Ветер полнолуния (часть 1)

Запах сена убаюкивал, привычные дневные звуки успокаивали, нюх молчал. Марти даже не понял, как рядом оказался Рихар. Словно из воздуха возник. Заснул он, что ли, так позорно проглядеть мальчишку?! А если б не Рихар, а Герейн? Марти в сердцах выругался.

— Тише, — прошипел мальчишка.

— Разве уже вечер?

— Стража обыскивает постоялые дворы. Лежи, чего вскинулся, — Рихар обернулся на дверь. — Сюда не дошли еще. Я не знаю, как обыскивают, может, только по комнатам. Но дворы точно смотрят и двери все перекрывают. Мы с улицы видели.

— Ясно. — Марти сел, медленно потянулся. Двигаться было больно, но терпимо. Драться сможет. Недолго. — Что делать предлагаешь?

Рыжий пожал плечами:

— Сидеть тихо и надеяться, что пронесет. Колдовать я не умею. А то, что умею, в городе нельзя. Только ночью.

— Ясно, — повторил Марти. — Ладно, значит, сидим тихо. Давай тогда глубже зароемся. Азельдорская стража ленивая, если они точно не знают, что я здесь, самое большее — влезут на вон те тюки, оттуда глянут и свалят. Если ничего подозрительного не углядят.

— Угу... щас... — рыжий зарылся в сено.

Очень скоро он устроил что-то вроде пещерки. Помог Марти забраться внутрь, влез сам, забил вход сеном. Не найдут. Вот только королевский пес ощущал себя не в безопасной норе, а в самой настоящей ловушке. Из норы должно быть по меньшей мере два выхода!

День утратил благостное спокойствие, наполнился душной, вязкой тревогой. Хуже нет, чем ждать, полностью осознавая свою беспомощность. Помоги, Воин, защити, Звездная дева! Мы сделали, что могли, теперь только надеяться.

Время, отмеряемое только ударами сердца, тянулось слишком медленно. Марти сидел, закрыв глаза, весь обратившись в слух.

Рихар сжал его ладонь. Голоса? Проклятое сено, глушит звуки!

Голоса, шаги, стук двери.

— Если здесь кто и есть, беса с два найдешь. Разве что подпалить.

— Помилосердствуйте!

— Думай, что несешь, ушлепок ты недоделанный! "Подпалить"! Не на зачистке! Тебя самого за такое подпалят, мало не покажется.

Шуршание соломы, невнятная ругань.

— Нет здесь никого. Идем дальше.

Шуршание. Стук двери. Можно дышать.

Они с Рихаром еще долго сидели тихо, не только не разговаривая, но даже не шевелясь. Один раз повезло, и хвала богам, и незачем судьбу искушать. Но тревога отпустила. Марти даже задремать умудрился. Правда, тут же получил тычок от Рихара:

— Не спи, стонешь!

Тогда он сел, подперев голову руками, и стал думать о том, как достанет Герейна. Это бодрило.

Когда показалось, что они сидят здесь уже целую вечность, что давно и вечер прошел, и ночь, Рихар снова сжал его руку:

— Пора.

Наконец-то!

Марти так шустро пробирался вслед за Рихаром к выходу, что, когда мальчишка вдруг замер, чувствительно ткнулся носом в его спину. Рыжий сердито зашипел:

— Назад!

Теперь Марти услышал: на улице, у самых дверей сеновала, тихий смех, поцелуи, неровное дыхание. Бесово семя! Хорошо, если поцелуями ограничится, а если нет, они ж сюда и пойдут! На сено! И "занято" не крикнешь. Вот же бесовы происки.

Рихар нетерпеливо толкнул, и Марти отступил назад. Снова в нору забиваться? Боги, как не хочется.

— Туда, — Рихар махнул рукой и сам, протиснувшись мимо Марти, первым полез — вдоль стены, протискиваясь между нестругаными досками и сеном. Правильно. Должна остаться хоть какая-то свобода если не маневра, так хотя бы обзора.

Они едва успели. Открылась и закрылась дверь, смех стал громче, дыхание жарче. Зашуршало. Девичий голос протянул капризно:

— Постелил бы хоть чего, колется!

— Брось, — засмеялся мужчина, — неженку из себя не строй. А то будто никогда в сене не валялась.

Заглушил возражения поцелуем. Невнятное мычание перешло в стоны, мужчина дышал хрипло и часто, девчонка тоненько взвизгивала. Марти прислонился затылком к стене. Ишь, наяривает. Он и сам, случалось, таскал девчонок в сено — хорошеньких служанок, посудомоек, разбитных горожаночек и деревенских простушек. И сейчас кровь быстрей побежала в жилах. Эта, похоже, горячая штучка, вон как распалила своего кавалера. Но, боги, до чего же не вовремя!

Ладно, если бы здесь оказалась наивная влюбленная парочка, не зашедшая дальше поцелуев, было бы хуже. Эти перепихнутся и уйдут, а те бы до утра проворковали. Ищи во всем лучшее, королевский пес. Подождем. В предзимье ночи долгие.

— А-ах, — протяжно вскрикнула девчонка. Возня затихла на несколько мгновений, потом послышался смех. — Ты горя-ачий.

— Ты тоже не ледышка, — хохотнул мужчина. — Хочешь еще?

О боги, нет!

— Дава-ай... о-о...

О боги. А если они полночи здесь кувыркаться будут? А потом еще так укатаются, что здесь же и отдохнуть прилягут. До утра. Милосердная Звездная дева, клянусь, я больше никогда... никогда! Дай уйти.

Время шуршало песком сквозь пальцы, сочилось кровью из неперевязанной раны. Ничего, ночи предзимья долгие, азельдорская стража ленива. Уйдем. Марти покосился на Рихара. Без толку. Темно, не разглядеть, даже дыхания не слышно, будто мальчишка вовсе растворился в темноте. Накатила паника; Рихар, словно почуял, коснулся его руки. Хотя почему "словно". Говорил же, что чует страх. Ох, королевский пес, не позорился бы.

Возня страстной парочки наконец-то затихла, теперь слышалось только тихое, расслабленное дыхание, довольный шепот девчонки, короткие, ленивые смешки мужчины. Ну, что? Уйдут, нет? Шуршание, поцелуй... негромкий смех... зевок... Марти сжал кулаки, сильно, так, что боль огнем хлестнула вверх по рукам. Уходите. Проваливайте, чтоб вас на том свете бесы драли!

Ударил в лицо холодный ночной ветер, чуть слышно стукнула дверь. Рихар подтолкнул:

— Вылезай, быстро.

Перед дверью Марти помедлил. Вроде тихо.

— Выходи, — снова толкнул Рихар, — нет там никого, они ушли.

Двор заливала темнота, странно густая, необычная для города. Морозные иглы пробежали по хребту, заворочались в животе. Не нюх, не тревога — паника.

— Спокойно, — непривычно взрослым голосом сказал Рихар. Марти резко обернулся: мальчишка по-прежнему был невидим. Жесткие пальцы сомкнулась на плече: — Заскулишь — попадемся. Спокойно. Ничего не делай, просто слушай меня.

— Командуй, — медленно выдохнул Игмарт.

— Через забор. К стене, переулками. Не беги, просто быстро иди. Найдешь дорогу?

— Да.

— Я буду близко. Будет страшно, не обращай внимания. Если не уверен в себе, заткни чем-нибудь пасть.

— Справлюсь.

— Остановись под стеной, закрой глаза и, что бы ни случилось, молчи. И руками не размахивай.

— Понял.

— Вперед.

Ледяные иглы паники взорвались огнем в крови. Марти перемахнул через забор и повернул к городской стене. Не бежать, просто быстро идти. Он помнил дорогу. Три квартала прямо, и это самая опасная часть пути, потом свернуть в переулки сапожного квартала, там стража не ходит, и все они заканчиваются тупиками у стены.

Эхо шагов металось между спящими домами, тьма затопила улицу, и если эта морозная жуть называется невинным словом "страшно", то Герейн — добрый дядюшка. Не бежать. Ясно, почему. Побежишь — паника захватит, замутит голову, так и влетишь на полном ходу в очередные неприятности. Возможно, в смертельные.

И не орать. По той же самой причине.

Рванул с пояса ремешок для кошелька, сжал зубами. Так легче. Свернул. Хорошо. Еще немного, совсем немного, совсем. Боги, почему так тихо?! Только ребенок плачет где-то недалеко, в каком-то из этих темных домов. Если бы не этот плач, можно было бы подумать, что квартал вымер в одночасье.

Все-таки сорвался на бег, и почти тут же врезался в стену. Поднял голову — ни луны, ни звезд, ни даже туч, как будто неба вообще нет, а есть только сплошная непроглядная тьма. Нелюдские штучки. Выдохнуть. Закрыть глаза. И руками, говорил, не размахивать? Марти завел руки за спину, сцепил пальцы в замок. Замер. Сердце колотилось как безумное, казалось — теперь, когда стихли шаги, от ударов сердца такое же эхо идет, разносится по лабиринту темных переулков, множится, настигает...

Стиснуло, рвануло вверх, паника взметнулась черным огнем. Игмарт стиснул зубы так, что челюсти заныли и зашумело в ушах. Желудок подкатился к самому горлу, хорошо, что с утра не ел. Можно ли звать богов, если в этот самый миг тебя спасает нелюдь? Наверное, лучше не надо.

Земля ударила по ногам, и тьма отпустила. Марти ощутил колючую сухую траву под щекой. С трудом расцепил пальцы, оперся ладонями, поднялся на четвереньки. Сел. Поднял голову. В прорехах низких туч сияли звезды. Примерно в ста шагах смутно белела стена Азельдора. Закричала вдалеке сова.

Выбрались.

Что-то мешало дышать. А, бесово семя, ремень! Чтобы разжать сведенные челюсти, пришлось постараться: растереть лицо, расслабить мускулы. На ремне отчетливо виднелись следы зубов. Позорище. И руки дрожат.

— Как ты? — тихо спросил Рихар. Оказывается, все это время мальчишка тихо сидел рядом. Снова — просто мальчишка. И, кажется, такой же уставший, разбитый и растерянный, как и Марти.

— Терпимо, — неловко ответил Игмарт. — Почти хорошо.

— Пойдем тогда, — Рихар встал. — Рассвет скоро.

Вопреки тайным опасениям Марти, ноги его вполне себе держали, и после первых немного неуверенных шагов он сумел взять неплохой темп. Больно, голову ведет от слабости, но бывало и хуже. Мальчишка легко шагал рядом, от него не веяло ни страхом, ни опасностью, наоборот — готовностью подхватить и поддержать. Странно, неправильно. Не привиделась же мутная мгла, до краев напитанная ужасом. Нелюдь. Опасная тварь. Мальчишка, который спас его — возможно, рискуя собой.

— Рихар. Могу я спросить?

Ответил быстро, будто ждал вопроса:

— Лучше не надо.

Какое-то время шли молча. Сначала ломалась под ногами сухая трава, потом вышли на тропу. Скоро тропа свернула в лес. Нелюдь выбирал путь уверенно: не иначе, подумал Марти, лотаровский дар ведет. Ну и хорошо, слава их Звериной матери.

— К утру дойдем, если быстро идти, — сказал мальчишка. — Сможешь?

— Да.

Прибавил шагу. Хорошо, что день отлежался. Все не так страшно, как могло бы быть. Почти хорошо.

— Рихар.

— Я же сказал, не надо.

Марти на ходу коснулся худого плеча:

— Я не спрашиваю ничего. Просто спасибо.

— А-а, — мальчишка насмешливо фыркнул. — Пожалуйста.

Владетельный барон Готфрид Герейн отнюдь не отличался добрым нравом, но все же редко когда бывал настолько разъярен. Он еще сдержался, сумел не сорвать злость на доставившем вести гонце, даже наградил того — а как же, за дурные вести надо награждать щедрей, чем за добрые, иначе рискуешь узнать их как раз в шаге от эшафота. Пусть гонец радуется полученной от господина серебрушке да похвале за расторопность, пусть гонит коня во весь опор, поспешая обратно в Азельдор с наказом — найти, живым взять, даже если весь город вверх дном перевернуть придется! И щенка, и всех, кто с ним рядом! Причастны или нет, люди короля или случайные попутчики, после разберемся, пока важно не упустить.

Барон Готфрид Герейн метался по парадной зале родового замка, честя на все корки проклятого щенка, нерадивых азельдорских стражников, а пуще всего — давшего себя убить мага, чтоб ему вечность вариться в кровавом котле Хозяйки тьмы. Подпустить королевского пса на расстояние броска ножом! Это же каким надо быть остолопом! Кретином самоуверенным! Нет, что самоуверенности ныне покойному мэтру Суришу не занимать, Герейн знал всегда. Но полагал, что неумеренное самомнение мага относится все же к его знаниям, умению чары плести, короче, к тем областям, в коих он и впрямь достиг определенных высот. А он, вишь, вздумал! Тягаться с королевским псом в бою! Боги великие, видели вы другого такого болвана?!

А Готфриду Герейну теперь мало того что с племянником и прочими королевскими прознатчиками разбираться, так еще и нелюдь самому в узде держать! Или, если не удержит, избавляться... зачищать, как положено, упаси Старуха! Для того ли прикармливали. Да только вспомнить, чего стоило Суришу заклясть тварей на повиновение хозяину! Впрочем, все же меньше, чем самому Герейну — найти зерно смысла в древней семейной легенде, свести концы с концами в неясных слухах, отыскать старые хроники, надежно запертые в пыльном архиве родового замка. Обычно об избранниках в роду помнят крепко и гордятся ими непомерно, но у кого нынче хватит дерзости похвастать избранником Старухи в предках! Тем более таким, который, может статься, до сих пор где-то летает, кровь из добрых людей пьет. Боги не любят ослушников. Дурак был пра-пра-какой-то-дед, барон Зигмонд Герейн, ох и дурак. Такой бы случай Готфриду, уж он бы не упустил. Но его боги не отметили, ему пришлось покупать то, что предку на дармовщинку предлагали. Деньгами, кровью, смертью... деньги были свои, кровь и смерти — чужие, однако достались не дешевле, Суриш свидетель...

Вспомнив, сколько тайных трудов брал на себя маг, Герейн заскрипел зубами. Храбрости ему не занимать, но Хозяйку тьмы улещивать — одной храбрости мало. Суриш не таился от господина, все тонкости кровавых ритуалов Герейн видел своими глазами, и не раз, но одно дело видеть, а другое — самому... Все же спокойней, когда между тобой и темной богиней хоть какой, да посредник.

Но и терять послушную своей воле стаю кровососов барон Готфрид Герейн не хотел. Это ж какая силища! Какой способ людишек в кулаке зажать, да так, чтоб никто сторонний не подкопался! Основа нынешнего благополучия, и ладно бы только нынешнего — будущего! Главный, пока что тайный козырь в той большой игре, где ставкой — трон его всем надоевшего величества Гаутзельма. Сейчас нелюдь держат суришевы чары. Пока держат; надолго ли хватит — одной Старухе ведомо. Проклятый щенок, и тут подгадил! Суриш мертв, другого умелого мага не вот так сразу отыщешь, да еще не сказать, что получится привязать к себе, молчание и верность обеспечить. Нет, на магов надежды мало, придется теперь самому нелюдь держать. Благо, на кровь Герейнов заклята. В ближайший же храмовый день Старухе поклониться, испросить благословения, жертву пообещать... нет, жертву придется сразу, он не маг, у него нет должной силы, великая богиня не снизойдет к просьбе, подкрепленной лишь обещанием будущей платы, словно от какого-то торгаша. Сразу. Со всем почтением. Боги, страшно-то как. Бесов Суриш, нашел время помереть! Кретин.

— Ты мне ответишь, — цедил сквозь зубы Герейн, сам того не замечая, — ты мне за все ответишь. За все заплатишь, щ-щенок...

Анегард глядел на спящего Игмарта и отчаянно боролся с назойливым досадливым восхищением. Наглец, неприятный тип, королевский соглядатай, было бы кем восхищаться! Ну да, любой другой несколько дней пластом бы валялся, горячий бульончик из чужих рук хлебал, а этот на своих ногах из города выбрался, до лагеря дошел, и только потом свалился. Ну так королевский пес — это и не "любой", а "лучший".

— Сильный парень, и не трус, — эхом от его собственных мыслей сказал Рихар.

— Сам-то как? — спросил Анегард. — Устал?

— Устал, — с легким удивлением признался мальчишка. — Раньше такое легче давалось.