приказ.
— Ты никогда больше не отправишься кататься верхом без сопровождения хотя бы Тарита, — сказала ей Хэйната. — Никогда, ты понимаешь, Лиана?
— Но, мама...
— Я сказала, что на этот раз никаких "но", — твердо перебила ее мать. — Я не собираюсь быть более неразумной, чем должна быть, но намерена, чтобы мне повиновались. Я также говорила об этом с Таритом. — Тарит Шилдарм был личным оруженосцем Лианы с тех пор, как она научилась ходить. — Он понимает, что я не ожидаю, будто он должен играть роль информатора. Мне нужно, чтобы ты могла доверять ему, как всегда, и поэтому я проинструктировала его, чтобы он не обсуждал твои приезды и отъезды со мной или с твоим отцом до тех пор, пока он уверен, что ни один из этих приездов и уходов не происходит без него. Это, я надеюсь, мне не нужно добавлять, применимо только здесь, в Балтаре. Здесь тебя все знают, и мы можем быть относительно уверены в твоей безопасности, если за тобой присмотрит только Тарит. Однако мы не можем быть уверены в этом где-либо еще, и я буду ожидать, что обязанность Тарита защищать тебя будет иметь приоритет над его ответственностью уважать твою приватность.
Лиана с тревогой посмотрела на свою мать. Она знала, что Тарит умрет, чтобы защитить ее, и что он будет уважать и защищать ее частную жизнь и конфиденциальность всего, что она ему скажет, вплоть до самых пределов своей клятвы верности ее отцу. Он был во всех смыслах, кроме самой крови, членом ее семьи, любимым дядей, чья заботливость иногда могла раздражать, но чья преданность и надежность, как скала, не подлежали сомнению. И все же решение ее матери — а Лиана знала, что это непреклонное решение, когда услышала его от баронессы, — означало конец любой настоящей личной жизни. Хуже того, это было нежное, любящее заявление о том, что ей больше не будет позволено обманывать себя, даже ненадолго, заставляя забыть, что она была наследницей Балтара и Уэст-Райдинга.
Слезы заблестели на ее ресницах, и ее мать вздохнула.
— Мне жаль, Лиана, — сказала она с сожалением. — Хотела бы я позволить тебе ездить куда захочешь, с охраной или без нее. Но я не могу, любимая. Даже здесь, в Балтаре, больше нет. Ситуация с твоим отцом, и советом, и это дело с принцем Базелом и его отцом... — Она покачала головой. — У нас слишком много врагов, Лиана. Слишком много людей, которые нанесли бы удар по твоему отцу любым возможным способом. И похищения и принудительные браки были допустимы не так много лет назад, даже если на них смотрели более чем косо. Честно говоря, я не думаю, что кто-то был бы настолько глуп, чтобы хоть на мгновение поверить, что твой отец позволил бы жить любому мужчине, который осмелится прикоснуться к тебе против твоей воли, при любых обстоятельствах. Но некоторые из его врагов почти так же могущественны или даже настолько же могущественны, как и он сам. Некоторые из них поодиночке, некоторые бегут стаями. Я не буду рисковать твоей безопасностью в нынешнее время.
Лиана глубоко вздохнула, услышав ровную, непоколебимую решимость в последней фразе Хэйнаты. Ее мать была права, и она знала это, как бы мало ей это ни нравилось. Действительно, любые другие мать и отец в таком же положении, вероятно, давным-давно заперли бы ее в одной из башен Хиллгарда. Но от этого напиток не стал менее горьким на языке.
— Ты понимаешь, что я говорю, и почему? — спросила ее мать через мгновение, и Лиана кивнула.
— Да, мэм, — сказала она. — Я ненавижу это, но понимаю это. И я не ненавижу тебя за это.
— Спасибо тебе за это, — тихо сказала Хэйната.
— Я бы хотела... — начала Лиана, затем закрыла рот.
— Чего ты желаешь, дорогая? — подсказала ее мать через секунду или две.
— Я не знаю, — сказала Лиана, чувствуя, как огонь камина согревает ее спину, когда она села на табурет у ног матери. Она закрыла глаза и медленно покачала головой. — Я бы хотела, чтобы все было не так. Я хотела бы быть той, кто я есть, и при этом оставаться кем-то другим, кем-то, кто мог бы делать и быть тем, кем она хотела... и кому не нужно было беспокоиться о том, что кто-то другой использует ее как оружие против ее семьи.
— Я не виню тебя, дорогая, — сказала ее мать с легкой улыбкой. — Но ты не можешь больше, чем можем твой отец или я.
— Я знаю. — Лиана открыла глаза и ответила на улыбку матери. — Я знаю, мама. И я постараюсь быть хорошей, правда постараюсь.
— Ты всегда была хорошей, даже когда была плохой, — сказала ее мать с тихим грустным смешком. — Я не прошу чудесных изменений в твоем поведении или в том, кто ты есть. Я только настаиваю, чтобы ты тоже была осторожна.
— Я попытаюсь, — повторила Лиана.
Глава седьмая
— Не думаю, что вам следует быть здесь, — сказал крепко сложенный светловолосый аристократ. Выражение его лица было почти нейтральным, но его рука задержалась на рукояти кинжала, а голос был опасно ровным. Он был человеком, который не любил сюрпризов и не привык — или терпел — неповиновение, и это было заметно.
— Не похоже, чтобы кто-то еще знал, что я здесь, милорд барон, — ответил его посетитель. Это был невзрачный маленький человечек, темноволосый и кареглазый, и его одежда была такой же непримечательной и легко забываемой, как и он сам. Он мог бы быть торговцем или клерком. Возможно, мелким чиновником, прикрепленным к дому какого-нибудь аристократа среднего ранга. Возможно, даже умеренно преуспевающим врачом со списком пациентов среднего класса.
Но, конечно, подумал барон, он не был ни одним из них. Хотя то, чем именно он был на самом деле, оставалось гораздо менее удовлетворительно определенным, чем список того, чем он не был.
Барон прислушался к стуку дождевых капель и плеску журчащих водосточных труб на террасе перед кабинетом своих личных апартаментов и подумал о том, чтобы указать, что он идет спать, и предложить другому вернуться в более удобное время. На самом деле, он очень тщательно обдумал эту идею, прежде чем, в конце концов, отверг ее.
— И как вы можете быть так уверены, что никто не знает? — спросил он вместо этого.
— Мой дорогой барон! — В голосе маленького человечка звучало оскорбление, хотя он отнесся к этому достаточно уважительно, чтобы соблюсти приличия. — Мы говорим о части моих деловых навыков! Каким бы я был заговорщиком, если бы не мог быть уверен в подобных вещах?
Барон стиснул зубы при слове "заговорщик". Не потому, что это было неточно, а потому, что ему не нравилось слышать, как об этом так небрежно отзывается человек, о котором он знал гораздо меньше, чем ему хотелось. А также, возможно, потому, что дворянин его ранга никогда не был участником чего-то столь распространенного, как "заговор".
— Я повторяю, — сказал он, его голос был ледяным с предупреждающей ноткой холода, — как вы можете быть так уверены?
— Потому что ваши оруженосцы не врываются в ваши покои, даже когда мы разговариваем, милорд, — сказал его посетитель гораздо более серьезным тоном. Барон выгнул бровь, и другой мужчина кивнул. — Если я мог проникнуть в ваши личные покои так, чтобы они меня не заметили, думаю, можно с уверенностью сказать, что никто другой не смог бы заподозрить, что я здесь. Кроме того, у меня есть несколько... других способов быть уверенным, что за мной не наблюдают.
— Понимаю.
Барон пожал плечами и пересек кабинет. Он сел в удобное кресло за своим столом и повернулся лицом к своему посетителю. Он должен был согласиться, что замечание собеседника о том, что его оруженосцы не заметили его прибытия, было правильным. И затем было второе замечание другого человека. Барон не знал и не хотел знать всех ресурсов, которыми мог обладать его самопровозглашенный товарищ по заговору. Он сильно подозревал, что среди них было колдовство, и если это было так, то это наверняка было не белое колдовство. И поскольку наказанием за темное колдовство и магию крови была смерть, он предпочитал не знать больше, чем нужно. По иронии судьбы, само его невежество — как бы усердно ему ни приходилось работать, чтобы поддерживать его, — стало бы его самой мощной защитой, если бы дела когда-нибудь зашли настолько далеко, что он столкнулся бы с расследованием. Даже назначенный судом маг мог подтвердить правдивость его заявления, когда он свидетельствовал, что не знал, что другой был колдуном.
— Что ж, — сказал он, после того, как почти целую минуту холодно рассматривал невзрачного мужчину, — раз уж вы здесь, полагаю, вам не повредит рассказать мне почему.
На другого мужчину, казалось, удивительно не подействовал подозрительный взгляд такого могущественного аристократа. Его нельзя было назвать беззаботным по этому поводу, но он подошел к углу стола, сложил руки за спиной, поджаривая свой зад у камина барона, и улыбнулся.
— Есть несколько вопросов, которые, я подумал, нам, возможно, следует обсудить, — легко сказал он. — И есть также некоторые новости, о которых вам, вероятно, следует сообщить. Итак, поскольку я уже был в Сотофаласе, то решил добраться до Торамоса и поделиться ими с вами.
— Какого рода новости? — спросил барон.
— Для начала, Фестиан решил официально обратиться к Теллиану за помощью. — Барон хмыкнул, как бы не удивляясь, а маленький человечек усмехнулся. — Я знаю, я знаю — мы ожидали этого с самого начала. Действительно, я больше всего удивлен, что он ждал так долго.
— Это потому, что вы не лорд, — сказал барон и тонко улыбнулся, не слишком тонко подчеркнув разницу между своим рангом и рангом своего посетителя. — Да, у него есть и право, и обязанность обратиться к своему сеньору в подобном вопросе. Но, обращаясь к Теллиану за помощью, он признает свою неспособность справиться с проблемой собственными силами и среди нашего народа, что нанесет серьезный удар по его авторитету и легитимности во многих глазах. — Он пожал плечами. — Что бы я ни думал о Фестиане и его притязаниях на Гланхэрроу, я понимаю ограничения, с которыми он сталкивается.
— Без сомнения, вы лучше понимаете, — дружелюбно согласился маленький человечек, не обращая внимания на любые попытки своего мнимого работодателя поставить его на место. — Мой вопрос в том, хотите ли вы, чтобы его посланник — он решил послать сэра Яррана — достиг Теллиана.
— Конечно, то, чего я хочу или не хочу, на данный момент не имеет большого значения, — сказал барон, внимательно наблюдая за лицом другого человека с невозмутимым выражением политика-ветерана. — Балтар находится почти в ста пятидесяти лигах от того места, где мы находимся.
— Верно. — Другой мужчина кивнул и рассудительно поджал губы. — С другой стороны, я только что сказал вам, что Фестиан решил обратиться к Теллиану, а не то, что он уже сделал это. Если мои... источники могут так быстро передать мне эту информацию, что заставляет вас думать, что я не смогу так же быстро передать им инструкции?
— Если вы так ставите вопрос, не думаю, что есть какая-то причина, по которой вы не могли бы, — признал барон, молча ругая себя за то, что задал этот вопрос в первую очередь. Такого рода зондаж был опасен для его тщательно поддерживаемого невежества. Он откинулся на спинку стула, поглаживая бороду, и обдумал вопрос.
— Думаю, будет лучше, если мы оставим его посланника в покое, — сказал он наконец. — Хотя и заманчиво воспользоваться этой возможностью, чтобы избавиться от Яррана раз и навсегда, лучше помнить, что благоразумный паук терпеливо плетет свою паутину. Ярран достаточно способный человек, в некотором роде грубый, и он полностью предан Фестиану. Таким образом, в конце концов его придется убрать. Но убийство его — или даже организация совершенно естественного, кажущегося несчастного случая для него — в этот конкретный момент только сделали бы Теллиана еще более подозрительным, чем он уже является.
— Каким образом? — спросил маленький человечек тоном легкого любопытства.
— Ярран — старший полевой командир Фестиана, — сказал барон. — Если мы убьем его на этом этапе, мы повысим ставки со всех сторон. Это было бы серьезной эскалацией по сравнению с простым воровством крупного рогатого скота или даже лошадей. Как я уже сказал, рано или поздно нам придется это сделать, но я только что запустил маленькую стрелку, которая должна значительно отвлечь Теллиана. Я бы предпочел дать ему время поработать над ней, прежде чем мы пойдем дальше. Особенно, если эскалация, о которой идет речь, может быть достаточно значительной для Теллиана, чтобы оправдать вызов королевских следователей. Эти адские зануды, вероятно, просто задыхаются от желания сунуть свой нос куда не следует, и половина из них — маги, будь они прокляты.
