Ядерный Ангел

— Не, мы говорящую поросятину не едим, — фермер оскалил в улыбке крепкие и острые желтые зубы. — У нас хрюкающая есть. Будем меняться?

— Будем, нам еда нужна.

— Эй, постой, прибавь еще что-нибудь! — потребовал Карагод. — Полведра картошки за винтарь — это грабеж.

— Винтарь этот еще ремонтировать надо. Так что не гоношись. Все по справедливости. Можете малость отдохнуть на дворе и воды из кадки взять, — разрешил фермер. — Только ради девки вашей позволяю. Но помните, начнете шуметь, мы вас быстро стреножим.

Он забрал мои вещи и ушел в дом. Карагод выругался, с негодованием посмотрел на меня — он, видимо, планировал каким-то способом раскрутить нашего хозяина на более выгодный для нас бартер. Я между тем наблюдал за сервами. Их было четверо, трое мужчин и женщина. Худые, почти дистрофики, с серыми равнодушными лицами, одетые в лохмотья и грубые кожухи из овечьих шкур. Двое из сервов были определенно европейцы, а вот старший из мужчин и женщина показались мне похожими на азиатов, оба темноволосые и смуглые. Я решился, подошел к ним и заговорил.

— Кто такие? — спросил я мужчину с азиатской внешностью.

Он промычал что-то, в глазах его был страх.

— Язык нет, — ответила женщина и провела несколько раз ладонью перед своим лицом. — Язык отрезать.

— У него отрезан язык? — уточнил я.

— Да. Он поспорить, хозяин язык с ножиком отрезать.

— Какой хозяин? Евгений?

— Нет, другая, — женщина махнула рукой куда-то вдаль. — Раис Евгений хороший. Бить нет, обижать нет, мало-мало ругать. — Тут женщина на меня как-то странно посмотрела. — Раис хочет серв покупать?

— А то, что хочешь, чтобы тебя купили?

— Фейруз все равно, — сказала женщина с той обреченностью, которая бывает только у совершенно отчаявшихся людей. — Фейруз служить любой хозяин.

— Что, пытался установить человеческий контакт? — спросил Тога, когда я вернулся под навес во дворе, где устроились мои друзья.

— Просто поговорил. Вон тех чернявых сервов видишь? Похоже, они — новый этап гастарбайтерства в России.

— Не стоит говорить с сервами, — посоветовал Карагод, — хозяину вряд ли это понравится.

— По-твоему, это нормально?

— Они живут в безопасности, и у них есть еда. Многим в этом мире больше ничего от жизни не надо.

— Эх, Авраама Линкольна на вас нет! — вздохнул я.

Из дома вышли две молодые женщины, видимо, жены сыновей хозяина: одна несла крынку, вторая — большое блюдо с печеной в золе картошкой. Угощение предназначалось нам: видимо, фермер Евгений все же соблюдал законы гостеприимства. В крынке оказалось сильно разбавленное водой топленое козье молоко, а картошка была сладковатой, видимо, мороженой, но и эта скудная еда была кстати. Тога, перед тем как есть, проверил еду дозиметром.

— Хорошая ферма, — сказал Карагод, прожевав картофелину. — Козы есть, свиньи, куры. Думаю, шуцманы тут частые гости.

— Как ты думаешь, хозяин на нас не донесет?

— Может донести. Поэтому оставаться здесь нельзя. Поедим, и дальше пойдем.

— У вас тут вообще кому-нибудь доверять можно? — возмутился Тога.

— Никому. Все люди грешники. И всем своя шкура дороже чужой.

— Это я уже понял, — сказал я, продолжая следить за работающими сервами.

Фермер появился через пару минут с холщовым мешком и салом в руке. Мы забрали выменянные продукты, и Карагод заявил, что нам пора.

— Скатертью дорога! — напутствовал нас фермер. — Будет товар на обмен, заходите, а попусту не надоедайте.

— Очень любезный господин, — сказал я, когда мы вышли из ворот. — И так везде, Карагод?

— Этот еще добрый попался. Покормил даже. Бывают и такие, что гостей картечью или очередью из пулемета встречают. Стреляют, а потом разбираются, кто и зачем приходил. Ладно, хватит о пустом. Мы почти на месте. Завтра к утру выйдем к нашим.

* * *

* * *

* * *

* * *

*

До темноты мы добрались до разрушенного хутора, и здесь у повстанцев оказался добротно оборудованный схрон в одном из погребов. В схроне было топливо, чистая вода и даже немного патронов в тайнике. Карагод разжег печку, Алина сварила картошки, приправила салом, и у нас получился совершенно роскошный ужин. Карагод даже угостил всех крепким самогоном, который до сих пор был неприкосновенным запасом.

— Почти добрались, — несколько раз повторил он за ужином. — Теперь главное выспаться хорошенько. Эх, хорошо! Давно у меня все так гладко не выходило.

— Не сглазь, — сказала Алина.

— А я не глазливый. Тут до Приречного осталось километров восемь. Неспешным шагом часа два пути. И места уже наши, сюда всякие уроды, вроде коптильщиков, не суются. Давайте отдыхать.

У меня было к словоохотливому Карагоду немало вопросов, но я решил повременить. В конце концов, если наш проводник не преувеличивает, завтра мы будем на месте, и у меня появится много времени на расспросы. К тому же я сильно устал, сытная еда и тепло разморили меня вконец, и я подумал, что мысль о крепком многочасовом сне действительно самая правильная. Забравшись на одну из лавок, я завернулся поплотнее в свою собачью куртку и закрыл глаза.

Проснулся я с неприятным чувством — мне показалось, что-то очень холодное и мягкое коснулось моей руки, и от этого прикосновения по всему телу пробежала волна озноба. Я немедленно открыл глаза. Вокруг меня была темнота, а потом из мрака на меня глянули бесцветно-серые глаза с крошечными точками зрачков.

— Вот и все, — сказал по-немецки голос, такой же серый и бесцветный, как глаза. — Думал сбежать? От нас не убежишь. Я дал тебе шанс, а ты его не использовал.

— Погоди, Ханс, — сказал другой голос, и еще один сгусток мрака приблизился ко мне. — Не пугай его. Дай, я с ним поговорю.

Нахттотер скинул с головы капюшон, и я увидел его лицо — белое, аскетическое, с глубокими морщинами вокруг рта и на лбу. Настоящая маска смерти.

— Убить тебя легче легкого, человек, — сказал он. — Одно движение руки, и твой сон станет вечностью, а твои тело и душа окажутся в нашей полной власти. Но ты мне интересен. Ты очень необычен. И я хочу говорить с тобой.

— Кто ты?

— Можешь называть меня Шварцкопф. А как твое настоящее имя?

— Вот уж хренушки тебе! Не скажу...

— И не надо. Мне не обязательно знать твое имя, чтобы управлять тобой.

— Управлять?

— Между нами есть мистическая связь, мой друг. Ханс и Ева почувствовали ее и рассказали о ней мне.

— Да кто ж ты такой, Шварцкопф?

— Я один из трех нахтмайстеров Ордена Рыцарей Ночи. Можешь гордиться собой: это первый в истории Ордена случай, когда нахтмайстер лично беседует с неарийцем. Обычно до такого разговора дело просто не доходит.

— И чем же я тебя так заинтересовал?

— Всем. Ты не из нашего мира. Ты выбрал путь врага Ордена. И ты подобен нам.

— Подобен вам? Это еще почему?

— Я вижу твое прошлое. В нем ты ходил путями Тьмы.

— Мне совершенно непонятны твои иносказания, нахтмайстер, — я почувствовал, что мой ужас перед этим существом несколько развеялся, зато мной овладело сильное любопытство. — Нельзя ли поконкретнее?

— Разве ты не был ночным существом?

— Не был, — соврал я.

— Ты лжешь. — Нахтмайстер погрозил мне пальцем, будто нашкодившему ребенку. — Твоя природа изменена. Не знаю, как тебе удалось пройти Превращение и снова стать человеком, но ты сумел это сделать. Это ценный опыт, мой друг. Очень ценный. Он открывает для нас невиданные перспективы. И я должен использовать тебя во благо Ордена.

— Использовать? — Я ощутил новую волну парализующего ужаса.

— Мы совершенны. Мы всесильны. Мы — настоящая элита Рейха, его душа и его будущее. И мы хотим, чтобы ты был с нами. Это великая честь, пришелец. Никто из людей никогда ее не удостаивался. Люди для нас — всего лишь пища.

— Я не понимаю, чего во мне такого особенного.

— Разве я неясно выразился? Ты был вампиром, но снова стал человеком. Как тебе это удалось?

— Я умер и возродился. Попробуй поступить так же, если хочешь проверить. Может быть, снова станешь человеком.

— Ты дерзок, но я на тебя не сержусь. Ты все еще не понимаешь, кто я. Кто такие нахттотеры. Я не могу и не хочу снова становиться жалким существом под названием "человек". Речь идет о тебе. Ты можешь быть для нашего Ордена очень ценным приобретением.

— А если я откажусь?

— Ты не сможешь. Нет, мы не станем тебя убивать. Это слишком легкий выход для тебя. И потом, смерть необратима. Умерев однажды, ты уже не будешь для нас полезен. Мы пока что сохраним тебе жизнь. Но мы не оставим тебя в покое. Мы будем преследовать тебя до тех пор, пока ты сам не отдашь себя во власть Ордена.

— Такого не будет!

— Будет. Запомни — куда бы ты ни шел, какой бы выбор не совершал, ты все время идешь путем Тьмы. И этот путь рано или поздно приведет тебя к Ордену. Только поэтому ты до сих пор жив. — Нахттотер набросил на голову капюшон. — Мы еще много раз встретимся с тобой. А сейчас разрешаю тебе проснуться...

— Алексей?

На этот раз я действительно проснулся. И увидел Алину: она смотрела на меня с тревогой.

— Алина? — сказал я и попытался улыбнуться. — Что, уже утро?

— Вы разговаривали во сне, — ответила девушка.

— Мне снились кошмары. Это неудивительно, в вашем мире нормальные сны просто не могут сниться, — тут я пристально посмотрел на нее. — Вот вы-то мне почему-то не снились.

— Иногда вы говорите забавные вещи, — сказала Алина.

Я оглядел схрон. Карагод и Тога мирно спали на своих лавках — их дурные сны, по-видимому, не беспокоили.

— А что вам снилось? — спросил я Алину.

— Это неважно.

— Как раз важно. К вам приходили нахттотеры?

— Нет. Когда приходят нахттотеры, человек больше не просыпается.

— Почему же я проснулся?

— Так вы опять их видели? — ужаснулась девушка.

— Мало того, я беседовал с их нахтмайстером. — Я начал рассказывать Кис свой сон. — Что скажете?

— Ничего, — Алина опустила глаза и отошла от лавки. Меня очень удивила такая реакция.

— Послушайте, Алина, — сказал я, понизив голос, — давайте поговорим откровенно. У меня ощущение, что вы что-то знаете. Что-то очень важное для меня. Почему вы не хотите этого сказать?

— Я ничего не знаю. Все, что я знаю о нахттотерах, я уже вам рассказала.

— Они приходили ко мне дважды и оба раза пытались внушить мне, что я им нужен. Зачем, почему?

— На этот вопрос могут ответить только сами нахттотеры, — Алина печально на меня посмотрела. — Мне снился отец. Он уходил по длинной аллее прямо в солнечный закат. Теперь я знаю, что никогда больше его не увижу.

— Наверное, не стоит верить снам.

— И это говорите мне вы? — Она попыталась улыбнуться. — Я очень хочу вам помочь, Алексей, но не знаю, как. Но я верю вам. Я, когда увидела вас впервые, сразу поняла, что вы именно тот человек, который нужен этому миру. Если это почувствовала я, то и Рыцари Ночи могли это чувствовать.

— Вы мне льстите, Кис. Я всего лишь простой парень из той, другой России.

— Я бы очень хотела представить ваш мир, но не могу. В детстве папа мне читал истории из Библии. Однажды он рассказал мне про рай, в который хорошие люди попадают после смерти. Наверное, ваша Россия очень похожа на этот рай.

— Нет, не похожа. У нас есть свои проблемы и свои трудности. Но по сравнению с вашим миром... Да, пожалуй, моя Россия покажется райским местом.

— Папа рассказывал, — продолжала Кис, — что однажды бог рассердился на людей и выгнал их из рая. А ворота запер и поставил там ангела с огненным мечом. И теперь люди не могут вернуться в рай, даже если бы захотели. Ангел не пускает. Я, когда была маленькая, представляла этого ангела со значком шуцмана на груди и с винтовкой за плечами. И плакала — мне было очень обидно, что я никогда не попаду в рай, потому что я не арийка, не гражданка Рейха. Сказала об этом папе, он засмеялся и сказал: "Милая, можно открыть любые ворота. Надо только очень сильно захотеть".

— Теперь понятно, почему вы стали гражданкой Рейха, — пошутил я.

— Это была папина идея. Он неплохо говорил по-немецки, но почему-то никак не мог сдать стаатсбюргер-минимум. Зато неплохо научил языку меня. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, папа сам подал мои документы на аттестацию, и я успешно сдала экзамены.

— Вы никогда не пытались уехать из Зонненштадта?

— Я не могла бросить папу. Он очень хотел, чтобы я училась. Дети поселенцев учатся только до тринадцати лет, такое образование считается достаточным. Папа выхлопотал для меня место в пансионе в Адольфсбурге, но я не смогла там учиться и вернулась домой. Мне было плохо без папы, а ему — без меня. У него не было никого, кроме меня.

— А ваша мать?

— Я ее никогда не видела. Папа однажды сказал, что она погибла вскоре после моего рождения. Шла из комендатуры и попала под перестрелку пьяных шуцманов.

— Простите, что заставил вспоминать все это.

— Папа много раз говорил мне, что в смерти нет ничего плохого. Все мы однажды умрем. Важно не то, когда ты умрешь, важно, что ты сделаешь перед смертью. Вы знаете про Жанну д` Арк?

— Конечно.

— Она прожила всего девятнадцать лет, но это была такая яркая жизнь, хоть и трагическая. Я всегда мечтала быть похожей на нее.

— Постойте, — меня захватила новая мысль, — в вашем мире тоже была Столетняя война?

— Была. А что?

— Дело в том, что она была и в моем мире. Значит, если я правильно все понимаю, мой мир и ваш — это один и тот же мир. Но тогда почему такие странные несовпадения?

— Какие?

— Ваш отец образованный человек, но он ничего не знает о Холокосте. Так называли массовое уничтожение евреев в годы войны. Больше того, я узнал, что евреи никогда не жили в Европе.

— Этого я не знаю.

— Болтаете? — Карагод проснулся и смотрел на нас, заложив за голову руки. — Чего не спится-то?

— Уже выспались, — ответил я с раздражением: мне хотелось еще поговорить с Кис, но теперь задушевной беседы не получится. — А ты что не спишь?

— Так уже утро. Вставать пора, подкрепиться — и в дорогу. Нас уже заждались.

Глава девятая: Задание для пришельца

— Ну что, прочел мою книгу?

— Как я ее прочту? Она в дисковод не лезет.

Приречный оказался небольшим, до основания разрушенным поселком, в котором когда-то располагался большой судоремонтный завод. Сейчас от завода остались только бетонные каркасы цехов и огромное количество ржавого лома, разбросанного по территории. Зрелище было унылое и зловещее. Миновав эти развалины, мы оказались на берегу небольшого залива, забитого старыми судами. Карагод повел нас прямо через это корабельное кладбище на противоположный берег залива. С корабля на корабль приходилось перебираться по дощатым узким мосткам, под которыми колыхалась темная ледяная вода. В конце концов, мы оказались у огромного парома с опущенной носовой аппарелью.

Видимо, нас заметили задолго до того, как мы подошли к парому, потому что уже ждали. У аппарели стояли трое вооруженных дробовиками людей в тяжелых черных комбинезонах — их лица закрывали матерчатые маски. Один из них сделал нам знак остановиться, сам шагнул навстречу.