Доля попаданская

— Впустите меня..., — добавим жалости в голос.

— Тут без тебя очередь! Ждать будешь? — он, что, издевается? Какая очередь? И куда я, собственно, попала?

— За чем очередь, не подскажете? — может голову напекло?

— ААААА! Так это ты та самая малахольная, за которую Тилара просила! Давай в зал ожидания, там прохладно. А мне работать надо.

И по взмаху крыла, как по волшебству, открылась маленькая дверца рядом с Вратами.

Зал своё название никак не оправдывал: им оказалась крошечная комнатка с парой диванчиков вдоль стен.

И тихо плакала в углу белокосая синеглазая красавица, одетая в ночную сорочку. Совсем юная на вид. Вот и вся очередь в полном составе. Обманул, ископаемый! Ну, что ж, с рептилией придётся разобраться! А сейчас надо помочь человечку.

— Что с тобой, девочка? — материнский инстинкт поднял голову и мгновенно проснулся во всей своей красе.

Она подняла свои прекрасные глаза и заплакала ещё сильнее.

— Не плачь, солнышко, всё будет хорошо...

— Вы шутите? Что ЕЩЁ может быть? Я — умерла... Они меня убили. Отец и братья, — всхлипывая, ответила малышка.

Боже мой! Да мои нынешние дела — сущие мелочи по сравнению с проблемами этого ребёнка!

— И сколько тебе лет, детёныш?

— Вы хотели сказать, сколько зим? Я — княжна Северных пределов, — и заплакала ещё сильнее.

— Зим то сколько тебе, княжна?

— Шестнадцать...

Мамочки! Отец и братья убили эту крошку? Что творится в этом мире?

— За что?

— Я опозорила семью — полюбила чужеземца.

— И что в этом страшного? — пока заговаривала малышке зубы, подсела поближе и обняла за плечи. И вспомнилось вдруг, как рыдала Танька, разочаровавшись в своей первой любви, а мы всей семьёй её успокаивали. — Как тебя зовут, солнышко?

-Нияна...

— А я Марья. Ты давно здесь?

— Два дня и две ночи.

— О, Боже, ты же голодная!

— Смешная ты, Муарья, зачем неживому пища?

— Ты, наверное, и не спала?

Нияна подняла заплаканное личико.

— Откуда ты пришла? Совсем ничего не знаешь..., — звонкий смех зазвенел тысячей хрустальных колокольчиков, отражаясь от каменных стен.

Приоткрылась дверь и в неё просунулся драконий нос и один глаз.

— Что за веселье в преддверии Вечности? — громовой голос должен быть напугать, но Марья от него просто отмахнулась.

— Сгинь, ископаемое! Совсем совести нет! Это ж надо, двое суток не кормить ребёнка!

— Ты как меня назвала, человечка? И куда катится этот мир? Привратника Грани, Стража Врат оскорбляют прямо при исполнении служебных обязанностей, — дракон отворил настежь двери. — А ну, вон отсюда, хулиганка!

— Одна не пойду! Нияна со мной!

— ЧТО? — дракон захлебнулся собственным дымом. — Кто ты такая, чтобы вмешиваться в божественный промысел?

— Девочка пойдёт со мной. И точка! Освободи дорогу, пупырчатый!

— Я? Я — пупырчатый? Да чтоб ты понимала в драконах, иномирянка?

— Сейчас птеранодоном назову!

И вот тут дракон растерялся.

— Да у меня чешуя из чистого золота! Сто тысяч триста одиннадцать чешуек четырёх калибров! Да я самый красивый из всех маминых детей!

— Вот и прекрасно! Освободи дорогу, маменькин сынок! Тебе заняться нечем? Или усопшие вдруг закончились?

Дракон отпрянул от двери, словно вспомнив неожиданно о своих обязанностях.

К Вратам выстроилась огромная очередь. Присмотревшись, Марья, вздрогнула. Сотни. Нет, скорее, тысячи, воинов. Самые разные расы: гномы, эльфы, орки, люди...

Залитые кровью тела и лица, висящие клочьями обрывки кольчуг, отрубленные конечности. Война.

Марья ахнула. А может там не все погибшие? И есть раненые, которых можно ещё спасти?

— Эй, дракон! Стой! Может быть, тебе нужна помощь? Вдруг среди них есть кто — то живой?

Рептилия глухо захохотала.

— Стой, где стоишь, малахольная! И где ты только взялась на мою голову? Ты себя в зеркале видела? Лысая, жёлто — синяя, глаза, как щёлки, нос распух. Да они, увидев тебя, — дракон хвостом махнул в сторону очереди, — бегом за Грань побегут.

Марья попыталась было погладить себя по голове, но распухшие пальцы не подчинялись. Хотя, для осознания того, что от её роскошной гривы ничего не осталось, большего и не требовалась.

Зажмурилась. Зашипела сквозь зубы.

— И кто ж тебя так приголубил, помощница? — голос дракона потеплел. — Шепни имечко. Уж я его тут встречу. Замучается в очереди стоять.

Марья покачала головой.

— Я сама. Потом.

— Ну, сама, так сама. В общем, героиня, хватит мне здесь беспорядки устраивать. Возвращайся назад.

Марья топнула ногой, скривившись от боли в израненных ступнях.

— Одна не уйду!

— Ну, что ж, потом не плачь. Сможешь унести её — и она твоя.

— Напугали ежа..., — бухтела Марья, пристраивая на спине Нияну.

Девушка оказалась лёгонькой, как пёрышко, и почти не чувствовалась за спиной.

У дракона округлились глаза — за девять веков службы Привратником подобное на его памяти происходило впервые.

— Подожди, героиня, подправлю твою ношу, — и под видом помощи приклеил, лизнув языком, на шею Муарри маленькую золотую чешуйку.

Затем подтолкнул её кончиком хвоста.

— Иди уже, спасительница.

И в мгновение ока золотой дракон превратился в огромного каменного воина. Чёрная фигура стояла, широко расставив ноги и опираясь руками на гарду меча. И текла мимо него нескончаемая лента человеческой реки, стремясь пройти Врата и обрести за ними вечный покой.

Но никогда и никому из них Страж не предлагал войти в маленькую незаметную дверь справа от Врат.

Воин медленно поднял руку, приложив её козырьком к глазам. По дороге, прочь от Врат, согнувшись под тяжестью ноши, брела маленькая храбрая женщина, не побоявшаяся поспорить с самим Стражем.

— Иди, малышка, пусть будут лёгкими твои пути, — каменные губы воина тронула улыбка.

Шаман, в который раз за последние дни, сидел у постели Муарри. Но в этот раз держал её за руки.

Она тяжело дышала, вздрагивала всем телом, пытаясь раз за разом освободиться от оков.

Но Шарсай лишь крепче сжимал запястья, всячески оберегая её распухшие кисти от новой порции боли.

И затаённо улыбался, прислушиваясь к чему — то, известному только ему.

— И чё, лыбишься, Змейский прихвостень? — лекарка уже получила, обнюхала, взвесила на глаз и оценила очередную порцию трав и теперь лениво поругивалась с шаманом.

— Помолчи, Арамия, Муарри в пути. Скоро вернётся. Только, кажется мне, она не одна, — прошептал он, приложив палец к губам. — Вот же неуёмная старуха!

— Сдурел совсем, шаман? Она ж у Грани была! Это не Страж её ищет? — и вдруг хлопнула себя по лбу. — Курлужкина печёнка! Где перья жастина? Просила ж по хорошему! Сам обещался! Там беспризорный дух! Точно! Нам конец!

— Не волнуйся, аша Арамия, я справлюсь...

— Ты кому это сказки рассказываешь? Чё в девку то клещём вцепился, твоя что ль?

— Стареешь, Арамия. Ничего не видишь... Я Муарри от Грани увожу. Еле дракона уговорил отпустить. Ерепнился.

— Сказки будешь своему Змею рассказывать, а мне надобно поостеречься! Силов твоих у меня нет, да и то, что есть отдаю девке, — бухтела лекарка, доставая из кожаного мешочка крошечное бирюзовое пёрышко, сияющее голубым огнём. — Зажилил, шаман, перья. Пожалел старухе. Вот приходится тратить всё, что нажито непосильным трудом.

— Молчи! — рыкнул Шарсай. — Спугнёшь! Она уже рядом!

Муарри тяжко застонала, дёрнулась всем телом, засмеялась вдруг чуть хриплым, заливистым смехом и отчётливо произнесла: 'Я согласна, солнышко!'

Чем дальше уходила Марья от Врат, тем легче становилась её ноша. Но будучи женщиной до мозга костей, она ни за что не призналась бы себе в том, что она её тяготит, хоть и почти ничего не весит. Все дела надо доводить до логического завершения. И если ты взялся кого-то спасать — не говори, что устал или у тебя нет сил.

А вот с Нияной следовало бы поговорить. Как бы чего не вышло.

Но та сама легонько постучала Марью по плечу, попросив свою спасительницу остановиться.

— Муарья, тебе передохнуть надо. Остановись, — и, не дожидаясь Марьиных вопросов, схватила её за плечи.

— Тихо, девочка, тихо... Что случилось?

— Прости меня, Муарья. Мне надо вернуться к Вратам. Мне нельзя в мир! Отец меня найдёт и сова заставит принять яд.

— Это почему?

— Я обманула тебя, Муарья! Я ждала ребёнка от любимого.

Марья молча обняла девушку. Что творится на белом свете? Миры разные, а проблемы — схожие. Убить собственного ребёнка из-за беременности? Это ж каким чудовищем надо быть?

— Ну и что, Нияна? Что страшного было в твоей беременности?

Она прижала к себе затихшую малышку — та, кажется, даже перестала дышать.

— Солнышко, как я могу отправить тебя за Грань? Не для того я ссорилась со Стражем. Вырастим мы твоего ребёночка. И жениха тебе найдём. И всё будет хорошо. Чихать мы хотели на твоего отца!

— ЧуднАя ты, Марья! Кому нужна порченая жена? А ребёночек умер раньше меня. Яд звёздной деки. Зачем мне жить? — одинокая слезинка скатилась по щеке Нияны.

— Солнышко, что такое ты говоришь? Всё будет хорошо!

— А сама что у Врат делала? — улыбнулась девушка. — Со Стражем беседовала?

— У меня другое, девочка. Потом как — нибудь расскажу. Хватит болтать, залезай на спину. Нам ещё идти и идти.

— Подожди, Муарья! Я не дойду до твоего дома! И даже ты не донесёшь меня! Посмотри, моё тело истончается. А очень скоро останется только бесплотный дух.

— Да какой же ты дух, солнышко? — Марья начала судорожно ощупывать девушку. — Вот. Всё на месте.

— Ты, наверное, со звезды упала. Мой старый учитель говорил, что на небе много таких же звёзд, как Ильянта. И там тоже живут люди, и гномы, и эльфы, и даже орки. И почему ты полюбила меня, Муарья? Я же чужая для тебя? Меня даже мама так не любила.

Марья отвернулась, чтобы малышка не видела её слёз и глухо прошептала:

— Дочка у меня. Где — то там. Даже не знаю, где... Бежим, Нияна! Потом что — нибудь обязательно придумаем.

Но малшка была непреклонна.

— Подожди! Есть только одна возможность уйти от Врат в мир живых. Нужен человек, который добровольно примет твой дух. Прими меня, пожалуйста! Ты не пожалеешь! Я — магиня. Очень-очень слабенькая, но моих сил хватит для того, чтобы ты выздоровела. Не отказывайся. Да услышит меня Вседержательница Тилара!

Девушка умоляюще сложила тонкие руки у груди.

— Что за глупости, девочка? Зачем мне твои силы?

Но фигура девушки подёрнулась рябью и начала резко светлеть.

Марья, до последнего считавшая всё происходящее выдумками княжны, испугалась. Господи! Пощади ребёнка! Грех её не настолько велик, чтобы так жестоко наказывать! Неужели она мало страдала? Разве можно грехом назвать любовь?

А Нияна стала уже почти прозрачной.

— Я согласна, солнышко! Я СОГЛАСНА!!!

Девушка засмеялась и, обняв Марью, просто растворилась в воздухе. Исчезла в мгновение ока.

И что это было? И где княжна? Одни проблемы с этой магией. Но сил неожиданно прибавилось, боль в ногах практически ушла, и Марья двинулась в путь.

— Ой! Ты такая тёплая!!! — голосок Нияны звенел от счастья. — И сияешь! Мне нравится у тебя. Я остаюсь!

Шаман внимательно наблюдал, как успокаиватся дыхание Муарри... Как разглаживается лицо, прекращают дрожать мелкой дрожью руки и ноги и лёгкая улыбка появляется на разбитых губах.

— Арамия, Тилары ради, туши уже своё перо, всю комнату завоняла. Всё в порядке.

— Вот выпьет тебя беспризорный дух, сразу вспомнишь старую Арамию, шаман змеючий.

— Чшш, остынь, старуха, Муарри вернулась, — Шарсай накапал женщине в нос по нескольку капель жутко пахнущей жидкости, аккуратно зажав рукой, чтобы не дёрнулась. А на ироничный взгляд лекарки ответил. — Я бы ей ещё и в уши накапал, но не хочу лишний раз тревожить. Теперь пусть отсыпается. Всё уже позади.

Змеёныш, до этого момента притворявшийся простым браслетом, поднял голову и, широко зевнув, переполз Марье на шею изящным колье.

А Марья плыла по голубому летнему небу, лёжа на облаке и млея от тепла, удивительной лёгкости и ничегонеделанья... Как ни странно, боли не было, как не былои тревоги, рвавшей сердце в последнее время. Хотелось нежиться в тепле и ни о чём не думать.

— Тьфу, Муарья! Что за гадость в тебя налили? Невозможно работать! — возмущённо запищала Нияна. — Хотя... М-м-м... Вот это да! Эликсир силы! Мням! Ну, мы им сейчас покажем, на что способны! Эх! Был бы у меня такой, я бы и с отцом поборолась! Муарья, ты меня слышишь?

Но та развернулась на бок, поджала коленки к животу и продолжала спать, как ни в чём не бывало.

— Тем лучше — мешать не будешь. Спасибо эликсиру, внутренние повреждения заживут к пятому утру. А внешними займёмся сейчас. И начнём с волос. Думаю, тебе понравится. Рыжие кончики потом сострижёшь. Это ж надо богам додуматься — создать рыжеволосую женщину? Кошмар! Никакой гармонии.

То ли дело — волосы белоснежные. Как снег на вершинах гор... Как туман поутру в долинах. Как молоко горной мерханы. Струящиеся подобно воде в быстрой реке. Руки бы повыдёргивала тому, кто тебя так обкромсал. Чтоб он лысым всю жизнь ходил!

И маленький солнечный лучик заметался над Марьей, удаляя гематомы, заживляя рубцы и запуская механизм ускоренного роста волос.

— Бедная моя! У тебя же всё болит... Как же ты меня тащила, Муарья? — шептал лучик, сглаживая царапины и удаляя шрамы.

А наутро лекарка едва не получила нервный срыв.

Едва рассвело, она на цыпочках прокралась в комнату к Муарри, дабы убедиться, не лгал ли шаман о том, будто Муарри на самом деле вернулась и, если всё именно так, не притащила ли она чего из-за Грани.

Муарри крепко спала, разметавшись на травяной (очень лечебной, как сказал шаман) подушке, окутанная облаком белоснежных волос. Лишь на самых кончиках кое — где пробивалась бледная рыжина, но это никак не портило получившееся великолепие. Казалось, сами волосы сияют изнутри... И уже от них сияет кожа. Тонкие брови, густые ресницы. Где же взял старый Улудай такую красоту?

А может, это демон из — за Грани или... Северянка? Страшная догадка заставила вздрогнуть ашу Арамию.

— Курлужкины дети! Да если она северянка — мы все пропали! Они же своих женщин в мир не выпускают. Чем думал этот старый пенёк, когда тащил её в дом? Шарсай, змеючий поторох, ты где, когда нужен позарез? — и, морщась и припадая на правую ногу, побежала искать посыльного.

А через некоторое время дверь приоткрылась и в комнату, крадучись, на цыпочках вошла старшая жена. Ашу Лиррею снедал жгучий интерес: откуда взялась новая жена у господина, и что в ней так прельстило весьма разборчивого в женской красоте и умудрённого жизнью мужчину.

Уже много дней её не впускала сюда лекарка. Вначале просто выпихивала и говорила гадости. Потом нажаловалась сыну, и мальчик очень настаивал на том, что больной требуется полный покой.

Ну и пусть будет покой. Можно ведь просто посмотреть? Ведь когда — то же она должна излечиться? То тело, что показала в первый день лекарка, назвать женщиной можно было с большим трудом.