― Бог не мог ошибиться! Он решил, что она — мальчик и она должна быть мальчиком!
― Бог нас разумом наделил, чтобы мы думали. И бессмертная душа выше тела! А значит, если она в душе девочка, то это важнее телесного. И может это как раз испытание ей против козней Лукавого. Предадим мы Создателя пойдя на поводу у греховного тела или останемся верны бессмертной душе!...
Разговор явно пошёл совсем не так, как планировал священник, да и не слишком умным он оказался. Кончилось всё тем, что он запретил мне в храм входить, пока я не приведу свой вид к положенному. На что мама ответила, что значит так и будет, что в храм нас можно не пустить, а вот Бога нас лишить у него никак не выйдет! Что опять-таки перевело вопрос в опасную для священника сторону. А я, когда мы уже повернулись выходить, вдруг вспомнила вредную старуху из того времени, которая на всех жаловалась и с ней никто связываться не рисковал. Подёргала маму за руку довольно громко сказала: "Мама! Это так оставлять не след! Надо прокурору священного синода жалобу писать, чего это у них служители православными душами разбрасываются и в патриархию, чему они их там вообще учат-то?!"... Эффект, что называется, который надо видеть. Понятно, что маленький ребёнок такое сам выдумать не мог, а просто повторяет за кем-то из взрослых, но слова то ох какие опасные и наверно страшные для священника, побледнел он под цвет белёных стен... А мы с мамой с этого дня стали молиться снаружи храма, тем более, что икона Богородицы прямо над входом в церковь в перекрытие вмурована. А я была безумно благодарна мамочке, что она как волчица из мультика про Маугли кинулась на защиту своего ребёнка, то есть меня. Ковырин уже только на подходе к дому попробовал чего-то негромко вякнуть, но мама ему так резко ответила, что он замолчал. Священник нас больше не трогал, в храм мы не заходили, то есть формально запретить нам находиться, где мы хотим вне храма не в его полномочиях. А тут снаружи мы ни в каком раскладе ничего не нарушали. Даже если посчитать, что как девочка я в церковь ходила в платке и молилась с покрытой головой, как женщинам положено. А если посчитать, что я — мужчина, то при входе в храм я должна голову обнажить и молиться с непокрытой головой, так вне пределов храма эти правила не работают, молюсь я не на храм даже, а на крест православный наверху и икону Богородицы при входе, имею полное право. И если бы я была одна, то это бы было трудно, но мы с мамой были вдвоём, а Надюшу мама отправляла внутрь молиться и за нас свечки ставить...
Был в этом один очень неприятный момент, связанный с тем, что из-за конфликта с батюшкой меня практически отрезали от образования, ведь грамоту здесь постигали в воскресной церковной школе при храме, в которой, к слову, Надюша училась, и шло это у неё очень туго. Вообще, она уже заневестилась, пятнадцатый год здесь — это возраст, с которого в жёны отдают. Но пока дальше переглядываний у неё ни с кем не шло. Так вот, про учёбу. Зубрить Закон Божий мне совсем не хотелось, а на него тратили три четверти времени и пороли за храмом нещадно тех, кто молитвы не выучил. Цифирь мне тоже даром не нужна, этот уровень арифметики мы в начальных классах прошли. По большому счёту мне нужна была только грамотность, вернее даже не так, мне нужно было на используемом здесь языке научиться читать и писать. Уж очень здесь заковыристые правила написания с Ерами, Ятями, и прочими Ижицами и Апострофами. Читать я уже пробовала, в принципе не так сложно. К этому нужно добавить знание грамматики и вполне можно считать, что курс церковно-приходской школы я одолела. И вообще, в местном информационном вакууме мне временами становилось ужасно скучно, поэтому учёба влекла меня уже тем, что это хоть какая-то информация и хотелось занять мозги. Я уговорила Надюшу поспрашивать в деревне учебники по грамматике и остальные до кучи, надо же мне как-то прикрыть то, что я считать и писать умею. Хотя тут не всё так просто, как в сказке, где махнул рукой, и лебеди полетели. Разобраться, как нужно писать — это как другой язык выучить. Большевики одно хорошее дело точно сделали, когда провели реформу русского языка, потому, что этот язык в написании мне очень сильно какую-то китайскую грамоту напоминает, ведь и там иероглифы бОльшей частью надо тупо вызубрить. А уж про принятые при написании здесь обороты — это отдельная и печальная песня. И это я ещё не касалась эпистолярного стиля, а это можно посчитать за половину ещё одного языка. Потому, как в письме особенностей обращения одних к другим даже больше, чем в обычной речи. И если в обычной речи нужно чётко понимать, что от юнкера и подпоручика до капитана — это "их благородия", дальше до полковника — "высокоблагородия", генерал-майор и генерал-лейтенант — "превосходительства", генерал от инфантерии или другого рода войск и генерал-фельдмаршал — "высокопревосходительства". Но это ещё самое простое, даже если сюда ещё и морские чины добавить с их гардемаринами, мичманами и адмиралами если ты их звания точно знаешь. Ведь у тех же гусаров все звёздочки на погонах маленькие, а разница в том какая вышивка на отворотах и обшлагах и как погон обшит и есть ли бахрома на эполете, а если есть, то какая. И вообще, единая форма только в простых номерных полках, которых не так много. Большинство полков кто-нибудь патронирует, то есть содержит. Если гвардия — это личная вотчина Императора, то куча полков великих князей и княжон или относящиеся к разным городам или губерниям и в этих полках в каждом своя форма, цвет, выпушки, опушки, приборный цвет, цвет галунов, и прочих элементов формы. При этом в кавалерии звания не такие, как в артиллерии, во флоте не такие как в пехоте, про казачьи звания атаманов и старшин лучше вообще помолчу. И в письме нужно всех правильно называть и обращаться и не только в смысле прямого обращения, а и в том, какие фомулировки можно использовать. Фраза по смыслу "Докладываю" может быть изложена: "Смею уведомить", "Прошу доизволения сообщить", "Всемилостиво довожу", "Покорнейше спешу донести" и до "Считаю возможным поставить в известность". И это совсем не синонимы, каждый вариант очень чётко соответствует той или иной разнице в чинах и классах между автором и адресатом каждого письма, а ещё того, какое место занимает тот, о ком может идти речь в письме. Последнее значит, что одна и та же проблема, коснувшаяся полковника или конюха, описывается совершенно разными словами и оборотами. Если эти установленные иерархические правила нарушены, то это расценивается, как оскорбление или унижение, то есть нанесение ущерба чину, должности или чести адресата или объекта письма. А если к этому добавить то, как следует обращаться к дворянам, особенно титулованным, тут шарики за ролики заехали, уехали, причём, совсем и не вернулись, наверно там и сломались. Думаете, просто узнали, что к князю обращаться "Ваше Сиятельство!" и можно радоваться и бамбук курить? А вот и не угадали, ведь князь может оказаться не просто князем, а великим или светлейшим, как Меньшиков был и он уже тогда — "Ваша Светлость" или граф может быть сиятельным и будет — "Сиятельство". Кто-то у нас сказал: "К начальнику важен не столько подход, часто намного важнее отход от начальника, и не столько слова, сколько поза и выражение лица". Человек точно знал о чём говорит...
У вас уже отложилась в голове громада сформулированных нюансов? Но это мы ещё не коснулись гражданской службы. Даже у Ковырина пусть один из самых маленьких, но есть чиновничий класс в соответствии с должностью. К ней положен соответствующий зелёный мундир почтового ведомства. В котором для его класса есть всё положенное, где и какой галун, где какие знаки класса. И к каждому званию знаки различия свои и чётко прописаны и оговорены. А у каждого ведомства или службы свои мундиры и знаки, при этом в разных губерниях или наместничествах могут быть совершенно свои правила и знаки. Помню, как кто-то из одноклассников принёс книжку, где были расписаны знаки различия и звания в Красной армии перед войной, и мы правда думали, что в этом кошмаре нельзя разобраться, где при одних и тех же кубарях совершенно по-разному звучат названия званий и должностей, и "ЗамКомПоМорДе(л)" — это не шутка, правда было такое звание-должность заместитель командующего по морским делам, Главком флота, если кто не проникся. Но мне почему-то кажется, что запомнить отделенных командиров и помощников командира полка всё-таки проще, чем всех этих коллежских асессоров и губернских регистраторов.
Спросите, для чего мне вся эта головоломная муть? Так мне ведь нужно стать значимой и нужной деталью местного пейзажа, которую не так легко бы было стереть или отмахнуться. А если я на себя бумажные дела хотя бы частично возьму, то Ковырин, как минимум будет мне благодарен, а значит, мне будет больше можно. Надюша от этих работ бегает как чёрт от ладана, мама в это не вникает, она взяла на себя трапезную и кухню, а больше здесь и некому, поэтому ему самому приходится, а это для него убийство живое. Я видела, как он ведомость за полугодие на одной странице заполнял. Целый день сидел и на всех проходящих как зверь кидался, а когда закончил, на радостях напился так, что до постели дойти не смог, его на руках отнесли.
Вот я и полезла в этих вопросах разбираться. И знаете, девочки, я тут вдруг поняла, что Пушкину с Гоголем и их однояйцевому брату-близнецу Достоевскому памятники вполне заслужено поставили. Они же все свои книги гусиными перьями написали! Если бы я раньше понимала, какой это подвиг. И уж точно не смогла сразу оценить ехидную ухмылку на мордашке Надюши, когда попросила её помочь мне освоить процесс написания в местных условиях. Это в цензурных выражениях не передать. Это вам не гелевая ручка и даже не шариковая, да я и на перьевую согласна, только не эти гусиные перья. Перо сначала нужно правильно заточить. Вот тебе, милая Дусенька, куча здоровенных перьев, из гуся надёрганных, бери и ни в чём себе не отказывай! Сначала нужно очень острый перочинный ножик. Я-то раньше думала, что перочинный — это просто складной ножик, никогда не задумывалась, что он "перочинный" — потому, что "перья чинит", в смысле затачивает. А складным его сделали, чтобы с собой удобно было в кармане носить и лезвие не тупилось, потому, что ножик этот обязательно должен быть очень острым, иначе хорошо и качественно кончик пера не срезать и писать не сможешь. Ведь ость пера плотнее деревяшки и срезать её тупым лезвием не получится, носик пера скорее лопнет вдоль и разлохматится. Поэтому сталь на лезвие идёт качественная, чтобы после каждого затачивания пера лезвие не тупилось. Ну, допустим, нашли вы ножик, и даже перо в руку взяли. Перо затачивается двумя движениями, то есть нужно два надреза сделать под определённым углом и на весу. Это вам не морковку на доске нашинковать. Дрогнула рука или угол не так выдержала, всё, можно перо выкидывать, оно уже не годится. Хотя, можно ещё чуть выше один раз попробовать, но там уже толщина стенки ости пера меньше и писать плохо, перо очень быстро разлохматится и нужно будет брать новое. А я ведь ещё маленькая, руки у меня ещё не такие ловкие и в пальцах силы не хватает, я это перо еле удержать могу, а лезвие скользит и соскакивает, так и норовит пальцы порезать. Ужас! Я попробовала и попросила Надюшу мне сразу с десяток перьев приготовить, что сама я это сделать пока не в состоянии...
Вы подумали, что я макнула перо в чернила и стала чудеса каллиграфии показывать? Хи-хи! Совсем вы не угадали. Пришлось для себя открывать новые неизведанные горизонты познания. Перо в чернила макнуть... Кончик пера нужно в чернила опустить на три, максимум четыре миллиметра, если оно заточено остро. То есть, не глядя ткнуть в чернильницу, и писать не получится. Если ткнуть в дно чернильницы кончиком заточенного пера, то оно писать уже не будет, потому, что сломается или затупится. Если макнуть меньше, то чернил на пере хватит на одну-две буквы и снова макать придётся. Если макнуть глубже, то не меньше раза из трёх с пера на бумагу клякса ляпнется, не удерживаются избытки чернил на пере. То есть этот навык тоже нужно осваивать. Но и на этом ещё ничего не закончилось. Бумага с ровной и гладкой поверхностью, такая привычная принтерная "Снегурочка", обычная самая без выкрутасов и не мелованная... Забудь и не вспоминай! Бумага, по которой перо скользит легко и ровно стоит очень дорого и она толщиной как наш ватман, а обычно пишут на простой, которая "когда нет гербовой" и ею лучше попу подтереть, а не писать на ней. У неё поверхность вся в рытвинах и за них перо цепляется и тупится уже через пару строк. Про то, какие при этом красивые буквицы выходят, можете и сами догадаться. Но, вы знаете, местные уникумы по такой бумаге пишут и проблем не испытывают. Я как увидела, у меня рот от удивления не мог закрыться. А потом поняла, что секрет в том, чтобы не нажимать на перо, то есть совсем. Надо вести кончик пера так, что он едва касается бумаги, тогда чернила с него сбегают и линии оставляют, а вот само перо почти не тупится и неровности бумаги вроде и не мешают. Только мне до такого совершенства ещё, ой, как далеко. Я ещё маленькая и пальцы меня не слушаются. А потом, когда я освою написание без клякс и каракулей из-за неровностей бумаги, можно приступать к следующей ступени писарского мастерства. Для того, чтобы написанное пером и чернилами выглядело красиво и ровно, нужно каждое слово начинать после нового макания пера в чернильницу, то есть первые буквы самые жирные и на протяжении слова толщина линий понемногу уменьшается. Если же макать в чернила как попало, то, как бы ровно не было написано, написанное всё равно из-за неровной толщины букв выглядит неряшливо. Я помню, видела в книгах фотографии подлинных страниц написанных рукой того же Пушкина, там такие ровные летящие строки, что просто не верится, что такое пером написано. Вот в том то и секрет, что писать нужно очень быстро, тогда чернила стекать быстро не успевают и получается, что их на бОльшее количество буковок хватает и толщина линий почти везде одинаковая. Можете себе представить, как я загрустила, когда всё это сумела осознать и прочувствовать, а в чернилах уделалась так, что мама ничего не говоря пошла баню затапливать, чтобы меня отмыть. Так, что суметь сохранить не испачканными в чернилах руки — это из ряда больной фантазии...
Ну, погрустила немного, даже слезу пускала, когда особенно не получалось, но взяла себя в руки и стала учиться. Руки дрожат,** палочки и кружочки кривые, от усталости сводит всё, что только возможно, от кончиков пальцев до спины, шеи и затылка. Но я стискиваю зубы и пишу, вернее рисую ряды палочек прямых, косых с наклоном вправо, с наклоном влево, горизонтальных палочек-чёрточек, кружочков больших и маленьких, овалов, дуг разных видов. Ну, вы наверно помните упражнения из первых дней первого класса. Больше трёх месяцев у меня ничего не получалось. Рука как полено, а я как Буратино, в смысле деревянная по самую макушку. Чего только мне стоило не сдаться и продолжать стараться. И наконец, после стольких мучений в руке, словно что-то включилось и я начала писать. Не очень ровно, с кляксами, но с каждым днём всё лучше. Конечно, до Пушкинского летящего почерка мне ещё далеко, но вписать подорожную в наш регистрационный журнал я уже вполне могу или написать по образцу ходатайство на получение фуража или дров для станции, хотя, такой малявке этого важного дела пока не доверяют. Всё-таки я ведь девочка и склонность к аккуратности в таких делах, которые, как письмо требуют внимательности и точности мелких движений у меня имеются, и в той жизни у меня был очень красивый и ровный почерк, вот и совместила знания и навыки из разных миров...
