| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В феврале 1573 г. Юрген фон Фаренсбах был отпущен в Германию, Нидерланды и Англию для найма пяти тысяч человек (или четырёх полков) пехоты и нескольких военных инженеров на тех условиях оплаты и службы, которые были в то время приняты в Западной Европе. В наказе, данном Фаренсбаху, говорилось также, чтоб император Максимилиан II пустил также на службу царю "полковников, капитанов, поручиков и иных начальных людей...". Вместе с ним были отправлены в столицу империи стольник Иван Васильевич Воейков-Большой и дьяк Иван Михайлович Висковатый. Послы везли с собой денежные суммы (примерно 25 тысяч талеров) для закупки вооружений, а также на 110 тысяч талеров кредитных писем ("трансфертов") на антверпенские банкирские конторы от находившихся в Москве иностранных купцов.
В начале июня 1573 г. царские послы добрались до Вены, где были немедленно приняты императором. Здесь в результате переговоров Фаренсбаху было разрешено приступить к набору войск в имперских землях, а послам указаны города, где они могли разместить заказы на оружие. При этом, оказывая царю содействие в организации набора ландскнехтов, Максимилиан II также старался извлечь из военных усилий максимальные выгоды для самого себя. Он не скупился на советы насчёт сосредоточения и отправки этих наёмников, но при этом рекомендовал производить набор не от имени царя, а под флагом князя Яноша Жигмонда, а затем ввести нанятые Фаренсбахом войска в Трансильванию. Это означало бы подчинение отрядов, оплачиваемых русскими деньгами, трансильванскому князю и непосредственное вовлечение России в войну на этом фронте. На определённых условиях русское правительство готово было бы на это согласиться, но не ценой ослабления своего собственного фронта борьбы против Турции. Но именно это и стало камнем преткновения. Попытки русских послов добиться заключения с Максимилианом II военного союза не встретили с его стороны поддержки. Он был заинтересован только в том, чтобы русско-турецкая война продолжалась как можно дольше, что избавляло Австрию от заботы о безопасности своей границы с Османской империей. С этой целью он затягивал переговоры, делая русским всё более нелепые предложения и заботясь главным образом о том, чтобы не лишать их надежды на возможность вмешательства Священной Римской империи. Его тактика в этом вопросе строилась на том, чтобы поддерживать в царе надежду на заключение договора в самое ближайшее время, а когда тянуть будет уже невозможно, то предложить условия, которые сделали бы необходимыми новые затяжные переговоры. Тем временем Русско-Польско-Литовская коалиция, продолжая войну, настолько ослабила бы Турцию, что Австрия могла бы добиться выгодного для себя мира только угрозой вмешательства или во всяком случае без особого напряжения сил.
В Москву было послано извещение о скором прибытии императорского посольства, которое привезёт проект союзного договора. Это посольство действительно было организовано, но прибыло в Россию только в июне 1574 г. Однако предложения, которые они с собой привезли, были совершенно непригодны в качестве основы для переговоров. Императорские посланники хотели, чтобы Москва удовлетворилась их обязательствами вступить в войну с турками только по окончании Адрианопольского мирного договора. Каждый из союзников должен был вести войну на свой счёт и своими наличными силами. Для согласования военных операций каждая из сторон назначает своего комиссара (военного наблюдателя) в армию союзника. Переговоры с турками возможны только после консультации между союзниками. Целью войны объявляется окончательное присоединение к владениям Габсбургов центральной части Венгрии и Трансильвании и присоединение к России Азова с его окрестностями. Литва должна была "получить удовлетворение" за счёт Днепро-Днестровского междуречья, а Польша и вовсе не упоминалась. (Впрочем, несколько позднее император счёл возможным в дополнительном положении к инструкции расширить этот пункт: каждый из союзников может претендовать на сохранение всех сделанных им у Османской империи завоеваний.).
Эти пункты, вызвали бурное обсуждение в высших правительственных кругах. Получалось, что Россия должна была воевать два года без всякого участия своего союзника для того только, чтобы облегчить последнему возможность укрепиться в Подунавье; в награду за это России разрешается оставить Азов, который и так уже принадлежал ей. Однако в Москве были готовы пойти и на такие условия, выдвинув лишь дополнительное требование относительно Молдавии, поскольку без признания своих прав на неё Польша потеряет окончательный интерес к участию в войне. Однако австрийцы уже давно смотрели не только на Венгрию, но и на Валахию с Молдавией как на свою исключительную сферу влияния, и не желали терпеть там конкурентов. Но и русская сторона стояла на своём. В конце концов, императорские послы заявили, что не имеют соответствующих инструкций и заявили, что им надо запросить новые указания из Вены.
Фаренсбаху, тем временем, удалось в Германии, Англии и Нидерландах найти нужное количество наёмных солдат. Но убыль от болезней, смерти, дезертирства была так велика, что до Москвы добралось всего около четырёх тысяч наёмников.
Вслед за Фаренсбахом в феврале 1573 года из России был отправлен ещё один иностранец на русской службе Габриэль Эльфингстоун, также получивший инструкции набрать "регемент добрых и ученых солдат". Ему было поручено или нанять полк из 1600 чел., прибавив сюда для каждой роты приказных (капитана, поручика и прапорщика), отнеся начальных людей "меньшего чина" в общую массу рядовых. Эльфингстоун должен был получить деньги в Гамбурге у русского торгового "комиссара", но в связи с малым количеством денег он смог набрать лишь около сотни ландскнехтов.
Более успешно шла организация полков иноземного строя из детей боярских и "вольных всяких людей". В апреле 1572 г. в города Ярославль, Кострому, Углич, Вологду, Новгород и др. были посланы грамоты о наборе на службу беспоместных детей боярских, которым указывалось быть в "ратном изученье" в Москве у полковников-иноземцев в количестве двух полков, по 1000 человек в каждом. Всем записавшимся детям боярским было обещано жалованье "для их бедности" и кормовые деньги. Кроме того, каждый получал казённую пищаль, порох, свинец.
Первоначально предполагалось формировать эти полки исключительно из детей боярских, не могущих выполнять полковую службу из-за своего материального положения, и в дополнение к дворянской коннице сформировать дворянскую пехоту нового строя. Но к сентябрю 1572 г. число записавшихся в солдатские полки детей боярских не превышало 60 человек. Попытка сформировать эти полки из одних детей боярских успеха не имела, солдатская служба не прельщала детей боярских. Тогда правительство расширило контингент комплектования, допустив к записи в солдаты "вольных охочих людей" из татар, казаков и др., что дало положительные результаты: к декабрю 1573 г. в двух солдатских полках числилось уже 3323 человека.
Опыт в образовании первых солдатских полков правительство решило распространить и на конницу. В середине 1574 г. началось комплектование и формирование рейтарского полка численностью в 2000 человек.
Его комплектование проходило более успешно, чем комплектование солдатских полков. К декабрю 1574 г. в полку числился 1721 рядовой рейтар из дворян и детей боярских, а с начальными людьми состав полка приближался к предусмотренным двум тысячам человек. Успешности комплектования полка способствовали два обстоятельства. Во-первых, рейтарская служба считалась дворянами и детьми боярскими почетнее солдатской, была более родственной дворянской коннице, и в рейтары охотно шли дворяне и дети боярские. Во-вторых, рейтарская служба оплачивалась вдвое выше солдатской.
Таким образом, в течение 1573 и 1574 гг. было сформировано три таких полка, в том числе один рейтарский и два пехотных. Всего в этих полках числилось пять с половиной тысяч человек. Их удельный вес в общей массе русских вооружённых сил (около 60 тысяч) был довольно велик; вместе с наёмными иноземными солдатами их число достигло 15%. Это давало русскому правительству некоторое основание считать произведённую им частичную реорганизацию армии достаточной для успешного возобновления военных действий, которое планировалось на весну 1575 г.
По сути, предполагалось повторение неудавшегося замысла прошедшего года — объединившись с литвинами, расчленить территорию Крымского ханства вдоль Днепра, взять Очаков (после чего "до Царьграда вольной приступ будет"), после чего вторгнуться непосредственно на полуостров, чтобы был разорён и заселён русскими людьми Крым. Но как это часто бывает, даже самые проработанные планы могут рухнуть в любой момент из-за какого-нибудь неучтённого фактора. Поздней осенью 1574 г. в Москву стали поступать известия, заставившие русское правительство пересмотреть свои замысли на следующий год.
Часть XIX
Клинки у трона
Пока в Москве уже строили планы большого похода на Крым, поздней осенью 1574 г. положение дел в самой Литве резко обострилось, в чём была доля вины самого господаря. Разгневанный систематическим уклонением шляхты от службы, Дмитрий от угроз и уговоров перешёл к репрессиям против игнорировавших призывы на военную службу шляхтичей. По его приказу, у них начали массово отбирать землю, а их самих подвергали денобилитации. Сами по себе, в другой ситуации, эти действия хотя и вызывали массовое недовольство "благородного сословия", но вряд ли бы привели к бунту (как не привел к мятежу "устав на волоки" 1557-го года, лишивший многих шляхтичей земли), тем более, что тут на стороне господаря выступали ветераны войны, сами недолюбливавшией уклонистов. Но тут недовольство части шляхетства наложилось на дремавший до этого конфликт между королём и литовской магнатами, среди которых сложился блок влиятельных "фамилий" (Радзивиллы, Ходкевичи, Ян Кишка, Сапеги, Пацы, Остафий Волович, Ян Глебович), служивший "центром кристаллизации" недовольных. Долгое время их сдерживало лишь отсутствие поддержки со стороны простых дворян, но жёсткие меры господаря против "нетчиков" дали им то, чего им так требовалось — относительно массовую социальную базу, которая нуждалась лишь в объединяющем лидере и катализаторе, чтобы восстать против "тирана".
Ещё в 1572 г. Николай Радзивилл вступил в тайные переговоры как с крымских ханом Девлет Гераем, так и со шведским королём Юханом, предметом которых было лишение короны действующего господаря, и "вынесение" шведского принца Сигизмунда на литовский трон. Впрочем, последующие два года, идущая переписка была скорее зондажом намерений сторон, чем конкретными планами. Но в 1574 г. оппозиционеры приняли решение перейти к более активным действиям. Они сформировали сильную "васовскую" партию, выступавшую за возведение на литовский трон шведского принца, и в Стокгольм от них срочно отправился посланник, который предъявил королю документ, подписанный некоторыми высшими чинами Великого княжества Литовского, в котором те, в обмен на гарантии своих прав и привилегий, выражали своё желание видеть на троне его сына и просили Юхана оказать им всяческую поддержку в их "законных притязаниях". В самой Швеции эти предложения встретили явный интерес со стороны Юхана III. После окончания войны с Россией и Данией, шведские правящие круги стали рассматривать положение своей страны как критическое. Они начали поглядывать на Русское государство не просто как на конкурента в борьбе за господство над Балтийским морем, но и как угрозу своей территориальной целостности, чему способствовали русско-шведские споры за часть контролируемых шведами финских земель, на которые выдвигали свои претензии и русские. Отсюда был и такой интерес Юхана III к владениям почивших Ягеллонов, завладев которыми можно было не просто "запереть" Россию в пределах Финского залива, но и попытаться передвинуть шведские границы дальше на восток. Первая попытка завладеть польским и литовским престолами в качестве наследника Сигизмунда II Августа провалилась, но теперь сами литовские паны предлагали его сыну корону своего государства. Однако, также было ясно, что Дмитрий добровольно не покинет трон, а новая война, по крайне мере в ближайшее время, со своим восточным соседом не входила в планы Юхана III, который занял в этом вопросе двойственную позицию. Посланцев литовских панов тепло встречали в Стокгольме, заверяя в своём самом искреннем благорасположении и поддержке, но от принятия на себя каких либо обязательств воздерживались. Тем не менее, в самой Литве, не дожидаясь ответа из Швеции, в поветах началась агитация за смену господаря и прекращение войны. Надежду на успех противникам короля внушало и возникшее обострение отношений между Россией и Данией. Копенгагену, как и Стокгольму, внушала опасения угроза возникновения русско-польско-литовской унии, которая грозила полностью изменить баланс сил на Балтике. На это накладывались территориальные и торговые конфликты. Прежде всего, это касалось т. н. "лапландского спора", возникшего из-за отсутствия чёткой границы между Русским государством и, входившей в состав Дании, Норвегией. И если раньше, предметами спора между русскими и норвежцами были население, происхождение его и вопрос о том, кому из них оно должно платить дань, то датчане же впервые возбудили вопрос о праве собственности на эту территорию и заявили, что вся эта обширная область, как Финмаркен, так и Лапландия, принадлежат исключительно Норвегии. При этом датский король простирал свои претензии и на Кольский полуостров, который он называл "отнятым" у его страны. Русские, разумеется, с подобными претензиями были несогласны, и постепенно осваивались на севере, проникая даже в те районы, где были датские поселения.
К этому добавлялись трения, из-за поддержки датчанами Данцига, отношения Дмитрия с которым приобрели совершенно враждебный характер. Главная причина неудовольствия, а позже и вражды, Дмитрия к Данцигу заключалось в желании короля подчинить себе свободный город и утвердиться в устье Вислы; стремление Данцига клонилось к совершенно самостоятельной и особой от Польши политике; он не желал помогать королю в его войнах с Турцией и Крымом, не соглашался участвовать в сборе средств, введённом ради польских интересов, желал сохранить полнейший нейтралитет. Отношение Дмитрия к Данцигу приравнивались отношениям самодержца к вольному городу. Король постоянно давал городу понять, что он как король мог и не прибегать к просьбам и увещеваниям, а прямо пригрозить силой; на беду польскому королю, никто, однако, не придавал значения таким выражениям его, ибо все знали, какова власть польского короля, связанного такой конституцией, которая делала значение его совершенно ничтожным. На все обращения Дмитрия назначить новые подати и налоги на все товары, приходящие в гавань Данцига, магистрат оставался глух; это усиливало ненависть к нему короля. По сути, взаимоотношения между королём и городом из состояния "холодного мира" в разряд "холодной войны" стали переходить после весеннего сейма 1572 г., когда поднят был вопрос о редукции (возврате) коронных имений, большая часть которых находилась во владении крупных магнатов. Как уже было сказано раньше, основываясь на статуте 1505 г., Сигизмунд II Август возымел намерение вернуть себе доходы с многих земель и имений, некогда принадлежавших польским королям, но уступленных и подаренных магнатам, князьям и городам. Это намерение короля было горячо поддержано шляхтой, но, как уже упоминалось, встретило решительное сопротивление магнатерии; против этой редукции особенно ревностно восстали прусские города с Данцигом во главе. Неудовольствие Данцига усугубилось ещё требованием короля, чтобы представители Пруссии заседали на всех сеймах наряду с представителями Польши, чтобы король имел право вызвать их когда ему угодно, и удалять их каждый раз, когда разбирались специально его королевские дела. Отсутствие единства в прусских городах помогло Сигизмунду: процесс об "экзекуции прав" был проведён; вышел также и декрет короля, чтобы воеводы и каштеляны прусские заняли свои места в Сенате. Один Данциг твёрдо держался против всех враждебных намерений Сигизмунда и его преемника; теперь, когда король обращался к нему за деньгами, бургомистры отвечали ему, что согласятся на это, если он уничтожит экзекуцию.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
