Драконоборец

На следующее утро, когда Ричард собирался и навьючивал на Турна седельные сумки, Алисон тихонько выбралась из шалаша и подошла к нему. Ричард не удивился, что она не спит. Он был уверен, что Филипп, который неподвижно лежал рядом с Ригелем возле почти потухшего костра, тоже не спал, а просто притворялся спящим, чтобы не помешать их прощанию.

— Может быть, все-таки останешься? — тихо спросила Алисон.

— И запятнаю свое имя навсегда?..

— Зато мы с тобой будем знать, что запятнал ты его исключительно из сострадания. И тебе больше не придётся жить с тетей Эмилией. А я в детстве мечтала, что стану женой благородного разбойника, как леди Мэри из баллады. Ты будешь прятаться в пещере, вдали от людей, а я — носить тебе провизию.

— Алисон, ради Бога! Это же не шутки!

— А я и не шучу, — серые глаза Алисон внезапно встретились с его, и эти глаза в самом деле были удивительно серьёзными — серьёзными и грустными.

— Гильом — очень опасный воин. Мне плевать, что о тебе подумают другие люди, даже Невилл или мой отец. Я не готова тебя потерять.

— Я тоже, — признал Ричард. — Знаешь, если бы дело было только в нас двоих, я бы, наверное, действительно остался...

— Думаешь, леди Эмилия и правда приняла эту историю так близко к сердцу?

— Я не знаю. Но я думаю, что для нее это действительно важнее, чем, к примеру, для тебя или меня. Мы можем сказать себе — "пока мы есть друг у друга, остальное не имеет значения". Даже если весь мир отвергнет нас, мы все равно найдем поддержку в своей собственной любви и в дружбе тех, кто в любом случае останется на нашей стороне. Вроде Филиппа с Ригелем. А Эмилии приходится переживать эту историю одной. Сестра в монастыре, муж умер, сын... ну, дети — это вообще другое. Люди вроде тетушки Эмилии привыкли опекать своих детей, а не искать у них поддержки. И потом, леди Эмилия — не единственный человек, о котором я думаю. И она не находится в самом тяжелом положении.

— А кто находится?

— Те слуги лорда Освальда, которым приходится так же плохо, как Филиппу. Когда я на время присоединился к Братству, я пообещал, что буду помогать любому, кто будет нуждаться в моей помощи. После того, что рассказал Филипп, я точно знаю, что им нужна помощь. И я не могу оставить их на произвол судьбы, даже если ради того, чтобы король захотел выслушать мою жалобу на лорда Освальда, мне нужно будет победить Гильома.

— Ты действительно считаешь, что ты сможешь его победить? — спросила Алисон.

— Только если мне очень, очень сильно повезет. Но попытаться стоит.

В столице Ричард бывал только один раз, совсем еще ребенком, и сохранил о ней очень смутные воспоминания, больше похожие не на реальную поездку, а на приснившийся в далёком детстве яркий сон.

Сейчас, когда он вырос, она показалась ему не такой огромной и не такой многолюдной, как тогда. Город как город... Крепостные стены подступают прямо к берегу реки, за воротами сразу начинаются ремесленные и торговые кварталы, перемежающиеся стиснутыми между домами каменными площадями с выходившими на них фасадами церквей. Разве что замок, выстроенный на холме в кольце крепостных стен и словно нависающий над городом, был значительно больше и красивее любой постройки, виденной Ричардом Эйсли за всю жизнь. Но сейчас это зрелище скорее вызывало у него тревогу, чем восторг, поскольку там, в этой прекрасной крепости с высокими прочными башнями и яркими штандартами на стенах, его ожидала встреча с королем... и с Железной Рукой. Ричард почувствовал, что позволяет Турну двигаться все более ленивым шагом, потому что хочет оттянуть момент этой встречи, и, сердясь на самого себя за это малодушие, шевельнул поводьями, заставляя коня идти быстрее.

Путешествие в столицу заняло у него больше двух недель. Лето закончилось, но, на счастье Ричарда, стояли теплые, сентябрьские дни. Столице осень шла — сухие шуршащие листья на каменных плитах под ногами Турна, холодное неназойливое солнце и тот особенный, пронзительный оттенок синевы, который бывает у безоблачного неба только в сентябре или в начале октября.

Пока он ехал по узким городским улочкам, прохожие смотрели на Ричарда с явным любопытством, и от этого ему казалось, что все уже знают его историю и, глядя на него, гадают, как он вообще осмелился сюда приехать и что с ним теперь сотворит Гильом Железная Рука. Хотя это, конечно, было чушью. Если он и вызывал у жителей столицы любопытство, то разве что потому, что им нечасто доводилось видеть рыцаря с белым, лишенным герба щитом Братства на груди. Странствующим рыцарям нечего делать в крупных городах, где порядок поддерживает стража, королевский суд и чиновники городского магистрата. Но, как бы там ни было, за тот короткий час, пока он добирался до дворца, Ричарду точно досталось больше любопытных взглядов, чем за всю прошлую жизнь.

Когда Ричард назвал себя, вызванный стражей королевский мажордом быстро ушел, но вскоре возвратился и пригласил Ричарда следовать за собой. Ричард в этот момент так волновался, что даже не обращал внимание на обстановку королевского дворца — запомнил только широкую, словно в соборе, лестницу, увешанную синими штандартами с золотым королевским львом, и большой светлый зал, где возле стен, под стрельчатыми окнами, толпилось не менее сотни рыцарей, оруженосцев и придворных дам. Ричард увидел впереди, на двух массивных деревянных креслах, короля Эдварда и королеву Эйслин, и медленным, лунатическим от волнения шагом пересек широкий зал. Остановившись перед Их Величествами, Ричард низко поклонился и назвал себя, успев заметить, что стоявший возле кресла короля Гильом Железная Рука, в своей обычной мрачной черной котте с алым змеем, внимательно смотрит на него, сложив на груди руки и прищурив темные глаза. Этот холодный, изучающий взгляд вывел Ричарда из оцепенения, положив конец овладевшему им на пороге зала чувству нереальности, как будто все происходившее вокруг снилось ему во сне.

— Так вот ты какой, Ричард Эйсли... — произнес король. — С тех пор, как сэр Гильом рассказал мне о вашей встрече, я все думал — что же мне напоминает твое имя? Но теперь я тебя вспомнил. — Эдвард обернулся в сторону придворных и сказал — Представьте себе, господа — этому юноше было лет пять, когда его мать привезла его в столицу и представила двору вместе с кузеном, которому было года три или три с половиной. Младший мальчик тогда испугался шума и стал плакать. И кое-кто из придворных, посмотрев на это, стал смеяться — сразу видно, мол, какой отважный будет рыцарь. Тогда этот парень посмотрел на брата, а потом закрыл лицо ладонями — и тоже заревел. Я ему говорю — ты чего плачешь, Эйсли? Ладно ещё твой брат, он совсем маленький, но ты-то уже большой мальчик. И тогда он отнимает кулаки от совершенно сухих глаз и серьезно мне отвечает — а чтобы ему обидно не было!

Двор так и грохнул хохотом. Даже сидевший рядом с королем Железная Рука — и тот соизволил улыбнуться.

Ричард прикусил губу. Сам он этой истории не помнил совершенно, но считал, что вот так высмеивать его за то, что он сделал в пять лет — по меньшей мере некрасиво.

Правда, потом Ричард пристальнее посмотрел на короля и угадал в его усмешке скрытую доброжелательность. Улыбка королевы тоже не казалась издевательской, и даже смех придворных перестал казаться Ричарду обидным.

Если так подумать, это ведь действительно было смешно, — подумал Ричард, и смущенно улыбнулся.

Король Эдвард встретил Ричарда совсем не так, как рыцарь представлял во время путешествия, и, вероятно, именно поэтому все заготовленные фразы вылетели у него из головы. Эдварду пришлось самому задать ему новый вопрос.

— В прошлый раз вас представляли моему двору, как наследника вашего отца. А зачем вы приехали на это раз, сэр Ричард?

Ричард опомнился.

— Я явился затем, чтобы ответить на предъявленные мне заочно обвинения и принять вызов сэра Гильома Орси, который пожелал со мной сразиться... А также затем, чтобы принести жалобу на сэра Освальда за злоупотребление законом и правами лорда и дурное обращение с его людьми.

Двор удивлённо загудел. Ричард повысил голос:

— Я, сэр Ричард Эйсли, заявляю, что лорд Освальд должен ответить перед королевским правосудием, и утверждаю, что он более виновен, чем его слуга, укравший у него кольцо.

Гильом прищурился.

— Подумай дважды, Ричард Эйсли, прежде чем бросаться такими словами об одном из моих родичей. Я убивал людей и из-за менее серьезных оскорблений. А ты, кроме всего прочего, ведёшь себя, как трус. Легко оскорблять старика, который едва ходит от подагры и не смог бы защищать себя даже в том случае, если бы он был здесь. А ты порочишь его за глаза.

— Но вы-то здесь, — резко возразил Ричард. — Я рассчитывал на то, что защищать милорда Освальда будете вы — так что навряд ли вы вправе называть меня трусом. Или, может быть, у вас за это время тоже началась подагра?..

Брови Гильома поползли на лоб.

— Да ты, я смотрю, совсем обалдел от своей незаслуженной победы, Ричард Эйсли, — произнес он скорее удивлённо, чем рассерженно. — Ну что же, это недоразумение легко поправить...

— Подожди, Гильом, — остановил Орси король. — Я, помнится, не возражал против твоего поединка с сэром Ричардом. Но в данном случае речь не о вас и не о ваших отношениях. Лорд Освальд — твой родственник, и ты не раз гостил у него в замке. Что ты можешь нам сказать о его обращении со слугами?

— Могу сказать, что я не видел никакого подтверждения тому, что нам рассказывает Эйсли, — с лёгким раздражением сказал Гильом.

— А что вы могли видеть? — возразил на это Ричард. — С какой стати сэру Освальду колотить своих слуг при госте? Даже если он был чем-то недоволен, он бы все равно не стал ни с кем разделываться у вас на глазах. И вообще, у него есть, кому наказывать прислугу, зачем заниматься этим лично?.. Вы ведь не пытались побеседовать с кем-нибудь из его людей или спросить, как им живётся в доме сэра Освальда. — Ричард перевел взгляд на короля. — Если Ваше Величество считает, что Филиппу нельзя верить, почему бы не поговорить с другими людьми лорда Освальда? Только сначала следует пообещать им, что, что бы они не рассказали, вы сумеете защитить их от лорда Освальда, и все, кто пожелает этого, сможет покинуть его дом. Иначе это все равно, что ни о чем не спрашивать.

— Не надо объяснять мне, как необходимо добиваться правосудия, сэр Ричард, — сухо осадил его король. — Суть твоих претензий к лорду Освальду мы поняли. Но я, признаться, все ещё не очень понимаю, почему ты оказался так привязан к этому Филиппу. Ты защищаешь его с такой пылкостью, как если бы речь шла о твоём брате или лучшем друге. Но я что-то не пойму, как между странствующим рыцарем и вором могла завязаться подобная дружба.

Ричард несколько секунд молчал, кусая губы, а потом сказал:

— Это довольно долгая история, Ваше Величество. И в ней наверняка есть множество деталей, которые покажутся вам невероятными. Я даже не уверен, что вы мне поверите и не решите, что я просто сумасшедший, который рассказывает вам какие-то нелепые побасенки.

— А ты попробуй рассказать все с самого начала, Ричард Эйсли, — предложил король.

И Ричард рассказал свою историю — с того момента, как убил драконицу и нашел Ригеля, который тогда ещё не был Ригелем.

— Да... в самом деле, поразительные у вас были приключения, — сказал король, когда Ричард закончил свой рассказ. — Что скажете, Гильом?

Железная Рука взглянул на Ричарда и неопределенно хмыкнул.

— Скажу, что юноше везет, как заговоренному. Сначала он убил драконицу, а фехтовальщик он посредственный, поверьте моему суждению. Еще сильнее, чем с драконом, ему повезло со мной. Только в случае с людоедом он, наконец, влип в большие неприятности и едва не погиб — но и тут обошелся сломанными ребрами. Но, тем не менее, поскольку он имеет наглость утверждать, что мой родственник сам виноват в преступлениях своих людей, с которыми он якобы обращался жестоко и бесчеловечно, а я заявляю и беру вас всех в свидетели, что я не видел ничего, что подтверждало бы такое заявление, пусть дело решит Божий суд. Если сэр Ричард все еще не в форме после схватки с великаном, я согласен подождать, пока он не поправится.

Король Эдвард прищурился.

— А вам не кажется, что Божий суд уже произошёл?.. Разве вы не взялись уладить это дело сами, когда впервые вышли драться с сэром Ричардом?

— Он победил случайно, — потемнев лицом, сказал Гильом.

— Не случайно, а "благодаря случайности". Но в таких случаях случайность указует волю Провидения. Нам всем известно, что вы выдающийся боец. У молодого человека вроде Ричарда едва ли были шансы одержать над вами верх. Но всё-таки он победил. Это можно истолковать так, что в поединке с вами его хранил Бог.

— Скорее, дьявол, — сердито сказал Гильом.

Эдвард положил руку ему на плечо и рассмеялся.

— Ну, так-то уж зачем? Скажите по чести, разве этот юноша похож на человека, который понравился бы Врагу рода человеческого?

— Понятия не имею, — угрюмо сказал Гильом. — Мне лично он не нравится, так что мне трудно судить о чувствах и мотивах тех, кому он может быть по душе. Например, ваших, государь.

Эдвард, посмеиваясь, покачал головой.

— Неправда, Орси. Вы лжёте чертовски редко, и от этого выходит у вас очень плохо. Я видел, с каким выражением лица вы слушали его рассказ... и я уверен в том, что этот юноша вам нравится.

— А его дружок-вор, по-вашему, тоже должен мне нравиться?

— Действительно, — сказал король. — У вас с Ричардом речь шла о беглеце, а не о воре. Так что мы вряд ли можем считать, что он оправдан результатом Божьего суда. Что скажете, сэр Ричард? Полагаю, будет справедливо, если он ответит перед правосудием. Я подразумеваю — перед королевским правосудием, а не перед своим бывшим хозяином.

— Если вы полагаете, что Филипп не оправдан, несмотря на то, что я вернул кольцо, а у его поступка были, как никак, серьезные смягчающие обстоятельства, я готов драться за него ещё раз. Хоть с сэром Гильомом, хоть с любым другим... из ваших рыцарей, милорд, — быстро добавил Ричард, осознав, что это звучит так, как будто он бросает вызов королю.

Эдвард нахмурился.

— Твое упрямство начинает меня утомлять. Ты что же, думаешь, что тебе снова повезет, как в прошлый раз?..

— Я этого не знаю, государь. Но Филипп рисковал ради меня собственной жизнью в схватке с людоедом, и мне кажется, что будет только справедливо, если я ради него тоже рискну своей. Я понимаю, что за воровство его не приговорят к смерти, но другие наказания тоже будут несправедливыми после всего, что ему пришлось вынести в доме у лорда Освальда. Я обещал Филиппу, что никто и никогда больше не поднимет на него руку, и я сделаю все возможное, чтобы сдержать свое слово, — твердо сказал Ричард.

— Ладно, — поморщился Эдвард. — Будь по-твоему, сэр Ричард. Я надеюсь, твоему Филиппу достанет ума больше не прикасаться ни к чему чужому...

— Спасибо, Ваше величество, — Ричард склонился перед королем, прижав ладонь к груди. — Филипп никогда не возьмет чужого. Он украл кольцо только из-за того, что хотел поквитаться с лордом Освальдом за все обиды. А вообще он честнейший человек.